Абсорбент. Маньяк, который меня любил - Заугольная Оксана - Страница 19

— Бо́льшая часть этих убийств, это вам любой эксперт скажет, совершены психопатами или людьми в состоянии помутнения рассудка. Но чтобы все они так идеально подготовились? Был бы один почерк, тогда хорошо, очень аккуратный психопат, почему нет. Но все четырнадцать? Странное совпадение.

Вероника молчала, мрачнея с каждым мгновением, и это как бы подтверждало правоту Игоря. Он открыл ноутбук со своими подробными таблицами и ткнул пальцем:

— Смотрите, везде, где жертву задушили, кроме лыжников, повешенных на этих ремнях, нет ни частички веревки или ткани. Кстати, лыжников тоже могли задушить чем-то другим и потом повесить. Там, где жертву зарезали, везде использовалось что-то очень острое, удары наносились очень уверенные, точные.

— А как же Гребенюк? Эксперты насчитали семнадцать ударов топором! — не сдавалась Вероника. — Притом что умер он после первого или второго!

— Почти наверняка с первого, — кивнул Игорь. — Я изучил глубину и направление ударов и предположил, что они только на первый взгляд выглядят хаотичными. Обратился к Александре Глебовне, и она подтвердила, что ее тоже смутила эта нарочитая хаотичность, но свои предположения она в деле не зафиксировала, посчитав, что ей просто показалось, а субъективное мнение к делу не пришьешь.

Вот теперь не выдержал и Эмиль Владиславович. Полковник вскочил из-за стола и начал ходить по кабинету.

— Она не виновата, — наконец произнес он. — Несколько недель назад ее коллегу едва не уволили за формулировки «кажется» и «я бы не удивилась, если бы узнала». Но мне-то сказать она могла! Это же значит, что убийства могли быть копиями чего-то, и тогда мы знаем даже меньше, чем до этого. Осторожный и уверенный убийца, умеющий копировать и состояние аффекта, и, возможно, самоубийства. Нет, это было бы слишком… Слишком невероятно. Игорь Валерьевич, материалы дела у вас далеко?

Он еще договаривал, когда хлопнула дверь, и вскоре Вероника вернулась с папкой.

Они втроем склонились над теми страшными фотографиями, которые сразу так не понравились Игорю, и над отчетом эксперта.

— Да, пожалуй, человек, который бьет хаотично, наносил бы удары иначе, — потер виски Эмиль.

— А здесь все удары под разными углами, словно убийца любуется, — согласился Игорь.

— Как мы упустили это… — Эмиль сел обратно в кресло. Вопрос был риторическим, но Вероника все равно решила ответить:

— Много ударов и много крови. Будь у нас подозреваемый, докопались бы до этого, попытались установить, было ли это состояние аффекта или нет. А так…

Некоторое время они молчали, Игорь был доволен уже тем, что его версию не высмеяли, и терпеливо ждал ответа.

— Но в остальном все равно ведь ничего общего, — наконец прервал молчание Эмиль. — И что это значит? Подражатель? Но кому он подражает? Каким-то персонажам из книг, фильмов, своим шизофреническим снам? Или это просто совпадение?

— Не похоже на совпадение, — уверенно произнес Игорь и добавил: — Мне нужна выборка побольше. В идеале — по всему городу.

Эмиль хмыкнул.

— Да как же, буду я тебе добывать информацию по всему городу, это же надо будет как-то объяснить, а нам и так висяков хватает. Четырнадцать за полгода, ты вообще понимаешь, сколько это?

— Много? — даже сам Игорь понял, как наивно это прозвучало.

— Да дох… — выругался Эмиль и махнул рукой. — Ладно, подумаем. Иди, Шерлок. Займись пока чем-то другим.

— Ты его убедил, и он поможет, просто не сразу, — утешила Вероника, когда они оказались в коридоре. — У тебя и впрямь глаз незамыленный, Игорь! Хорошо бы, чтобы это и правда оказался один маньяк!

— Тогда надо как можно скорее его вычислить и взять, — мрачно добавил Игорь. — Иначе он продолжит убивать.

Когда хлопнула подъездная дверь, Аня сорвалась с места, чтобы посмотреть, кто выходит. «Если Кира Михайловна, то день удастся!» — загадала она. Аня мухлевала. В выходные до десяти утра выходили только собачники и Кира Михайловна, но с собаками на прогулку выходили чуть раньше, и, кажется, она сквозь сон уже слышала хлопки дверью.

Но и мухлеж срабатывал не всегда. Вот и сегодня она с трудом разглядела внизу фигурку тощей соседки с пятого этажа, которую можно было узнать по малиновой шапке и волочащему ее ротвейлеру.

«Проспала, — с горечью подумала про собачницу Аня, которую снова подвело гадание. — Зевает небось. Ненакрашенная и лохматая. Вот встретится ей на обратном пути Кира, будет знать».

От злых мыслей на душе чуть полегчало, и Аня снова упала на кровать. С полки на нее укоризненно смотрели многочисленные балерины, а она гадала, почему до сих пор их не выбросила. Собиралась же, даже плотный мусорный пакет подготовила. А потом жалко стало. Красивые фигурки, может, кто-то собирает… Несколько дней Аня терзалась, разрываясь между тем, чтобы выставить их на барахолке или найти какого-нибудь коллекционера и осчастливить совершенно безвозмездно, как сова из мультика. Все упиралось в необходимость искать, что-то делать.

Аня твердо знала, что, появись на ее пороге кто-нибудь, кому нужны эти балерины, она отдаст их сразу и не задумываясь. Но самой найти такого человека не получалось. Постоянно что-то отвлекало, а потом становилось жаль полок, которые опустеют без всех этих безделушек. В пятницу она даже достала этот злосчастный пакет, как вдруг заявилась мама. Аня зажмурилась, пытаясь отогнать воспоминания.

Сначала звонок. Сразу в дверь. Кто может миновать домофон? У Ани тряслись руки, когда она очень тихо подходила к двери. Прежде чем открыть глазок, приблизила лицо и лишь потом отодвинулась, чтобы не заметны были перепады света.

— Анна, я знаю, что ты дома, — раздалось из-за двери, как только она прильнула к глазку. Со вздохом — облегчения или раздражения, Аня и сама не знала, — она открыла дверь.

— Опять играешься? — недовольно спросила мама, внося свое объемное тело в квартиру, отчего прихожая Ани сразу стала словно меньше и темнее. — В глазок она смотрит, за дверью прячется, будто нужна кому. Скоро тридцать три, а ты, нет чтобы замуж выйти и внука мне родить, все ерундой маешься.

— Что-то случилось, мама? — Аня с тоской подумала, что давно не пила таблетки, прописанные неврологом. От мыслей о мертвом Николае, продолжающем ее преследовать, они не спасали, зато с мамой общаться было легче.

— Случилось, — подтвердила мать. — Рита звонила, сказала, что ты на больничном. А матери не позвонила! Вот я и пришла узнать, что с тобой. Может, помочь надо, ты же сама не попросишь, гордячка. Хотя, судя по твоему лицу, ты и не болеешь, а так, от работы филонишь.

Аня машинально повернулась к зеркалу — с матерью она не могла согласиться. Хоть она и не болела на самом деле, но бледное и отекшее после сна лицо здоровым не выглядело. Она снова стала плохо спать по ночам и досыпала днем, мать пришла вскоре после ее пробуждения.

— Я не имею права ходить на работу даже с малейшими признаками ОРВИ, — сухо ответила она. — Я с людьми работаю.

Она прошла на кухню и поставила чайник, мысленно посылая все кары на голову Риты. Почему у других бывшие подружки и друзья просто исчезают из жизни, оставаясь в лучшем случае в социальных сетях или даже в черных списках этих сетей? Но только не у нее. Хорошо еще, что Андрей поступил как честный человек и исчез сразу, как только они расстались. И хорошо, что кроме Николая, Андрея и теперь вот Вахи у нее за все эти годы никого не было. А то вереница бывших, звонящих ее маме или преследующих ее саму, точно свела бы ее с ума.

— Хорошо хоть Рита за тебя беспокоится, позвонила сразу, — продолжала мама, проходя за ней на кухню. — Она права, ты опять поправилась. Сдавала кровь на гормоны?

Аня пыталась делать так, как советовал психолог, переводя весь этот разговор в белый шум за пределами сознания, но материнский голос легко пробивал эту хлипкую защиту. Как всегда.

— Колину маму на днях видела, — мать сменила тональность, голос ее стал печальным. — Так стыдно было ей в глаза смотреть, ты не представляешь! Хоть она и говорит, что я ни в чем не виновата, но все равно.