Красная линия метро - Евменов Владимир - Страница 27

Эта мысль показалась ему забавной, однако развивать ее дальше он не стал, поскольку в памяти всплыли совсем другие воспоминания.

Ему припомнилось как прошлым летом, в смену этого самого Степаныча, знакомые пацаны весьма неудачно прокатились где-то по области, угодив на «тачке» в кювет. Результат ДТП казался печальным: две телочки, которых они в тот вечер «зацепили» на МКАДе, от полученных травм скончались на месте. Как мрачно потом пошутил один из корешей: «Забыли пристегнуться ремнями безопасности».

Да только вы сами подумайте, какие могут быть ремни безопасности, когда девчонки с одним из друганов всю поездку на заднем сиденье кувыркались?

Короче, только водитель и остался цел — сработала подушка безопасности. А вот пьяный в хлам приятель с заднего сиденья вылетел, точняк, через лобовуху. Правда, каким-то чудом отделался лишь разбитым лбом, расцарапанным лицом и вывихнутым плечом. Зато телочкам откровенно не повезло…

В общем, чтобы не получить срок и не загреметь в тюрягу, решили ребятишки от трупов избавиться. И тут-то они и вспомнили про своего корешка, Сашку-«сына печника», как они в шутку называли его за глаза. Но Александр он ведь тоже не дурак, да и друганы они были всегда так себе — чмошники плешивые. Даром, что у одного батя крепкий московский бизнесмен-строитель: коттеджи да таунхаусы за МКДом строит. А потому решил тогда он, за сокрытие улик на корешах, как следует, подзаработать. А чего мелочиться? Тюрьмы чудики как огня боялись — аж тряслись, словно листья осиновые, когда девичьи тела в печку заталкивали. Вот и содрал он с них за услугу десять тонн «зелени», а девах сжег, только пепел один и остался.

Той ночью у Кузьмы Степаныча как раз смена была. Но надо отдать ему должное, старик даже глазом не моргнул, когда он ему тихонько шепнул, чтобы тот до утра из подсобки носа не выказывал. Сунув в карман дедули две сотни «гринов», он поставил на стол бутылку водки и пакет с закуской, после чего намекнул, что не плохо бы и помянуть усопших.

«А как же? За упокой души оно ведь и выпить не грешно», — быстро скумекал дед, и только его и видели.

Как только кремулятор завершил окончательное перемалывание не прогоревших костей до состояния пыли, тщательно вычистив зольник, Колкин вновь явился в подсобку. Старик к тому времени, опустошив треть бутылки, уже сладко посапывал на сбитой из досок самодельной кровати.

Решив не будить понятливого сторожа, Александр выпил грамм сто и, вызвав знакомого таксиста-бомбилу, поехал домой.

Вот собственно и все.

«Нет тела — нет и дела», — как любил поговаривать отец-сиделец. А толк в этом он знал. Еще когда копил себе «на пенсию» столько трупов в девяностые запалил, мама не балуй! Теперь вот в ближнем Подмосковье, на собственной даче круглый год радикулит на русской печке лечит — денег на старость хватает. А так по началу, как только объявился с зоны, батюшка родимый жадный был, как хомяк: все под себя, все под себя, любимого. Так всю жизнь и тащил: сначала с матери-покойницы, а потом, когда Сашка подрос, и с него. Хорошо хоть на старости лет с любвеобильностью подзатих немного, да с охотой на бомжих и пьянь подзаборную угомонился. Хотя… нет. Как-то раз соседка в дачном поселке пожаловалась, что около железнодорожной станции старуху мертвую без зубов нашли. Кто-то несчастную безо всякого обезболивания последнего зуба лишил, а она, видать, не выдержала и померла.

Александр вначале на отца подумал, правда, говорить тому об этом не стал: зачем старость тревожить? Он и так со своим радикулитом всех прежних радостей лишился. Но зарубочку все-таки сделал: не так-то уж батя и плох, как прикидывается, рано он на его наследство роток раскрыл.

Второй случай, произошедший прошлым летом, был совсем другого плана. На этот раз не обошлось без старинных отцовских «знакомцев» — бандюков из девяностых, коим ранее он частенько оказывал определенные услуги. Вот один такой «братан», легализованный по нынешним временам под добропорядочного бизнесмена, не разрулив там чего-то с конкурирующей фирмой, решил взяться за старое, но, видимо, потеряв сноровку, где-то накосячил. А потому, не придумав ничего лучшего, по-быстрому разыскал отца. Мол, послушай, Кола — такую кликуху батя имел среди отморозков за дебильную привычку запивать любое спиртное сладкой американской газировкой, — надо бы как раньше, по старинке, от трупака избавиться.

Только Колкин-старший то ли поленился сам за дело взяться, то ли на самом деле в тот день ощущал себя сильно хворым, но в итоге он повернул все в другую сторону. Заверив, что «концы» у него в крематории надежные, батя ловко перевел стрелки на сына. После чего, поручившись за него как за самого себя, заявил, что если сынку хорошенько заплатить, то все будет в полном ажуре. Себя, правда, жадный старикашка не обделил, придержав ровно половину навара.

Вот так Александр добыл еще пять кусков зелени. И стало у него за короткий срок пятнадцать штук «зеленых» из ничего. Считай на новенький «Форд» и накопил. Правда, в салоне ему все равно пришлось сверху еще три штуки накинуть — за «полный фарш». Но эти деньги у него были припасены заранее. К тому же, перед тем как отправится в автосалон, он очень удачно скинул какому-то олуху свое старое, ржавое «корыто».

В итоге все вышло тютелька в тютельку.

«Разбежавшись, прыгну со скалы…» — не останавливаясь ни на минуту, напевал одну и ту же песню Колкин, крутя руль своего красного «Форда».

— Ну что, телки-метелки, кто тут следующая на кремацию? Есть желающие?» — задал он вопрос в пустоту и припарковался на улице Косыгина, недалеко от смотровой площадки на Воробьевых горах.

Выбравшись из авто, он ощутил на себе порыв холодного ветра.

«Марток — надевай семь порток», — обозначил он погоду поговоркой из обширной батиной коллекции.

— А вот хрен вам всем, а не семь порток! Апрель уж почти на дворе! — одурманенный от переизбытка психостимуляторов, возразил неизвестно кому Колкин, одновременно показав рукой неприличный жест проезжающему мимо водителю маршрутки.

Демонстративно расстегнув нараспашку укороченное пальто и взлохматив ежик крашеных волос, он вдохнул полной грудью прохладный мартовский воздух и уверенно двинул в сторону пешеходного перехода.

Однако очень скоро эйфория сыграла с ним дурную шутку. Буквально через сотню метров, встретив первую же красавицу с рыжеватым отливом волос, он, видимо, не рассчитал силы и угодил в неприятную историю.

А было это так. Рыжеволосая девушка стояла на остановке и напряженно вглядывалась в каждый приближающийся общественный транспорт. На долговязого блондина, подошедшего почти вплотную и уставившегося на нее немигающим взглядом, она поначалу не обратила никакого внимания. Однако, находящемуся в неадекватном состоянии Колкину хватило даже этого, чтобы принять ее безразличие за вызов и приступить к действию.

— Детка, а ты случайно не меня ждешь? — развязано обратился он к ней.

Незнакомка бросила на него холодный взгляд и вновь устремила взор на проезжую часть.

— И чего это мы такие холодные? От зимы, что ли еще не успели отойти? — обдолбаный приставала противно захихикал собственной шутке.

— Отвали, — не выдержав, грубо отрезала рыжеволосая.

— Ох, какие мы грозные, прямо, боюсь-боюсь… — продолжал юродствовать Колкин.

— Слушай, дружок, ты лучше уйди отсюда. Иди куда шел. Я парня своего жду, и если он — не дай бог! — увидит вот эти кривляния, гарантирую, мало тебе не покажется, — как можно спокойнее предупредила она Александра.

От этих слов Колкин аж взвился. Он очень не любил, когда ему угрожали физической расправой. Отец с детства вдалбливал ему в голову, что если хоть раз дашь слабину, то второй раз она это сделает за тебя сама. Даже спрашивать не станет.

«Слабина — она же, как девочка, только раз в жизни женщиной стать может, — авторитетно заявлял он сыну. — А потом обратной дороги уже нет. Вся цена прошла. Продернули цену, как Бобик Жучку».