Пятая труба; Тень власти - Бертрам Поль - Страница 35

Он обвёл глазами маленькую бедную комнатку. Солнце уже скрылись, и только на потолке кое-где бегали его слабые отблески. Внизу же всё было серо и угрюмо. Мебели не было, кроме простой кровати. Не было здесь и радостей жизни, — одно горе и скорбь. На подоконнике стояло несколько бледных и чахлых цветов. Все те, которые росли хорошо, Эльза отнесла в комнату брата. В клетке над ними висел маленький снегирь, которого однажды она нашла на улице с перебитым крылом. Обыкновенно он весело пел, но теперь и он как бы в испуге хранил молчание.

— Душа её по-прежнему невинна, да и тело вряд ли виновато. Но горе, если в один несчастный день преступление принесёт свой плод! Должен ли я убить его? — бормотал про себя Магнус Штейн, бурно расхаживая по комнате. — Не знаю, будет ли это справедливо. Нет, я не могу этого сделать.

Он круто повернулся, и его взгляд упал на мёртвое лицо отца Маркварда. Ему стало страшно. Он стиснул зубы и без церемонии поволок труп в соседнюю комнату. Тут он бросил его в угол и прикрыл салфеткой.

Вернувшись, он застал сестру в сильном испуге. Она сидела на кровати и глядела на него широко раскрытыми глазами.

— Ушли ли убийцы? — спросила она.

Брат переменился в лице.

— Здесь нет убийц, — строго сказал он, — не бойся ничего.

— А бедная Ядвига осталась жива? Я видела, как кровь текла по её лицу...

Магнус понял, что она говорит о событии, которое произошло пять лет тому назад, когда её служанка была убита у неё на глазах. Это так потрясло её, что с тех именно пор она и лишилась разума.

— Да, да, Ядвига жива, — отвечал он.

— О, как я рада! Я буду ухаживать за нею. Но почему теперь день? Ведь они только что были здесь, в глухую ночь.

Пять лет тому назад, проезжая через Францию, они остановились ночевать в каком-то уединённом домике, возле большой дороги. Ночью на них напала одна из разбойничьих шаек, которыми была наводнена в то время эта несчастная страна.

— Это не та комната, где мы спали!

Она бросилась к окну и распахнула его настежь.

— Как! Мы в городе! Что случилось? Ты должен объяснить мне!

Она вдруг изменилась. Медленность и обычная бессвязность её речи пропали. Голос стал звучен и бодр. Одно убийство лишило её разума, другое как будто вернуло ей его.

Брат стоял перед ней, не зная, надолго ли вернулось к ней сознание и следует ли считать его возвращение в такую минуту благословением или проклятием.

— Ты была очень больна, но теперь ты поправляешься, — промолвил он наконец.

— Это хорошо.

Маленькая птичка над цветами вдруг принялась петь, как будто поняла её слова. Сначала она пела робко и тихо, затем всё громче и веселее. Что-то тёплое почувствовал Магнус на своих глазах. Эльза стояла перед ним и осматривала самое себя.

— О, как я выросла! — воскликнула она.

Магнус, подавленный ужасом, молчал. Если раньше его сестре грозила какая-нибудь опасность, то теперь, когда она стала здорова, опасность эта стала куда больше.

— Ты была больна довольно долго — целых пять лет! — сказал он.

Он не смел сказать ей ничего более. Время шло, надо было решаться на что-нибудь и действовать.

Пять лет!

Она откинулась на кровать, как бы подавленная тяжестью этих долгих лет.

Она провела руками по лбу.

— Теперь я кое-что вспоминаю. Я помню какую-то женщину, которая всё стояла перед зеркалом, примеривая платья и надевая на себя бриллианты. Она бранила и била меня, когда я ей мешала.

Магнус только стиснул зубы.

— Помню ещё какое-то празднество, на котором другая женщина бранила меня, хотя она была молода и красива. Помню, как я закричала, и к нам подошла другая, ещё более красивая. Мне она очень нравилась. Когда она улыбалась, она была как ангел, вроде тех, которые, помнишь, были нарисованы в том французском городке на окнах. Но, увы! Я была больна, и мне всё это, должно быть, приснилось.

Помолчав немного, она заговорила опять:

— Это очень странно, но я хорошо помню этих обеих женщин. Лицо у одной было сурово, когда она говорила со мной, слова её были повелительны, она беспрестанно оглядывалась, как будто боялась толпы. Все стояли кругом нас и смотрели. Другая говорила со мной ласково, как будто боясь обидеть меня громким словом. Она не смотрела ни на кого, как будто никого вокруг нас и не было...

Магнус молчал. Он только крепче впился ногтями себе в руку, пытаясь решить мучительный вопрос, требовавший ответа.

— Если я теперь поправилась, то нужно поблагодарить Господа Бога. Я вспоминаю, что когда я поправилась от горячки, то мы потом пошли и молились Богу.

— Да, конечно, дорогая моя, — произнёс секретарь, растрогавшись. — Но если ты можешь припомнить молитву, скажи её сама. Твои слова скорее дойдут до Бога.

Оба они опустились на колени. Эльза, подумав немного, тихим голосом, но уверенно, стала читать молитву, которой научилась в детстве.

Мало-помалу голос её смолк, и в комнате настала полная тишина. Даже птичка, как будто поражённая торжественным настроением брата и сестры, перестала петь.

Секретарь поднялся с колен. Приподняв сестру, он поцеловал её в губы, как бы желая показать, что для него она по-прежнему осталась чиста и непорочна.

— Надень хорошее тёплое платье и возьми из своих вещей то, что тебе более всего нравится. Мы должны уходить отсюда. Я теперь не могу объяснить тебе почему, но ты должна верить мне и не расспрашивать меня.

— Хорошо, — отвечала она.

— Пока ты будешь одеваться, я наведу порядок в доме. Оставайся здесь и не выходи, что бы ты ни слышала. И не спрашивай почему.

Выйдя из комнаты, он взял из угла труп отца Маркварда, положил себе на спину и отнёс в погреб. Ноша была не из приятных. Безжизненные руки и ноги мертвеца колотились о секретаря и о перила узкой лестницы, а вытаращенные глаза на багровом лице пристально смотрели в одну точку. Но секретарю было не до того. Он привык видеть мёртвых и не боялся их. Он спокойно спустился вниз, не ускоряя и не замедляя своего шага.

Он положил тело в угол погреба и покрыл его простыней. Он знал, что труп останется здесь не долго.

Когда всё было готово, он запер дверь погреба и тем же спокойным и уверенным шагом поднялся опять по лестнице и прошёл прямо в свою комнату. Здесь он открыл сундук и вынул со дна его какой-то свёрток, тщательно завёрнутый в холстину. Он долго развёртывал его, пока наконец в его руках не очутилась кольчуга, лёгкая и гибкая, но очень частая, какие делались тогда в Испании. Её можно было носить незаметно под платьем. Рядом с нею в сундуке лежала шпага — не такая, какие носят по праздникам бюргеры, с золочёной ручкой и тонким клинком, но тяжёлая и годная для боя.

Секретарь надел кольчугу и прикрепил шпагу, стараясь закрыть её длинным одеянием, которое носили члены городского совета. Затем он взял из потайного ящичка в сундуке мешочек с золотом и положил его в карман. Заперев снова сундук, он присел к столу и стал писать письмо, которое потом запечатал и также спрятал в карман. Покончив с этим делом, он отправился за сестрой.

Она была уже одета. Из вещей она взяла очень немногое. Их у неё было мало, и они теперь казались ей новыми и незнакомыми. Из драгоценностей у неё была всего одна небольшая золотая цепочка, неизвестно откуда попавшая к ней. С собой она брала только узелок с бельём и клетку с снегирём.

— Он умрёт с голоду, если его оставить здесь, — сказала она брату.

— В таком случае возьмём его с собой, — нежно отвечал он.

Так они покинули своё жилище.

— О, какие высокие дома! — вскричала Эльза, когда они очутились на улице.

На самом деле дома не были высоки, даже для Констанца. Это был бедный квартал города. Несколько дальше, вниз по улице, виднелись из-за стен извивавшихся домов деревья и кусты. Хотя несчастная девушка в прежние годы не раз видела их, тем не менее они совершенно испарились из её памяти, и она шла по улице словно во сне.