Фея и Тот Самый Один (СИ) - Романова Наталия - Страница 29

Теперь всё уверенно шло по пис...ссимистическому сценарию, твою мать!

Леонид остановился в дверях спальни. На кровати, свернувшись в позе эмбриона, спала Фея – его личная волшебница, которая как никогда нуждалась в чуде. Он дал ей снотворное, самое простое, не рецептурное, человеку необходима перезагрузка, организм должен получить свою дозу мелатонина.

Утро вечера мудренее, завтра выходной, возможно, он найдёт нужные слова или решение проблемы Миши, не зря же он столько лет учился, практиковал и стал Тем Самым Одиным – пора оправдывать.

Лёг рядом, закрыл глаза, сосчитал до десяти и обратно, мирно спящая Фея сводила с ума, всё, что было ею – сносило напрочь мозг. Возбуждало до чертей в глазах.

Знакомый аромат парфюма, еле заметный сейчас, шлейфовый. Запах кремов, всех этих баночек, тюбиков в несчётном количестве, которые, похоже, всегда были рядом с хозяйкой, и чего-то особенного, что он не чувствовал никогда в жизни, не мог никак идентифицировать, и от чего сходил с ума.

Близость тела, тепла, собственные фантазии на грани приличия, да нет, перешагнувшие её, оставившие далеко за спиной эту грань. Он, как гормонозависимый подросток, мечтал о таком, что становилось стыдно. А, к чёрту пуританство, не становилось ему стыдно, ни капельки.

Влюбился, хотел и не собирался загоняться из-за этого.

Рука автоматически, не спрашивая разрешения, обхватила Фею, ладонь устроилась между грудей, деликатно обойдя сладкие полушария, и подтянула к себе, вдавив спину в грудь. Фея завозилась, что-то промямлила, расправилась, доверчиво прильнув. Так они и проспали всю ночь.

Разбудила вибрация телефона. Соня. Приехала навестить, как и собиралась. Не понятно, почему в такую рань, разве юные барышни не должны спать до обеда? Позвонил консьержке, которые в этом месте похлеще хорошо обученных сторожевых собак, сказал пропустить гостью, открыл дверь.

– Ты чего в такую рань? Привет, – несмотря на якобы недовольство, он улыбнулся и поцеловал дочку.

Умница, красавица, понятно, есть в кого, одно семейство Фридманов чего стоит, и он не промах, но всё же каждый раз, глядя на Соню, удивлялся, что у него выросла такая дочь. Когда успела, спрашивается? Совсем недавно, кажется, держал кулёк в бело-розовых рюшах у дверей роддома.

Эх, повторить бы этот опыт, с нынешним умом, а не тем, перепуганным, юношеским, колотящимся в панической атаке.

– Я помешала? – Соня понимающе посмотрела на обувь и светлый плащ в прихожей. – Мама бабушке рассказывала про твою пациентку, но не думала, что всё настолько далеко зашло, – поводила бровями.

– Нос не дорос знать о таких вещах, – отшутился Леонид, обнял Соню, направляя на кухню.

– Я совсем на чуть-чуть, – Соня устроилась на стуле, жевала круассан и запивала чаем. – Биологию перенесли, сегодня зачёт по цитологии, нельзя пропускать.

Естественно, Соня заканчивала школу с медицинским уклоном, само собой, там была биология с углублённым изучением цитологии, молекулярной биологии, сравнительной и эволюционной физиологии, и прочего, прочего, прочего, что каждый Один изучает едва ли не с пелёнок. Леониду казалось, он буквы-то выучил по большой советской энциклопедии деда, а не букварю.

– Настолько соскучилась по старику-отцу, что приехала до зачёта? – с улыбкой спросил он.

– Ты не старик! – искренне возмутилась Соня. – Соскучилась!

– А если по-честному?

– По-честному соскучилась, ну и…

– И-и-и-и? – Леонид улыбался, он просто не мог без улыбки общаться с собственным ребёнком.

– Не мог бы ты дать мне денег на платье на выпускной?

– Неужели мама не выделила деньги на платье? – не поверил Леонид.

Лиат не зарабатывала миллионы, как и большинство врачей в стране, но малообеспеченной её назвать было невозможно. К тому же, были дедушка с бабушкой Фридманы, они точно могли похвастаться финансовым благополучием, не зря дело мужа Лёки столь успешно. Не существовало ни единой причины, чтобы отказать дочери в такой малости, как платье на выпускной.

– Выделила, – фыркнула Соня, напомнив, что не выбралась из подросткового возраста. – Только Лиат хочет, чтобы платье я купила с ней, «нежное, воздушное и прекрасное, как сама молодость», – скривила она губы, явно передразнивая мать.

Соня с раннего детства привыкла называть маму по имени, бабушку мама-бабушка, дедушка оставался дедом, а отец – папой.

– А я хочу вот это, – она протянула Леониду телефон, с открытым сайтом, где красовались фотографии… платья.

Не слишком он разбирался в моде, тем более для юных девушек. То, что он видел, не походило на выпускное платье, на платье тоже тянуло с трудом. В представлении почти сорокалетнего мужчины, конечно, реакция Сони говорила, что вот это… чёрного цвета, шифоновое, с откровенным лифом, пышной, асимметричной юбкой – платье, а не костюм куртизанки на рок-фестивале.

– Ты понимаешь, что Лиат меня убьёт, если я дам деньги на это? – проговорил он, вздыхая.

– Понимаю, – кивнула Соня. – Но это мой праздник, и я хочу именно это платье, причём здесь вообще Лиат? – искренне возмутила она.

– Действительно… – Леонид закатил глаза. – Сейчас переведу, – он открыл приложение интернет-банка, готовясь расстаться с приличной суммой для того безобразия, которое он видел, и прикрыть грудью родное чадо, когда Лиат узреет дочь вот в этом… «нежном, воздушном, прекрасном, как сама молодость».

Периферическим зрением увидел Фею, которая стояла в дверях кухни, широко распахнув глаза. Быстро нажал кнопку перевода, отложил телефон в сторону, поднялся навстречу, вглядываясь в лицо при полном макияже.

– Я… пойду, – пролепетала Фея, показывая рукой в сторону двери. – Не хочу мешать…

– Постой.

Леонид быстро поднялся, подошёл к Фее, обхватил за талию и подтолкнул вглубь кухни, ставя напротив Сони.

– Познакомьтесь, – сказал он. – Дорофея – моя подруга, – подходящего слова не нашёл. «Моя женщина» – слишком самонадеянно, «моя девушка» – не подходяще, «моя соседка» – безлико, и соседки обычно не ночуют в его постели. – Соня – моя дочь.

– Фея, – проговорила откровенно ошарашенная Фея.

– Соня, – Соня уставилась на Фею с нескрываемым, прямо-таки исследовательским интересом.

Леонид не мог точно сказать, что творилось в голове дочери. Они никогда не обсуждали отношения между ним и Лиат, она не задавал вопросов, он не спешил объяснять, почему всё произошло так, а не иначе. Но и ни с какими женщинами Соня его не видела, этой стороны жизни отца для дочери не существовало.

Моя жизнь столько раз разбивалась, что я должна была привыкнуть, не реагировать настолько болезненно, не кусать себе губы до крови, не мечтать сойти с крутящейся с невыносимой скоростью планеты, но в этот раз, казалось, я не выдержу.

Пропажа мамы, смерть бабушки, детский дом, отношение окружающих, косые взгляды, неизбежно сопровождающие меня, когда узнавали, что я детдомовка, существо без роду-племени, образования и воспитания – всё это должно было подготовить к сегодняшнему дню. Не подготовило. Я оказалась бессильна выдержать ещё одну пощёчину в копилку разочарований.

Сразу после аварии, единственное, о чём я думала – здоровье Миши. Операции, лекарства, последствия. Пыталась хоть как-то наладить жизнь, выкрутиться из той задницы, где очутилась. После жила не надеждой, а железобетонной уверенностью, что доктор из далёкой Германии нам обязательно поможет. Иначе быть не может, потому что не может. Нужно только приложить усилия, придумать что-нибудь…

И вот последний удар, как завершающий аккорд. Один Леонид Борисович – врач, именем которого я буквально бредила последние полгода, не может помочь Мише.

Один не может. Леонид Борисович не может. Лёва не может. Лёня не может. Никто не может.

Я услышала много умных слов, доносивших до меня спокойным, невозмутимым, вкрадчивым голосом, что Деда Мороза не существует, Зубной феи тоже, чудес не бывает. Миша останется в коляске. Чёртовом, ненавистном, отвратительном инвалидном кресле!