Фея и Тот Самый Один (СИ) - Романова Наталия - Страница 27

Вскоре потолок покачнулся, тело расслабилось, стало на удивление легко и спокойно. Я словно взлетела над постелью, парила в волшебной пыльце, пока не уснула крепким сном без всяких сновидений.

Пришла в себя довольно быстро, наверное, мне вкололи что-то не слишком убойное или на мой взъерошенный организм не действовали и сильные успокоительные.

В палате я была одна, значит, Лёва ушёл на операцию или консультацию, или домой… Мозг зацепился за слово «консультация», план выстроился сам собой и был прост, как всё гениальное.

В больницах существуют платные услуги, когда приходишь и говоришь: хочу на консультацию к профессору Пупкину. И профессор принимает тебя. Хорошо же? Хорошо! А нас с Мишей примет Один. Хорошо же? Отлично!

– Аня, где хозрасчётное отделение? – выпалила я медсестре на посту, нетерпеливо перебирая ногами, как ездовая лошадь перед стартом.

– На первом этаже, справа от гардероба, – ответила та, не поднимая головы.

Я рванула по длинному коридору к лифтам, игнорируя предупреждения Ани о том, что Леонид Борисович не разрешал покидать палату, и Маргарита Карловна тоже. Не до собственного драгоценного здоровья было. Пусть выписывают за несоблюдение больничного режима.

– Леонид Борисович, здесь пациентке срочно нужна консультация, говорит, безотлагательно, – пропела в трубку девушка за стойкой, когда я выказала желание попасть на консультацию к Одину прямо сейчас. Она никак не прокомментировала мой внешний вид, пижаму и размазанную по лицу косметику. – Послезавтра? Шестнадцать тридцать? Шестнадцать тридцать, послезавтра, вас устроит? – вопросительно посмотрела на меня.

– Мне сегодня надо! – потребовала я.

– Сегодня приёма нет, – отрезали в ответ. – Послезавтра в шестнадцать тридцать или через три недели… нет, месяц, – девушка внимательно посмотрела на монитор, после, не моргая, на меня, с ледяным спокойствием ожидая ответ.

– Устроит! – тут же согласилась я. – Я оплачу, сейчас!

– Подойдёте за полчаса в регистратуру, оформите карточку и договор, – вежливо ответила девушка. – Оплата перед или после приёма, как вам удобнее.

– Но я хочу сейчас, – попыталась я настоять.

– Девушка, подойдете за полчаса в регистратуру, оформите карточку и договор, оплата перед или после приёма, как вам удобнее, – повторила она заученные слова. Пришлось отступить.

Боже! Я не верила себе, своей удаче. Неужели то, что происходит, происходит со мной? Тот самый Один, очередь к которому во Франкфурте-на-Майне была расписана на несколько месяцев вперёд, а стоимость консультации которого равнялась бюджету небольшой Африканской страны, примет нас послезавтра?

Он же мой сосед-художник, с которым так понравилось целоваться. О котором я мечтала, которого хотела всей душой и телом.

Как сложить эти два факта воедино, я не представляла. Мысли витали вокруг Миши, возможности дальнейшего лечения, его шанса на здоровье, пусть не богатырское, но здоровье. Планов встать на ноги.

Лёва обязательно нам поможет, непременно! Я нашла сотни отзывов о нём на всех возможных языках мира, прошерстила все сайты, которые только нашла, с его работами, читала через автопереводчик, не понимала ничегошеньки из тонны умных слов, но знала наверняка – именно этот человек способен сотворить чудо.

Правда фотографию видела всего одну, на портале клиники в Франкфурте-на-Майне, и там он был совсем не похож на себя, если напрячь память, то на человека, который не так давно занял моё парковочное место, немного походил, а на Лёву – нет.

Оставались организационные моменты, и можно считать, что я в кои-то веки сорвала куш.

– Ника, – просипела я в трубку, от волнения голос сел. – Ты можешь прямо сейчас поехать ко мне домой, взять медицинские документы Миши и привезти сюда? Приёмные часы до восьми, должна успеть.

– Мы с Мироном собираемся в ресторан, – извиняющимся тоном пискнула Ника. – Давай завтра? А, нет, придумала! Говори, где бумаги!

Я быстро объяснила, где лежит огромная папка с Мишиными справками, выписками, заключениями десятков специалистов, которых мы прошли, прежде чем я относительно успокоилась, приняв, что мгновенно нам не помогут, волшебной таблетки нет.

Через час с небольшим, когда я сидела на кровати, предаваясь мечтам о том, куда мы поедем с Мишей отдыхать после того, как его вылечат, какие страны посетим, на какие горы поднимемся, сколько дорог пройдём, в палате появился Антон… точнее, Антон Семёнович.

– Дорофея, Фея, Фея, здравствуй! – поприветствовал он, широко улыбаясь.

По спине пробежали холодные колкие мурашки, я с трудом подавила рвотный позыв, отчего-то съёжилась, но быстро взяла себя в руки. Улыбнулась, изображая радость от встречи и от… в общем, радость. Самую, что ни на есть искреннюю, примерно как у мангуста при виде змеи – вгрызться бы в глотку, стереть с лица ухмылочку точь-в-точь, как у Роди.

– Держи! – он показал на папку с документами Миши. – А это гостинец.

Антон Семёнович подошёл вплотную к кровати, посмотрел на меня сверху вниз, протянул пакет с фруктами.

– Спасибо, – засияла я, растягивая губы в самой широкой улыбке, на которую только была способна. – О! Апельсины! – обрадовалась, будто двести лет апельсинов не видела. – Не надо было, – я решила проявить максимальную вежливость, как следует расшаркаться, в надежде, что братец моего бывшего поскорее уйдёт, получив свою порцию благодарностей. – Но, спасибо огро-о-о-о-омное!

– Не за что, дорогая моя.

С этими словами Антон Семёнович присел на краешек кровати, пододвинулся ко мне подозрительно близко. Я в свою очередь отодвинулась подальше.

– Как всегда прекрасна, – вдруг прошептал он, протягивая руку к моему лицу, поправил прядь, заправив её за ухо каким-то интимным жестом.

Слишком интимным, вопиюще личным, недопустимым, во всяком случае, ему в отношении меня. С какой радости-то? Пусть Верочку драгоценную холодными пальцами трогает, а меня оставит в покое.

– Что же ты не позвонила, Фея, – вкрадчивым голосом проговорил Антон по батюшке Семёнович. – Ведь говорил, что в любой момент, любая просьба…

– Да… я…

– Я для тебя горы сверну, Дорофея, – вдруг прохрипел Антон с рожей Роди. – Всё для тебя сделаю, против семьи пойду, Веру брошу, детей, на тебе женюсь, Мишу усыновлю, деньгами осыплю…

Со всем этим бредом он надвигался на меня, прижимал к спинке кровати, не давая вывернуться, вжимал в себя, горячо и пошло дышал мне в лицо, пока не навалился всем телом, подгребая под себя, словно я не человек, а кукла резиновая, и впился в губы слюнявым ртом.

Я молотила по широкой спине со всей силы, выворачивалась, выгибалась, дрыгала ногами, пытаясь выбраться.

Антон водил губами по моим, плотно сжатым, пуская слюни на подбородок, пытался забраться под пижамную кофту, вызывая приступ паники, накатывающий чугунной стеной, который грозил раздавить меня. Но я продолжала отчаянно сопротивляться, как могла, насколько получалось, изо всех возможных и невозможных сил, лишь бы сбросить с себя Антона, оторвать свои губы от его мерзкого рта.

На долю секунды показалось, что силы заканчиваются, заминкой воспользовался урод с рожей Роди и запихал мне в рот язык. Одновременно я почувствовала, что меня вырвет, прямо сейчас, здесь, мелькнула мысль, что лучше подавиться рвотными массами и умереть, чем терпеть происходящее, и то, что Антон… отлетает от меня. Вот он вдавливал меня в кровать, а вот его не стало.

В миллисекунду подорвалась, краем сознания сообразила, что моего обидчика схватил Лёва и заломил ему руки, рванула в уборную.

Кинулась к крану, врубила воду и начала со всей силы отмывать рот. Пыталась полоскать водой, зубным эликсиром, выдавила пол тюбика пасты, проглотила мятную субстанцию, тщательно очистив всё, до чего могла добраться щётка.

Ощущение Антоновских слюней не покидало меня. Они просто плескались во мне от затылка до желудка, поднимались тошнотой, заставляя полоскать, полоскать и полоскать рот, отмывать лицо, руки.