Навсегда, мой принц (СИ) - Левина Ксюша - Страница 7

— Я не знаю ответ, во мне нет ничего странного или загадочного, я…

Он приложил к моим губам палец, и мы в очередной раз оказались очень близко, так что наши носы практически друг друга коснулись. Его длинные волосы, пощекотали мой лоб, и я в полной мере ощутила его запах, окутавший меня и проникший, кажется, под самую кожу.

— Я тебя понял, — просто ответил он, всё так же жадно изучая мои глаза. — Иди, скорее. Я не пойду следом.

И я кивнула, но, делая шаг назад, ощутила, будто отрываюсь от чего-то, к чему приросла, так трудно было отступать.

Я бежала по тёмным тропинкам, поражаясь, как далеко мы зашли, и понимала, что смеюсь как дурочка, но по щекам бегут горячие слёзы. А когда ноги не выдержали и я просто-напросто упала на тропинку, прижалась спиной к широкому стволу дерева и закрыла глаза, в душу стал проникать покой.

Я сидела под деревом, его чёрные ветви мелькали перед глазами, то и дело наклоняемые ветром, над дворцовыми шпилями всё так же клубились тучи и завывал ветер, а по правую руку от меня застыла зеркальная гладь озера.

Я подошла к кромке волшебной воды и поймала своё отражение.

На своих чёрных волосах я заметила удивительную диадему принца, а на плечах его расшитый золотом сюртук.

Я была настоящей коронованной принцессой в эту минуту.

Слёзы высохли на щеках, и я снова закрыла глаза, чувствуя, что это самый безумный день в моей жизни, но ложиться спать и сознавать, что утром наступит «завтра» — было больнее всего на свете.

Часть 2. День, когда она зажмурилась | Глава 1

В спальне стояла тишина, а лучи вечернего алого солнца раскрашивали невесомый тюль так, будто кто-то пролил на них кровь. Я засмотрелась на это буйство света, даже постояла у подоконника недолго, наслаждаясь сумасшедшим видом на озеро и чёрные ветви, чётко выделяющиеся на фоне закатного неба, но больше чем на минуту выдержки не хватило.

Я огляделась по сторонам, словно воровка и протянула руку к ларцу, в котором хранила свои самые главные драгоценности. Записки.

Эти короткие, полные моей надежды и чужого искреннего расположения, послания. В них, кажется, была теперь вся моя жизнь. Она начиналась с первым словом: «Здравствуй!» и заканчивалась словами «Я напишу тебе совсем скоро!»

Надеюсь, ты в добром здравии.

Надеюсь, ты хорошо спала.

Надеюсь, ты думала обо мне.

Я думал о тебе.

Думаю.

Делегация из Траминера уже почти две недели была при дворе, и оставалось всего несколько дней до того, как жизнь моя должна была закончиться.

Помолвка. Заветные «Обещаю». И полные боли сожаления глаза Натаниэля, который непременно найдёт меня в толпе, никак иначе.

При одной мысли, что это произойдёт наяву и совсем скоро, в моей душе что-то больно забилось, скрутило всё от ужаса и страха, я не могла смириться с происходящим, но мне нечего было делать. Моя жизнь, увы, лишь маленькая песчинка, и таким глыбам, как королева, не пристало разглядывать одну из миллиона и искать в своей каменной душе сожаление.

Новая записка была получена мною за завтраком, принц вложил её в мою руку, когда мы здоровались. Я просто почувствовала, как его пальцы вкладывают гладкий листок в мою ладонь, и сердце тут же сошло с ума.

Я искренне надеюсь, на нашу встречу.

Думал, что не доживу до утра,

чтобы передать вам это.

Надеюсь, вы в добром здравии?

Я не смогла сдержать громкого смеха и через секунду пожалела о своей несдержанности. Нельзя, нельзя, нельзя надеяться. Нельзя его любить, нельзя.

Но я бросилась к зеркалу и принялась чесать свои длинные волосы, чтобы при встрече он снова коснулся их и прошептал, что я прекрасна.

За две недели во дворце я успела сильно перемениться. Каждый день мне было позволено принимать благоухающую ванну, и кожа стала нежнее и мягче. Мои волосы приводили в порядок горничные тётки, и всякий раз я с восторгом проводила пальцами по гладким прядям, поражаясь, как сильно они изменились. Я привыкла к новой обуви и одежде, к украшениям и этикету. Из “племянницы без привилегий” я превратилась в “переводчика королевы с привилегиями”, и для меня готовили отъезд в Траминер наравне со всеми.

Я привыкла к королеве. Теперь я не только следовала за ней во время её прогулок с принцем, но и сидела рядом во время советов, переговоров, а иногда и читала вслух траминерские новости, которые перехватывали из-под носа принца, прежде чем доставить ему.

Королева была ко мне благосклонна, но даже не смотря на это, ни единой капли сожаления и стыда я не испытывала, когда бежала этой ночью к озеру, потому что Пари была всё так же холодна и неприветлива с Натаниэлем, всё так же выражала ему своё безразличие и даже презрение и говорила только о том, как покинет Пино. Множество раз я слышала от неё оскорбительные речи о женихе, множество раз сжимала в бессильной злобе ладони, до боли царапая ногтями кожу.

Над озером завывал ветер, как обычно, но в покровительственной темноте чёрных деревьев, в стороне от тропинки, где стояла крошечная обветшалая беседка-молельня, было тихо и спокойно. Он ждал меня там.

Принц Натаниэль, без регалий и богатой одежды, немного растрёпанный и взволнованный, стоял в беседке, крутил на пальце перстень и оглядывался по сторонам.

Я постояла так пару секунд, наслаждаясь этим как обычно, а потом сошла с тропинки, не скрывая шагов. Он тут же обернулся, так порывисто, что волосы упали на лицо, и, отведя их в сторону, Натаниэль в два широких шага оказался со мной рядом.

Он сжал мои ладони, он прижался к моему лбу своим, а потом выдохнул с тихим стоном и поднял меня на руки, покружив и прижав к себе как ребёнка.

— Эмма, Эмма, Эмма, — пробормотал он, обнимая меня, согревая своим горячим дыханием мою шею. — Я так ждал… этой минуты…

— Мы виделись за ужином, всего час назад, — тихо ответила я, прижимаясь щекой к его шее, чувствуя его бешеный пульс и щедро отдаваемое мне тепло.

— Я не мог там к тебе прикоснуться, — он поставил меня на ноги и теперь просто обнимал, делая короткие шаги, будто в каком-то танце, а я следовала за ним, будто избегала близости его тела.

— Вы касались меня утром, когда целовали мою руку… — мой шёпот ласково прошёлся по его коже в распахнутом вороте рубашки, и Натаниэль вздрогнул, крепче сжимая меня в своих руках.

— Я не мог сказать тебе вслух как скучал и даже не мог назвать тебя просто Эммой, леди Эммоджен.

— Вы целовали меня всего лишь минувшим вечером, — наконец, закончила я, поднимая голову, заглядывая в глаза Натаниэля и понимая, что и сегодня пропала. Без борьбы, как и всякий раз с той минуты, как почувствовала в груди жгучий страх не увидеть однажды его грозовых глаз.

Его пальцы мгновенно оказались в моих волосах, его лоб и мой так и были соединены, он гладил мои виски, пару секунд продолжал любоваться мной, будто драгоценностью, за которую продал полкоролевства, а после мягко, коротко коснулся моих губ. Это было привычно, уже так знакомо. Один короткий поцелуй от которого всё внутри взрывается и искрит.

Ещё один поцелуй, и я жмурюсь от физической боли, потребности в том, чтобы это не заканчивалось.

И его губы снова касаются моих, настойчиво, по-настоящему. Руки крепче прижимают к себе, ноги уводят в сторону беседки, где тишина и тепло, где магия Натаниэля защищает от чужих ушей и глаз, от сквозняка и порывов мрачного чёрного ветра.

Он целовал меня снова и снова, пока я не ощутила во всём теле страшную, пугающую дрожь и недостаток воздуха. Ноги ватные, будто не мои и я падаю, а он держит.

— Это невыносимо, — прошептала я в его губы.

Натаниэль поднял меня, я смотрела на него теперь сверху вниз.

— Это невыносимо, — я гладила его лицо, его виски, скулы и волосы.

— Ты так прекрасна…

Мы называли это любовью, потому что так оно и было. Мы до умопомрачения отдавали друг другу наше тепло, и я знала, что какая бы девушка ни оказалась на моём месте завтра… она не получит и доли того, что получала я.