Я, мои друзья и героин - Ф. Кристиане - Страница 44
- Предыдущая
- 44/69
- Следующая
Это было на метро «Курфюрстендамм». Мы с Детлефом как раз возвращались от клиента. Плевое дело – нужно было только показать ему один номер – за полторы сотни. Мы были довольны и жизнью и собой, каждый купил четверть, и ещё оставалось порядочно. Вдруг я увидела, как мусора быстро заполняют перрон.
Облава! Подошёл поезд, и я, как сумасшедшая, в панике рванула вдоль платформы.
Детлеф, – такой же слабоумный, как и я, – за мной. Задыхаясь, я влетела в последний вагон, в дверях чуть не сбив с ног дедушку-барана. Дедушка сказал: «Эй, старуха, да ты как бы труп!» Он действительно так сказал, ведь из газет всем было известно, что происходит на Кудамм. И на этот раз быдло в метро быстро просекло, что на их глазах разворачивается облава на наркоманов… Вот так зрелище!
Детлеф вбежал за мной, а за ним ещё два копа, конечно! Слишком уж мы обращали на себя внимание! Полиции не надо было и гнаться за нами – ещё в вагоне бабушки и дедушки ринулись на нас, рванули за одежду и истошно завопили: «Вот они! Полиция!» Я чувствовала себя, как объявленная вне закона где-то на Диком Западе, и думала, что вот сейчас меня повесят на ближайшем же кусте.
Я схватилась за Детлефа. Когда копы, не торопясь, подошли к нам, один из них сказал: «Ну-ну, не надо тут Ромео и Джульетту устраивать! Пошли живей!» Нас загрузили в автобус и отвезли в участок. На этот раз душманы были со мной неласковы, и ничего особенного знать уже не хотели. Сказали, что ловят меня уже в третий раз, и скоро мне будет посвящено отдельное дело. Составили протокол, и мне пришлось подписать его. Маму уведомлять они уже не собирались. Я стала безнадёжным случаем: ну разве что пару протоколов ещё составить, прежде чем окончательно поставить крест.
Детлефа освободили меньше чем через час после меня. Так как они отняли у нас весь порошок, нам пришлось опять гнать на точку: славу богу – у нас ещё оставались деньги!
Копы на вокзале все до одного хорошо меня знали и, как правило, не трогали. Один из них даже глазки мне строил… Такой молодой парень с южным акцентом. Как-то он крался за мной и вдруг выставил перед глазами свой жетон – я чуть не обосралась! Но он только засмеялся и спросил, не отсасываю ли я тут. На этот вопрос я в большинстве случаев наивно отвечала: «Нет, а что, похоже?» Впрочем, он и так знал, чем я тут занимаюсь. Но обыскивать не стал. Только сказал: «Держись в следующий раз подальше, а то придётся и тебя приобщить».
Может, ему просто было лень плестись со мной в участок. Там бы никто не обрадовался встрече со мной. Им уже так осточертело писать одни и те же протоколы о четырнадцатилетнем трупе!
После этого прихвата на Кудамм нам с Детлефом пришлось затариться у левого дилера, потому что своего мы так и не смогли найти. Пошли в туалет на Винтерфельд-плац. Сортир был совершенно разбит. Рукомойники не работали.
Пришлось чистить машину водой из вонючего очка. Я часто так поступала, потому что часто в сортирах было слишком людно, чтобы светиться с машиной у рукомойника.
Этот левый героин убил меня капитально… Я чуть не рухнула прямо в очко!
Ничего – очнулась, но всё равно мне было как-то не по себе. Пошли в «Саунд». Давно не были! Детлеф выжигал на танцполе, а я прислонилась к автомату с апельсиновым соком. Сверху в автомате была маленькая дырочка. Я втолкнула в дырку две вложенные одна в другую соломинки и пила-попивала сок, совершенно бесплатно!
Потом пошла блевать.
Когда я вернулась, ко мне подошёл один из менеджеров «Саунда». Он сказал мне на ухо, что я проклятая наркушница и сейчас же пойду с ним. Ох, я испугалась! Он схватил меня за руку и, протащив волоком через весь зал, открыл дверь в помещение, где хранились все эти ящики с бутылками. Там посреди склада стоял высокий табурет, ну, как у стойки в баре.
А я знала, что сейчас будет. Часто слышала об этом… Они раздевали нарков и других, кого не хотели видеть в клубе, и привязывали их к этой табуретке. Потом лупили их плетками. Я слышала о ребятах, которые подолгу лежали в больнице с прошибленной головой или переломами после обработки на этом складе. Были так запуганы, что даже не обращались в полицию. Эта братва в «Саунде» развлекалась не только из чистого садизма, но и для того, чтобы выкурить нарков из заведения, так как полиция постоянно угрожала им прикрыть лавочку! Впрочем, наркушниц, которые спали с этими менеджерами, никто не трогал. Да уж! – этот «Саунд» был совершенно безумным ангаром, и если бы родители знали, что на самом деле происходит в «самой модной дискотеке Европы», они просто не пустили бы туда своих детей. Сутенёры вербовали там тинейджеров, и менеджерская команда не вмешивалась в это…
У меня началась паника: одной ногой я была уже на складе. С силой, неизвестно откуда взявшейся, я вырвалась из рук этого извращенца, и как сумасшедшая, рванула к выходу. Была уже почти на улице, когда он снова схватил меня и грохнул со всей дури о машину, что стояла рядом. Я не чувствовала боли… Я боялась за Детлефа. Они же знали, что мы всегда вместе! И я не видела его, с тех пор как он, совершено обторченный, пошёл на танцпол.
Я добежала до телефонной будки и набрала полицию. Сказала, что моего друга как раз сейчас разносят в «Саунде». Полиция очень воодушевилась моим рассказом, и уже через пару минут они подвалили к клубу целым фургоном. Им очень уж хотелось заполучить прямые улики против «Саунда», чтобы, наконец, закрыть их ко всем чертям! Как минимум дюжина полицаев перерыли «Саунд» в поисках Детлефа. Ни следа, и тут мне пришла в голову идея позвонить Рольфу. Детлеф был уже в кровати…
Полицейские сказали: «Вся обдолбанная! Глючит, наверное. Ты это… – больше так с нами не шути!» Я поехала домой, думая, что героин потихоньку сводит меня с ума.
Единственным последствием всех моих задержаний и прихватов было приглашение явиться в уголовную полицию. В три часа дня, в отдел на Готаштрассе, кабинет 314. Впоследствии мне часто пришлось там бывать…
В тот день я из школы заехала сначала домой, чтобы там нормально вмазаться. Я думала, что если обдолбаюсь как следует, то душманы не смогут мне навредить.
Оказалось, что у меня нет лимона, а порошок выглядел очень грязным, – вообще, он с каждым месяцем становился всё хуже… Ширево шло через многие руки: от больших боссов к дилерам помельче. И каждый добавлял туда какую-то гадость, чтобы увеличить свой заработок. Ну ладно, мне надо было как-то растворить этот свинячий порошок… Я взяла уксус, – там ведь тоже есть кислота, – и налила в ложку, где уже был порошок. Слишком много налила! Но, что делать, теперь надо было колоть – не могла же я всё выбросить!
Вогнала раствор в жилу и сразу ушла… Очнулась через час. Шприц всё ещё торчал в руке. У меня зверски раскалывалась голова. Я подумала – сдохну через полчасика, наверное! Я лежала на полу и плакала. Но умирать в одиночестве мне не хотелось, и я на четвереньках доползла до телефона. Где-то десять минут прошло, прежде чем мне удалось набрать рабочий телефон мамы. Я смогла только прошептать в трубку: «Пожалуйста, пожалуйста, мамочка, я умираю!»– и снова вырубилась.
Когда пришла мама, я уже могла подняться и попыталась взять себя в руки, хотя голова просто отваливалась. Я сказала: «А, ерунда, опять был этот дурацкий припадок кровообращения!» Ну, мама, конечно, заметила, что я вся обколота… У неё был очень уж отчаявшийся вид. Но она ничего не говорила, только печально смотрела на меня, а я не могла вынести этого взгляда. Он, словно электрическая дрель, медленно сверлил и проворачивался в моей разрушенной голове…
Наконец она спросила, не надо ли мне чего. Я сказала, да, клубники мне надо. Она пошла и принесла мне большую коробку клубники…
В тот день мне стало ясно: я – на финишной прямой. Это ведь не было особенно большой дозой, просто многовато уксуса, но моё тело уже не стоило ни копейки.
Организм отказывал мне… Я знала об этом от других, – от тех, кто уже умер. Их тоже несколько раз переворачивало после укола. Просто однажды оказывалось, что они так и не очнулись – точка… Я не знаю, почему это я так испугалась смерти. Одинокой смерти… Наркоманы умирают одни. Как правило, одни в зловонном сортире. И я ведь действительно хотела умереть, ничего другого и не ждала уже. Я просто не знала, зачем я! Я никогда этого не знала! Да, а зачем нарки на земле?! Только, чтобы других посадить на иглу? Нет – я бы умерла ради мамы… Я уже давно не знала, есть я или нет меня, и какая здесь разница.
- Предыдущая
- 44/69
- Следующая
