Абсорбент. Маньяк, который меня любил - Заугольная Оксана - Страница 41

— Скоро приедет, — шепнула Даша. — Я договорилась.

И они наконец вошли в Анину квартиру. Сквозь горечь — не спасли, не успели! — Игорь чувствовал легкое удовлетворение: насколько проще работать там, где ты все видел до совершения преступления! Что могли увидеть здесь криминалисты угрозыска? Чистая квартира, прямо идеально вычищенная, никаких признаков ограбления или насилия.

Платье и туфли для выхода.

— Один из последних звонков с ее телефона ее парню, он сказал, что они собирались встретиться и поехать в ресторан. Там подтвердили бронь столика через пять минут после того звонка, — отрапортовала Даша, поймав его взгляд.

— Умирать она не собиралась, — пробормотал Игорь, подходя к полке.

— Не собиралась, — вздохнула Даша, у которой в глазах снова стояли слезы. Игорь и сам разревелся бы от злости, как мальчишка, но Даша как будто отдувалась за двоих.

Полка была пустой. Балерины, множество балерин. Их не было. Ни одной.

— Что в мусорном ведре, Даша? — спросил Игорь и провел пальцем по полке. Идеально чистая. Ни одной соринки. На девятом этаже воздух почище, конечно, но город у них промышленный, и пыль накапливалась быстро. Если она прибиралась хотя бы вчера, пыль могла уже снова осесть.

— Абсолютно пустое мусорное ведро, — крикнула Даша из кухни. — Свежий мусорный пакет!

Игорю было стыдно. Девочка так старалась и была по-настоящему полезна, но на то он и следователь, чтобы удерживать в голове сразу несколько дел. И дело самой Даши вовсе не было среди них последним.

— Мусор вывозят в восемь утра, — произнес он. — Если она сделала это сегодня, возможно, это спровоцировало убийцу. Даша, содержимое мусорки. Ты знаешь, что искать.

И он на всякий случай ткнул пальцем на пустую полку. Даша кивнула. Даже в лице не изменилась, но почему-то Игорю от этого стало только тоскливее.

Дождавшись, когда Даша уйдет, он снова прошелся по квартире. Анна подготовила нарядное платье и сама открыла двери своему убийце. Она же могла просто не открывать дверь, запереться и позвонить в полицию. Почему она так не сделала? Она собиралась умереть? Или нет? Игорь никак не мог разгадать это. Ждала кого-то и открыла знакомому? Но она могла ждать только своего парня, с которым собиралась пойти поужинать.

Неужели все-таки он, и подозрительная Кира Михайловна оказалась права? Но как он может быть связан с Николаем? Будь это просто убийство, Игорь бы первый согласился с тем, что главный подозреваемый уже есть. Но резать мертвое тело лишь ради того, чтобы довести задуманное до конца — это признак психопатии. Не верилось, что параноидально подозрительная Анна не заметила бы, что с ее парнем что-то не так.

Игорь мысленно признал, что могла и не заметить. Но зачем ему так рисковать! Его же могли видеть камеры… Он подскочил, вспомнив про камеру в домофоне, и сел. Точно, Иванов при нем оформлял запрос на записи с камер за всю неделю. На всякий случай. Там и посмотрят.

Что до Анны, было ясно только одно — даже если спрыгнула она сама, сделала она это не по своей воле. И убийцу нужно искать среди тех, кто знал ее или Николая. Мертвый преследователь привел к ней убийцу или она сама нашла его — одно из двух. Выбор невелик.

Они хотели отдохнуть, искренне хотели. Только психолог не поверила. Разозлилась и выгнала, утверждая, что скоро приедет ее мужчина. И правильно сделала, кстати. Что не поверила. Но выгнала зря. Им давно было интересно посмотреть на ее мужчину. Но психолог не давала, берегла своего женатого засранца. Будто они стали бы убивать его просто так. Просто потому, что захотелось им. Для себя!

Они помнили, как это бывает. Хозяйка квартиры, которую снимала Анна, была такой… душной. Да, точно. Именно это слово они искали в голове. Найти телефон через архив объявлений не составило труда. И эта курица поверила сразу, будто родственникам важно знать, как и где живет их ненаглядная Анечка! Какая чепуха. Ее родным все это было абсолютно неинтересно, это они знали точно.

«Вообще-то я всегда проверяю, как живут квартиросъемщики, чтобы без грязи и всяких там оргий», — вещала противная курица, и они, бывшие Николаем, усиленно кивали, мол, все правильно, никаких оргий, это же их Анна, она должна принадлежать только им. И приятно было видеть подарки Николая, стоящие в спальне Анны. Было почти хорошо, хотя их хозяйка приняла за близкого родственника Анны и не поняла, кто они, но так даже лучше.

А квартирная хозяйка все говорила и говорила, будто на приеме у психотерапевта. С ними так часто бывало, не то что с самим Николаем. Производить нужное впечатление — тоже искусство. Они им овладели с юности. Но терпения это не добавляло. И тогда появился этот зуд. Убить. Но они взяли себя в руки! А теперь эта психолог намекает, будто им не хватило бы силы воли!

Им не зря не нравились умные женщины, они вечно лезли не в свое дело и все портили. И психолог им не нравилась. Но она вкусно пугалась и в то же время блестела глазами, словно слушать ей было приятно. Они хотели однажды влезть в ее шкуру и узнать, что она хочет и о чем думает, но для этого психолог должна умереть. Не то чтобы это было сложно, но они не лгали ей. Свои лица они не убивали. Просто незачем.

Да. Отдохнуть после смерти Анны и неудачи Николая было просто необходимо, но зря они пошли к больнице, чтобы развеяться.

Конечно, больничный двор был очень хорош летом, но и зимой в нем оставалось особое очарование. Они слышали, будто больницу хотят перенести из центра, спрятать вместе с ее неудобными пациентами куда-то за город. Возможно, даже закрыть высокими заборами и посадить настоящую охрану. Их пугала даже мысль, что это может оказаться правдой. Ездить за город, чтоб увидеть своих вдохновителей, или искать способ вдохновляться кем-то другим… Они не хотели этого. Ну точно не тогда, когда они наконец научились становиться целыми.

Больничный двор в центре города был прекрасен своей доступностью. Здесь было спокойно, и нигде больше они не чувствовали такого уюта и в то же время такой сосущей пустоты. Вот и сейчас они смотрели на прогуливающегося по двору сломанного человека и больше всего хотели его починить. Снова.

Им не нравились люди, которые отправляли несчастных в эти закрытые коробки, скрывали уродливые поломки этих хрупких существ под бинтами условностей, которые выдумал кто-то куда более сломанный, чем они. Эти люди закрывали их жалобно кричащие ротики липким холодом таблеток и называли это исцелением. О, они знали это совершенно точно, ведь и им грозила такая участь. Но им удалось спрятаться на видном месте, стать другим человеком, спрятать настоящих внутри, очень глубоко, никак не достать.

Они смотрели на несчастного сломанного, который сильно мерз, но все равно упрямо стоял на улице, надеясь увидеть вдалеке свою цель.

Они знали его. Александр Витальевич Фролов, сорок пять лет, не женат, безработный. Теперь просто Саша, или «Саша, надо пить таблетки, надо, Саша».

Не такой слабый, как Николай, не такой скучный, как Виктор. Совсем не похож на Бориса. Ему просто не повезло, и ему пришлось так долго ждать помощи. Вряд ли ему удастся освободиться или умереть достаточно быстро.

— Менты? — с надеждой пробормотал Александр, глядя куда-то за ограду. Они знали, что давно нет никаких ментов — их теперь можно было называть копами или полицаями, но откуда это знать Фролову? Его сломанный мозг застрял где-то глубоко, как интересно было бы влезть и понять, где он. И они поняли, что их снова влечет, и остановиться просто нет сил.

— Нет, Саша, никого нет, пойдем, Саша, — мягко проговорила доктор, которая не могла исцелить Фролова, и потянула его за руку.

А они поняли, что пора решаться. Даже если Фролов не умрет в ближайшие дни, что с того? Не на это ли намекала психолог? Точно, это и есть ее подсказка. Убить, чтобы наконец сделать целым. Так тоже могло быть. Они где-то читали про такое. «Мы должны быть более гибкими в условиях современных реалий». Это им понравилось. Им это подходило. Ведь изменили же они свой план, когда не смогли починить еще живого Бориса. Тогда просто не хватило времени, а вышло даже лучше.