Надежда патриарха - Файнток Дэвид - Страница 43
- Предыдущая
- 43/118
- Следующая
Я повернулся, подкатил кресло к его шезлонгу. Примерился и дал ему пощечину.
– Ах, ты черт! – Он нацелился на мои глаза. Каким-то образом я поймал его пальцы, схватил за запястье, попытался завернуть руку за спину. Сопротивляясь, мальчишка упал на мое кресло. Я поднял его запястье выше, между плеч, и он застонал.
– Будешь сидеть, пока я не поговорю с тобой. В ответ молчание.
– Понял?
– О'кей.
– Полагается говорить: «Да, сэр!»
– Я не буду… не крутите руку… Да, сэр!
Я отпустил его. Майкл отпрянул, потирая руку. Тяжело дыша, я повернулся к Джареду, благодаря Господа за необыкновенную удачу. Мальчишка мог легко свалить меня с кресла и оставить лежать беспомощным на земле.
– Так ты говорил…
– Я люблю Филипа. – Возможно, моя свирепость вывела Тенера из равновесия, но в голосе его звучал вызов.
– Я это осознаю.
– Он мало говорит о вас. Он не хочет причинять мне боль, вы понимаете. Он выше меня, хотя я его и старше. Он знает так много, и… – К счастью, он замолчал.
– Ну, и чего ты хочешь от меня?
– Не хочу, чтобы вы были между нами! О боже, я не так хотел сказать. Я знаю, что я был ужасен. Только дядя Робби спас меня от тюрьмы. А папа… то, что я сделал, было ужасно, но я люблю Фити так… и мы… – Он запнулся. – Я хочу опять оказаться в этом коттедже, и чтобы мне снова было пятнадцать, и делать все правильно, и не ошибаться, как тогда. Если бы вы только знали, как я об этом мечтаю.
Долго держалась пауза, прерываемая только сопением Майкла.
– Понимаю, сынок, – тихо промолвил я. Понимал даже лучше, чем Джаред мог вообразить.
– Мистер Сифорт, возможно ли, чтобы вы меня простили?
Медленно, смущаясь, я протянул ему руку.
Спустя несколько минут я видел его удаляющимся, у меня на сердце отчего-то было тепло.
Теперь приспело время заняться несчастьем, причиной которого я стал. С хмурым лицом я повернулся к Майклу. Разве мог я как-то объяснить мое фиаско Мойре? У меня было не больше прав прикасаться к ее сыну, чем… чем…
Я подкатился к нему. Мальчик отпрянул, подняв руку, чтобы закрыть щеку.
– Я пришел добиться, чтобы ты перестал меня ненавидеть. А теперь меня это не беспокоит. Ненавидь, если тебе это нравится. – Я стал закипать. – И не держись так со мной.
Он неохотно кивнул.
– А теперь, пока мы не вернулись, я хочу… нет… Я спрашиваю тебя, а не приказываю. Не будешь ли ты так любезен и не расскажешь ли мне, за что ты так злишься на меня? Что я сделал?
– Вы знаете, проклятый… – Он сглотнул.
– Уже лучше. Говори в гневе, если иначе не выходит. Он внимательно посмотрел на мое лицо, чтобы убедиться, действительно ли это я имею в виду. Уверившись, он промолвил горько:
– Вы убили его.
– Чепуха.
– Все могло быть по-другому. Вы потащили его в ООН, хотя знали, что вас уже пытались убить.
– Да табун диких лошадей его бы не остановил! – воскликнул я. – Сынок… Майкл… Ты ведь не так хорошо знал своего отца? Разве не так?
– Последний полет отца в Новый Китай… длился полтора года. Я хотел отправиться с ним, но они с мамой решили, что мне надо остаться в школе. Когда он привел «Мельбурн» домой, то устроил себе дополнительный шестимесячный отпуск, и мы снова смогли друг друга узнать. Только потом… – Его голос прервался.
Я сказал в сторону:
– Когда-то, давным-давно, твой отец вместе со мной служил гардемарином на «Гибернии». Он был… Как бы мне его представить тебе? Добросовестный, конечно. Симпатичный, как и ты. Уравновешенный. И он так походил на тебя, что я сегодня подумал, что это призрак.
Я ждал его презрительной насмешки, но ее не было.
– Мы потеряли несколько офицеров, и у нас было некому командовать. Капитан Мальстрем назначил Алекса защищать матроса в трибунале. Но защитить его было невозможно, и того человека приговорили к смертной казни.
– И?
– Я нашел Алекса на его койке в каюте плачущим. – Какие слова найти, чтобы мальчик это понял? – Тот моряк сделал перегонный куб для изготовления и продажи недозволенных лекарств. Он ударил младшего офицера. Он заслужил казнь, но твой отец изо всех сил старался его спасти. И у него разрывалось сердце, когда из этого ничего не вышло. Вот таким человеком он был.
Я украдкой на него посмотрел: Майкл пристально рассматривал свои пальцы.
– Я утешал Алекса. Это вышло не очень хорошо, но я ударил его, стараясь привести в чувство.
Майкл захлюпал носом.
– Конечно, он пошел со мной в Ротонду, сынок. В тот день патриархи должны были высказать мне недоверие, и твой отец не мог оставить меня с ними с глазу на глаз.
Мальчик поднял глаза, в них была мука.
– Если б ты стал вымаливать у Господа, чтобы мы с Алексом поменялись местами, – сказал я напряженным голосом, – я бы молился вместе с тобой.
Мы сидели в тишине.
– Я хочу сделать тебе особый подарок. Если он тебе не понравится, откажись без насмешки. Это все, о чем я прошу. Отнесись к этому с уважением.
– Что это?
– Сюрприз. После того, как ты мне это пообещаешь. Долгая пауза.
– Я обещаю.
– «Я обещаю, сэр».
Теперь пауза казалась бесконечной.
– Я обещаю, сэр.
9
Я наконец мог спокойно заняться своими делами и позвонил в мой офис в Ротонде:
– Где Дерек Кэрр?
– В Сингапуре, занимается контрактами на поставку пшеницы. Должен вернуться в следующий понедельник.
Я нахмурился: Дерек не упускал шанса подорвать колониальную политику правительства. Теперь он стал действовать в обход нашего Комитета по импорту.
– Соедините меня с ним.
Через десять минут раздался звонок. Я мягко сказал:
– Дерек, дружище, ты мне нужен. Не сможешь приехать?
– Когда?
– Чем скорее, тем лучше.
– У меня прогресс в переговорах… – Он вздохнул. – Думаю, смогу провести некоторые до Вашингтона, а остальные закончу по голографосетям. Буду завтра утром. Сверну сегодня вечером все дела и вылечу суборбитальным рейсом.
Разговор закончился. Слава Господу за Дерека. Зная, что я не стану беспокоить его по пустякам, он не задавал никаких вопросов. После пятидесяти лет дружбы иначе и быть не могло.
Я изо всех сил старался сохранить хорошее настроение до обеда, но день спасти уже ничто не могло. Было слишком много треволнений, и все мы оказались до предела утомлены. После всего произошедшего я извинился перед Мойрой за то, что ударил ее сына. К моему удивлению, она кинулась ко мне и обвила руками мою шею.
Поздним вечером я вернулся к моим делам, и в это время меня нашел гардемарин Ансельм.
Он немного потоптался, помялся и наконец заявил:
– Мне хочется выпить.
– Я говорил тебе…
– Да, сэр. Я провел целый день, думая, как это побороть. Мне хотелось на стену лезть. Но до этого не дошло – в вашем баре я обнаружил все сорта спиртного.
– Ты, змееныш, – два наряда! Четыре!
– Я ведь не говорил, что я что-то выпил. – Его плечи поникли. – Какой я дурак, что пришел сюда. Мне показалось, что вы способны мне помочь.
Это могло быть пренебрежением и надменностью. Могло быть и отчаянием.
Я пошевелился, чтобы облегчить боль в спине.
– Почему пришел ко мне?
– А к кому же еще, сэр? Вы – начальствующий надо мною офицер.
Почему каждый молокосос, которого я знаю, тащится ко мне со своими проблемами? У меня своих хватает, и лишнего времени и сил нет.
– Хорошо, мой приказ отменяется. Пей сколько влезет. – Он вспыхнул, сжал кулаки, тут же разжал. – Что-нибудь еще, Ансельм?
Гардемарин весь как-то обмяк, словно признал свое поражение.
– Нет, сэр. – Он побрел к двери.
Надо позволить ему или утонуть, или выплыть. Он не родился алкоголиком, а стал им. Сам заварил эту кашу – вот сам пусть и расхлебывает.
Где-то в это время был день. Когда Северная и Южная Америка освещаются лишь луной, на других континентах служащие садятся за свои столы. Я сделал столько звонков, сколько было возможно, но через час не мог подавить зевоты. Потянувшись, я позвонил своим секьюрити и подкатился к лестнице. Спустя несколько секунд три дюжих молодца подхватили мое кресло.
- Предыдущая
- 43/118
- Следующая