Культурные истоки французской революции - Шартье Роже - Страница 42

Главное недовольство и в 1614 году, и в 1789 году вызывают налоги в королевскую казну. Жалобы на них стоят на первом месте. И в 1614-м, и в 1789 году перед созывом Генеральных Штатов почти все приходы жалуются на налоговое бремя. Это вполне объяснимо, учить тая жанр наказов и обстоятельства Дела: ведь главная задача Генеральных Штатов — одобрить налоги, а это единственное бремя, которое король, будучи адресатом жалоб, может облегчить своей властью. В 1789 году больше всего нареканий вызывают прямые налоги, и высказывается уравнительное требование; для этого предлагаются два средства: отмена льгот (содержится в 74% наказов) и введение налогового равенства для всех (содержится в 97% наказов). В 1614 году причины недовольства были иными: народ выступал против увеличения тальи, против способов взимания налогов и способов проверки счетов, против расширения налоговых льгот, которые предоставляются городам, лицам, претендующим на благородное происхождение, и собственникам должностей.

Тогда жалобы были вызваны не неравенством между простыми людьми и благородными, которое трудно было вынести, — они были прежде всего направлены против несправедливого расширения привилегий или узурпации их теми, кто не имел на них прав, но при этом признавали привилегии законными, если они были пожалованы за заслуги перед общиной. Ста семьюдесятью пятью годами позже враждебность к незаконному освобождению от налогов, мирно уживавшаяся с уважением к законным привилегиям, уступила в приходах Шампани место пожеланию, которого раньше не было: пожеланию, чтобы обязанность платить налоги распространялась на всех в равной степени.

Дает ли сравнение наказов бальяжа Труа в 1614-м и 1789 году ключ к пониманию изменений, происшедших в политической культуре большинства населения — в данном случае, крестьянских общин? Вероятно, не стоит спешить с выводами, ведь Шампань — не вся Франция, вдобавок, ввиду того, что люди, которые высказывают жалобы, обычно неграмотны или малограмотны, их записывают совсем другие люди. Однако наказы 1789 года сильно отличаются от наказов 1614-го, и это ясно свидетельствует о том, что за сто семьдесят пять лет люди стали совершенно по-иному понимать и переживать место в обществе разного рода институтов. В 1614 году еще чувствуются последствия религиозных войн, и занятые восстановлением хозяйства общины протестуют против суровых требований финансового государства. Материальные невзгоды — неважно, действительно ли тяжкие или несколько преувеличенные — приводят людей в отчаяние, которое усугубляется чувством моральной и духовной заброшенности. Поэтому люди чтят институты, призванные их защищать, поэтому, например, они уважают сеньоров — и стремятся к христианизации, которая на деле означает переход власти к духовенству. Идеал, который запечатлен в наказах 1614 года, — забота светских и духовных властей об обществе, которое в благодарность за защиту и покровительство на этом свете и заступничество на том свете жалует им привилегии и закрепляет за ними разнообразные права.

В 1789 году люди нуждаются в другом, они хотят пересмотреть то, что некогда было само собой разумеющимся, и требуют, чтобы власти принимали в расчет мнения и чаяния народа.

За два века контрреформатская церковь и полицейское государство сумели обеспечить желанную безопасность, доставшуюся ценой больших жертв, финансовых и культурных. Так что теперь это общество, получившее защиту и покровительство, мир и покой, ищет способы согласовать свои желания и существующее устройство мира. Реформа сеньориального вычета и церковной десятины во имя общественного блага и требование налогового равенства во имя справедливости — два основных требования, которые выражают стремление если не контролировать, то, во всяком случае, принимать участие в решениях, определяющих жизнь общества. Такая «политизация деревни», имеющая в виду, говоря словами Токвиля, «частные» и «близкие» предметы{241}, оказывается оборотной стороной процесса установления монархическим государством монополии на насилие. Ослабляя неразрывные узы, которые подчиняли самых слабых власти их непосредственных защитников, учреждая определенные способы разрешения конфликтов, смягчая жестокость общественного устройства, укрепляющееся государство создало те самые условия, которые со временем привели к тому, что подчиненное положение и зависимость, которые прежде воспринимались как неизбежные, стали невыносимы. Вероятно, именно это определило широкое распространение образа мыслей, где будет присутствовать желание и осознание необходимости коренного переустройства общества и государства, каковое и было безотлагательно осуществлено в 1789 году.

В городах к «политизации» привели участившиеся конфликты между рабочими и хозяевами; эта «политизация», сосредоточивая внимание на «близких» и «частных» предметах, изменяет отношение к властям. Подобно тому, как в деревне на смену крупным антиналоговым выступлениям приходят протесты против власти сеньоров, в городах непрекращающиеся бунты, очень частые в 1623—1647 годах{242}, уступают место столкновениям, не выходящим за пределы ремесленной мастерской. У нас пока еще нет статистических данных, позволяющих восстановить полную картину возмущений и забастовок рабочих в XVIII веке, однако пример Нанта и Лиона позволяет сделать два вывода. С одной стороны, общинные и полицейские архивы свидетельствуют о том, что конфликты возникают почти во всех ремесленных цехах (20 из 27 в Нанте, 16 из 16 в Лионе). С другой стороны, они отмечают резкое усиление брожения среди рабочих после 1760 года: в Нанте в 1761—1789 годах разгорается 36 конфликтов, меж тем как в первые шесть десятилетий века их насчитывается всего 18 (причем если говорить только о серьезных столкновениях, то их произошло соответственно 19 и 10); в Лионе в три предреволюционных десятилетия отмечено 18 столкновений, меж тем как в предшествующие шестьдесят лет их было всего 7, правда, надо отметить, что в XVII веке их число несколько больше — девять{243}. Вспышки неподчинения рабочих хозяевам — любимая тема Ретифа де ла Бретона и Луи-Себастьяна Мерсье; и это не только литературный мотив, выражающий ностальгию по утраченной гармонии. Это реальность, и эти вспышки отражают новое представление городских рабочих и подмастерьев об устройстве общества.

В самом деле, между действиями, имеющими целью заставить хозяев пойти на уступки, и укреплением положения рабочих в обществе существует тесная связь. Во всех городах и во всех ремеслах причины недовольства рабочих одни и те же: они протестуют против контроля за наймом со стороны корпорации и хотят свободы при поступлении на работу, они требуют увеличения оплаты труда и более частой выплаты жалованья, а также улучшения условий жизни и труда, они желают беспрепятственно переходить из одной мастерской в другую, в частности, протестуют против введения регистрации, свидетельства о расчете, а позже — рабочих книжек; рабочие всюду проявляют неудержимое стремление к независимости. Все чаще столкновения приводят к тому, что рабочие согласованно прекращают работу, выражают хозяевам «порицание» (т.е. устраивают бойкот), когда те не прислушиваются к их требованиям, оказывают давление на противников решительных действий, а порой применяют силу — все это говорит о появлении разнообразных способов объединения рабочих, от стихийных до хорошо организованных. В объединениях подмастерьев, в цеховых товариществах, во время сборищ в кабачках городские рабочие вовлекаются в политику такого же типа, хотя и не ставящую своей целью захват власти, но все же приучающую рабочих к организованным коллективным выступлениям, часто приводящую к созданию профессиональных объединений и всегда побуждающую обсуждать способы защиты общих интересов{244}.