«Крокодил» - Коллектив авторов - Страница 25

Общеизвестно, что ложь и обман являются злейшими пороками, с которыми необходимо всемерно бороться. Пусть эта безобидная на первый взгляд история лишний раз послужит назиданием всем тем, кто пытается ступить на эту скользкую стезю.

На днях я получил от одного приятеля, человека как будто серьезного и солидного, такое письмо:

«Дорогой друг!

Я страдаю. Я измучен. Я не нахожу себе места.

Ты меня знаешь с юношеских лет. Ты был знаком с моим покойным родителем. Ни я, ни отец мой никогда в жизни не храпели ни во сне, ни наяву.

Тем не менее я повержен в прах собственным храпом.

Вернее сказать, собственным обманом. Потому что я открыто нарек себя первостатейным храпуном и тем возвел на себя хулу и напраслину.

Пишу тебе это письмо из санатория «Горные дубки». Приехал я сюда по путевке около двух недель тому назад. Узнал, что здесь имеются комнаты на четырех человек, на трех, на двух и на одного.

Захотелось мне пожить одному, без соседей. Но как получить такую одноместную келью?

Я же хитрый. Пошел, как только приехал, к директорше и, мягко улыбаясь, говорю:

— Уважаемая Ольга Федосеевна! Хочу вас в самом начале предупредить, дабы потом не было никаких недоразумений. Я, знаете ли. плохой компаньон для трудящегося человека на отдыхе, а тем более для нервозного.

— Кричите ночью?

— Нет, — говорю, — криком не балуюсь. Но заместо крика храплю, извините за выражение.

— И крепко?

— Вовсю! Еще никто не превзошел меня в этом деле. Одно слово — талант. Спать со мной рядом нет никакой возможности. Даже очень стойкие люди, скажем, философы или критики, больше часа не выдерживают и бегут стремглав куда глаза глядят, лишь бы подальше от моей музыки.

Ольга Федосеевна, женщина мужественная, сказала мне спокойно:

— Не волнуйтесь, больной, все устроим так, что будете довольны. Маша!

На этот клич отозвалась девушка в белом халате — главный квартирмейстер санатория.

— Вот что, Маша, — сказала директорша. — Этот товарищ в какую палату намечен?

— В пятую.

— Отменить. Бросьте его в девятую.

— Храпит? — деловито осведомилась девушка.

— Высший класс! — поспешил я ответить с гордостью.

И вот водворили меня в девятый номер. Вхожу и сразу вижу: промахнулся. Там уже прохлаждается один постоялец.

Каюта двухместная. Ну, думаю, не удалось. Ну, и не надо.

Мой сосед — это я сразу выяснил — председатель какой-то промысловой артели. Человек общительный. Я тоже не меланхолик. Живо разговорились о том о сем. Вдруг он меня огрел вопросом:

— Храпите?

— В этой области, — отвечаю, — могу сказать, не хвастая, я достиг высоких результатов.

— Значит, будем вместе храпеть. Нечто вроде парного конферанса.

У меня внутри все похолодело. Катастрофа! Авария!

— Вы умеете храпеть? — пробормотал я.

— Лучший храпун во всей промкооперации. В другой системе такого специалиста не сыщешь ни за какие деньги.

— Шутите?

— Такими вещами не шутят. Сегодня же ночью обещаю показать свое незаурядное искусство.

Кооператор оказался человеком благородным. Он сдержал свое слово. После вечерней прогулки мы сразу легли спать. То есть спать лег кооператор. А я приготовился к казни. Не успел мой сосед смежить очи, как сразу, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к храпу.

Сначала была нежная увертюра. Что-то вроде музыкального вступления, в котором корнет-а-пистон перекликался с флейтой. Затем сразу наступил антракт.

Все это несколько демобилизовало меня. Но вскоре я пожалел о потере бдительности. Я не подозревал, что на белом свете функционируют этакие мощные носоглотки.

После краткой паузы кооператор заработал во все носовые завертки, так что я в ужасе чуть не скатился с кровати.

Тут уж пахло не флейтой. В ход были пущены тромбоны, фаготы, скрип немазаного колеса и скрежет зубов гиппопотама.

Затем все умолкло. Опять антракт. А я, конечно, не сплю, лежу и дожидаюсь, чем еще угостит меня боевой кооператор.

В следующем заходе мой сосед показал, что он парень начитанный. Потому что в храпении он подражал чичиковским слугам Петрушке и Селифану, которые спали, не только «поднявши храп неслыханной густоты, но еще добавляли к этому самые замысловатые «захрапы, носовые свистки и прочие принадлежности». Относясь бережно к литературному наследству, кооператор дополнил Петрушку и Селифана собственными вариациями сильного звучания.

Так, дорогой друг, я прожил пять страшных ночей. Утром шестого дня я пошел к Ольге Федосеевне просить другую комнату. Дескать, в этом помещении мало солнца. А я с малых лет обожаю солнце.

Ольга Федосеевна пошла мне навстречу. Она тут же приказала Маше:

— Киньте его в седьмую палату. — И, обратившись ко мне, сказала: — Но я предупреждаю: палата четырехместная.

Я с радостью дал свое согласие. Пусть будет четыре человека, двадцать, триста, но чтоб подальше от храпуна.

Дорогой друг! Знаешь ли ты, что случилось? Меня «кинули» в специальную палату для храпунов. Там их было уже три, и все оказались храпунами высокой квалификации. Но я вовсе не намерен стричь их под одну гребенку. Каждый из них проявляет во сне свою индивидуальность, свой характер: один храпит легкомысленно, ближе к легкому жанру, другой — важно и сердито, третий — мягко, задушевно.

Я, конечно, всю ночь не смыкаю глаз. Слушаю этот своеобразный концерт. Слушаю и чувствую, что под давлением превосходящих сил противника сам начинаю похрапывать.

Что делать? Посоветуй. Сбежать ли из санатория, где я так сам себя наказал за обман? Иль, может быть, пойти к Ольге Федосеевне, пасть к ее стопам, покаяться?»