Обладать и ненавидеть (ЛП) - Грей Р. С. - Страница 23

— Так и есть. Ты выпила слишком много шампанского.

— Пф-ф. Я не пьяна.

— Пройди по прямой линии, — требует он надменным, но слегка поддразнивающим тоном.

— Не вопрос. Проще простого. Хоть всю дорогу до спальни, — возмущенно говорю я. Начинаю топать по коридору и натыкаюсь на подставку для зонтов, так что она опрокидывается и падает на пол. — М-да… слушай, но эта штуковина появилась словно из ниоткуда. Ты поставил ее туда только что?

Глава 12

— Может, это мне стоит уложить тебя в постель? — язвительно замечаю я, уперев руки в бедра.

Уолт молча поджимает губы.

— Ты что, не слышал меня?

Он опускает лицо и, покачав головой, снова поднимает глаза.

— Просто пытался представить себе эту картину.

— О, вы хотите деталей, мистер? Окей, не вопрос. Сначала я бы одела тебя в твою любимую пижаму, затем хорошенько подоткнула бы тебе одеялко, принесла стакан теплого молока, почитала книжку, а потом выключила свет.

Я хлопаю в ладоши, словно выключая лампу, которая гаснет и загорается от хлопка.

— Звучит заманчиво — за исключением теплого молока. — Уолт подходит ко мне и, коснувшись моего плеча, мягко подталкивает в сторону спальни.

— Кстати, пока ты думаешь обо мне самое худшее, хочу сообщить, что обычно я не напиваюсь так сильно. Просто вечер получился жутко неловким. В смысле, поставь себя на мое место: я говорила о твоей заднице перед совершенно чужими людьми.

— Если честно, говорить о моей заднице было необязательно, — замечает Уолт, когда мы заходим в спальню, и включает свет.

Мы на мгновение останавливаемся на пороге, чтобы глаза привыкли к яркому свету. Прослеживаю за его взглядом и вижу, что он смотрит на мою тумбочку, где стоит газетная вырезка в рамке, которую нам прислали в качестве свадебного подарка.

— Решила, что это милое воспоминание, — объясняю я. — Не надумывай себе лишнего.

— Лишнего?

— Да, как будто я поставила твое фото рядом с кроватью, чтобы засыпать, глядя на тебя.

Уолт кивает.

— Не волнуйся, я знаю расклад. Если уж ты и смотришь на мою скучную физиономию, то максимум ради того, чтобы она тебя усыпляла. Лучшие восемь часов сна, которые ты когда-либо получала.

Я улыбаюсь.

— Что ж, ты благополучно проводил меня до моей комнаты, так что теперь можешь идти.

Ухожу к гардеробной и, зайдя внутрь, понимаю, что напрочь забыла, что надо сделать. Медленно поворачиваюсь, с полминуты изучая одежду, потом щелкаю пальцами.

— Пижама, — говорю вслух и, открыв ящик, достаю одну из двух имеющихся у меня пар.

Это комплект из белого шелка: шорты и топик. Быстро раздевшись, безуспешно пытаюсь повесить на вешалку платье. В итоге сдаюсь — пусть этим занимается Утренняя Элизабет. Затем расстегиваю лифчик, и меня пробирает дрожь облегчения. Бюстгальтеры точно являются творением дьявола.

Надев пижаму, я возвращаюсь в комнату, но увидев, что в дверях до сих пор стоит Уолт, резко останавливаюсь.

— О, — пищу я. — Ты все видел?

— Только твою тень. Там, знаешь, есть лампа. При свете переодеваться было бы легче.

Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что в гардеробной кромешная тьма. Затем, прищурившись, насмешливо указываю на Уолта пальцем и сообщаю ему, что он умник.

— Если хочешь, можешь войти, — добавляю. — Или ты как вампир? Не можешь входить, пока тебя напрямую не пригласят?

Уолт заходит. Его шаги по деревянному полу — единственное, что звучит в тишине. Атмосфера заметно меняется. Она уже не такая, какой была секунду назад. Он бывал здесь раньше, но всего один раз, и не так, как сейчас. Я сглатываю предвкушение, пока он проводит рукой по волосам и окидывает комнату взглядом, рассматривая мои вещи.

— Если бы я не знал, что ты здесь недавно, то подумал бы, что ты переехала не один месяц назад.

Я пытаюсь взглянуть на пространство его глазами. Да уж, оно довольно захламлено.

— О да, я умею устроиться как у себя дома… — Киваю на эскизы, которые развесила на стене. — Не волнуйся, на обратной стороне просто малярная лента. Следов не останется, когда я их сниму.

— Все в порядке. Мне это не беспокоит, — говорит Уолт, направляясь к эскизам.

В крови вскипает паника. Мамочки, он собирается на них посмотреть.

С каждым шагом он будто снимает еще один слой моей кожи, обнажая меня.

Я всегда нервничаю, когда мое творчество предстает перед тем, кто его еще ни разу не видел. Меня могут хоть сотню раз назвать величайшим художником в мире, но я все равно буду с замиранием сердца ждать одобрения — вот как сейчас.

— Очень хорошие работы, — после долгого молчания произносит Уолт, указывая на один из набросков.

На нем человек, которого я однажды увидела в парке, где он кормил голубей из мешка со черствым хлебом. Мне понравилось то, как были опущены его плечи и наклонена голова, продолжая очертания согнутой спины. Я нарисовала его одной непрерывной линей, так что линейная перспектива исчезла, и его фигура приобрела более геометрическую форму.

— Сезанн гордился бы тобой, — добавляет он, после чего переходит к другому эскизу.

Я смеюсь, как будто он шутит.

— Ага, конечно. — Потом осознаю, что именно он сказал. — Кстати, откуда ты так много знаешь об искусстве?

— Я мало что знаю, — возражает он.

— Вранье. Иначе ты бы не догадался, что это рисунок в стиле кубизма. А если бы и догадался, то назвал бы не Сезанна, а Пикассо. Но именно Сезанн был настоящим вдохновителем кубизма. Сам стиль был назван в честь одной из его картин, так что… — Прищуриваю глаза. — Откуда ты это знаешь?

Он наклоняется к следующему моему наброску, внимательно изучая его.

— Я люблю искусство.

— Любишь просто смотреть? Или и создавать его тоже?

— Когда мне было пять лет, я слепил родителям пепельницу из глины. Это считается?

Он дразняще улыбается через плечо, и я не могу удержаться от смеха.

— Честно говоря, творчество — не моя сильная сторона. Хотя талант в других людях я очень ценю.

— Это лишь справедливо. Нельзя же быть талантливым абсолютно во всем.

Он кивает и наконец медленно поворачивается от набросков ко мне. На мгновение его взгляд падает на мою шелковую пижаму, и меня всю окутывает теплом, а нервные окончания начинают звенеть. Может, я просто пьяна — а может, мы оба чувствуем одно и то же.

Сердце бьется так громко, что его стук отдается в ушах. Уолт поднимает глаза, и наши взгляды встречаются.

— У тебя есть наброски твоей работы с «Банкетным натюрмортом»?

Кошусь на черную папку с портфолио в дальнем углу, вспоминаю поход в «Hauser & Wirth», и желание глохнет, будто отрубленное топором.

Отвожу глаза в сторону и расправляю кровать, отодвигая подушки, чтобы отвернуть одеяло.

— Да, они где-то там.

— Можно взглянуть?

— Я слишком пьяная, чтобы искать их прямо сейчас.

Кроме того, они не более чем картинки для кофеен.

Мои глаза щиплет от непролитых слез.

Боже, я выпила слишком много шампанского.

Надо просто лечь спать.

Быстро развернувшись, я исчезаю в ванной, беру зубную щетку и выдавливаю слишком много зубной пасты. Ну и пусть. Сердитыми движениями чищу зубы.

Уолт не идет за мной в ванную — и слава богу.

Почистив зубы и умывшись, смотрю на себя в зеркало. Мои темные ресницы едва скрывают тот факт, что мои глаза покраснели.

Впервые за долгое время я чувствую себя лишенной всех своих защитных механизмов. На меня, словно порыв сильного ветра, обрушивается реальность того, во что я ввязалась, и чуть не сбивает с ног.

Я замужем за мужчиной в комнате рядом.

За мужчиной, который в этих своих строгих костюмах, с суровым выражением на лице и отрывистой речью сначала являл собой большую загадку, но теперь дистанция между человеком, которым я считала Уолта, и человеком, которым он оказался, начинает увеличиваться с каждым моментом, который мы проводим вдвоем.

И что хуже всего, мне кажется, что мой муж начинает мне нравиться.