Михаил Пришвин
ШОФЕРСКАЯ ЧЕСТЬ
Из шоферских рассказов
Была сильная февральская метель.
В Москве это было не очень заметно, но когда выехал я за город, то почесал у себя за ухом. Мало-помалу темнело, и чей-то явственный след на дороге стал пропадать. Зажег фары — след показался, но метель била в лоб, слепила в стекло, светлый кружок перед машиной лунел, и след пропадал. Через каждые пять минут я выходил, чистил стекла — и след показывался. Но пришла такая минута: я фары прочистил, а след вовсе не показался.
Я решил ехать до ближайшей деревни, выпустить там воду и заночевать. Потихоньку я двинулся вперед по белой целине без всякого следа и, может быть, как-нибудь и добрался бы, но случилась на пути горка, я пустил под горку чуть-чуть посмелей и заехал в канаву. Приложил я все усилия, чтобы выбраться, и оказалось: выбраться собственными силами никак невозможно. Сижу так час, сижу два. Мотор остыл, бензину в обрез, пришлось воду спустить: одеться не во что, начал замерзать. И уйти, бросить машину тоже нельзя: вез ценный товар. Метель же все хлещет и хлещет. Вдруг слышу голоса, люди, огоньки показались: курят — обоз.
Давно ли эти самые колхозники от одного моего гудка сыпались в разные стороны, давно ли я их из своей кабинки крестил своими именами? Теперь в метель как будто совсем другой народ идет. Суровые такие, молчаливые, в тулупах, засыпанные снегом, жалея лошадей, идут возле своих повозок. В метель через летящий снег все кажутся мне великанами. Окружили они мою машину, передний великан говорит:
— Ребята, вещь государственная, нехорошо бросать, надо помочь.
И выкатили машину из канавы, как деревянную игрушку. Передний великан осветил мне спичкой лицо и говорит:
— Э, парень, да у тебя никак уши побелели!
И принялся мне варежками уши тереть. Что тут было!
Держит великан в ручищах голову мою, как репу, не трет уши, а дерет их и приговаривает:
— Береги машинку, береги машинку, вещь государственная!
Надрал он мне уши, а я, конечно, и виду не подал, будто у меня и вправду они отмерзли. Только уж, когда сел в кабину, взялся за руль, проснулась во мне шоферская честь.
«Ладно, — думаю, — придет время, и что-нибудь против метелей измыслят».
Сергей Наровчатов
ПЕСНЯ ДЕВУШКИ
В разгаре весеннего ясного дня
Приходят два друга, влюбленных в меня,
И первый из них.
Из близких моих,
Говорит, поглядев за порог:
— Когда парню идет
Двадцать пятый год,
Он едет на Дальний Восток.
Объездил я весь белый свет.
Но лучше края нет:
Какой чудесный там народ,
Какая стройка там идет,
Какая там тайга,
И через всю тайгу течет
Могучая река!
В Дальневосточный славный край
Со мною вместе поезжай,
Нам счастье суждено.
Ведь этот край, ты так и знай, —
Серебряное дно!
В разгаре весеннего ясного дня
Приходят два друга, влюбленных в меня
И, помедлив, второй,
Чуть смутясь предо мной,
Говорит неожиданно вдруг:
— Когда парню идет
Двадцать пятый год.
Он едет на солнечный юг.
Объездил я весь белый свет.
Но лучше края нет:
Какой чудесный там народ.
Какая стройка там идет,
И нет страны теплей,
И счастлив тот, кто век живет
В Армении моей!
Тебя прошу я: в этот край
Со мною вместе поезжай.
Нам счастье суждено,
Ведь этот край, ты так и знай, —
Серебряное дно!
В разгаре весеннего ясного дня
Приходят два друга, влюбленных в меня,
Так с кем же в пути
Соглашусь я идти?
И друзьям говорю я, смеясь:
— Мне сегодня пробьет
Девятнадцатый год,
И я тоже в поход собралась.
Обоим вам скажу в ответ,
Что лучше края в мире нет:
Какой чудесный там народ,
Какая стройка там идет,
Там жизнь кипит ключом.
Тому, кто в том краю живет,
Все беды нипочем!
Я уезжаю в этот край.
Его названье угадай!
Но я скажу одно:
В стране Советской каждый край —
Серебряное дно!
Расул Гамзатов
ЗАПОЗДАВШИЙ ГОСТЬ
В аул приехал гость вчера.
Упал, как камень с неба.
Мы все пришли к нему с утра:
— Давно приехать бы пора,
Ты десять лет здесь не был!
Чего ты только не видал,
И где ты только не бывал!
Мы ждем твоих рассказов… —
Но начал гость не сразу.
Он о себе нам рассказал,
О городах, где жил.
Свои медали показал,
И фото разложил,
И развернул он паспорт свой —
Смотри — с пропиской городской!..
Падинцы же молчали.
Лишь головой качали:
Какой, мол, друг, счастливый ты,
Как твой удел завиден,
А мы живем средь гор крутых
И ничего не видим!
Он рассказал о кораблях —
Ведь он их видел близко:
— Вы не бывали на морях,
На Черном, на Каспийском?
Я столько видел на веку.
Боюсь, что не поймете, —
Я к вам до самого Баку
Летел на самолете!.. —
И земляки в ауле
Друг другу подмигнули,
А бывший летчик и моряк
Молчали и смотрели так,
Как будто впрямь до этих пор
Коней лишь знали люди гор
И многие едва ли
Автомобиль видали.
Но тут шофер наш молодой
Чуть не испортил дела,
Спасибо, смех внезапный свой
Он кашлем скрыл умело.
Конца рассказам гостя нет.
Рассказывает он,
Как в городах сияет свет,
Трезвонит телефон
И радио на целый свет
Гремит со всех сторон.
Телеграфистка и радист,
Цадинец инженер-связист —
Все повторяют снова:
— Не может быть такого!.. —
Пока он это говорил.
Свет прыгнул белой кошкой,
И загорелись фонари,
И вспыхнули окошки,
И кто-то радио включил,
И песня полилась в ночи:
По станции московской
Цадинцам пел Козловский.
И гость увидел лишь тогда,
Что он для всех потеха,
Покинул он аул Цада,
В другой аул поехал.
Наверно, ищет до сих пор
Он темный угол в дебрях гор.
Но опоздал на двадцать лет —
Таких аулов больше нет!
