Дневник Эми (СИ) - Зайцева Мария - Страница 2

Диксон оторвался от чтения, покачал головой.

Глупая девчонка!

Вегетарианка она, как же!

Уже через месяц, когда началась серьезная напряженка с продуктами, Эми напрочь забыла о своих убеждениях, и, так же, как и все остальные в лагере, голодно оглядывала его, выходящего из леса с добычей. И без вопросов брала свою долю.

Он задумчиво огляделся, прикурил заначенную сигарету от костра.

Вся группа спала вповалку, кто где. Лори с Карлом в обнимку, Рик чуть поодаль. Он в последнее время не особо разговаривал с женой. Ну еще бы, после такого!

Китаец со своей темноволосой горячей цыпочкой, маленькая блондинка-сестренка. Все вместе, согревая друг друга. Вот где взаимопонимание. Конечно, больше у девчонок никого не осталось. Ни брата, ни отца, ни матери. Только узкоглазый ухажер, который по дурости взвалил на себя ответственность.

Пришибленная домохозяйка, со следами недавних побоев на физиономии. Спит одна, вздрагивает во сне, словно ждет, что опять мужик ее приложит кулаком. Нехер бояться уже, Дерил решил вопрос окончательно с ним. И никто слова поперек не вякнул. Ну это же надо быть таким мудаком, чтоб достать абсолютно всех! Уметь надо. Даже Мерл … Хотя не. Мерл мог и еще больше намудачить.

Мысли о брате привычно испортили настроение, и Дерил быстренько отвлекся опять на дневник.

Надо же… Она считала его симпатичным. Бля, как какого-то пидорка из телека. Симпатичный. Вот бля, никогда бы не подумал!

Он вообще ни о чем таком не думал тогда, ни на кого не смотрел, как там она пишет … Страшным, бешеным взглядом. Ну надо же придумать, а? Страшный и бешеный… Вообще в башке не крутилось… Он тогда думал только о том, как выжить, чего делать. Ну, еще о Мерле — мудаке, обнесшем удачно аптеку и радостно закидывающимся всем подряд.

Не, прикольно, все-таки… Как можно быть одновременно симпатичным и страшным?

Не, бабы — это, бля, загадка…

Дерил докурил, потянул к себе книжицу, раскрыл дальше, подумывая, а не глянуть ли сразу конец? Может, что-то там будет? Хоть намеки…

Но нет, все равно сейчас никуда они не двинутся, а до утра он все дочитает. И там видно будет.

5 августа 2010 года.

Сегодня кое-что произошло. Кое-что странное и волнующее.

Лори накануне говорила, что слышала запах грибов неподалеку. Я решила сходить посмотреть. Ужасно соскучилась по грибному супу, да и разнообразить меню не помешает.

А то это мясо уже видеть не могу.

Грибы я нашла, правда, не поняла, съедобные они или нет. Но надеялась, может, Лори разберется.

Откуда вдруг появился младший Диксон, я так и не поняла.

Он ходит очень тихо, бесшумно, как привидение.

Я испугалась, честно говоря.

Думала, что это ходячий, но потом немного успокоилась, хотя все равно была настороже. Мало ли что.

Но Диксон был на удивление дружелюбен.

Если, конечно, эту его людоедскую усмешку можно назвать дружелюбной.

Он немного поругал меня, что я ушла из лагеря одна, потом забраковал все грибы, что мне удалось собрать.

А потом, наверно, час объяснял мне, как отличить хорошие грибы от плохих.

И делал это спокойно, вежливо даже. И говорил вполне понятно.

И голос у него такой…

Ох Боже мой…

Ну да ладно, если буду публиковать потом этот дневник, то вырежу все личные вещи…

Так вот.

У младшего Диксона невероятно заводящий, сексуальный голос.

Мама моя, вот написала, а сама аж оглянулась по сторонам! Не дай бог кто-то прочитает! Андреа… Она не поймет. Она всегда так презрительно морщится, когда видит их. Диксонов.

Конечно, это больше относится к старшему, но и младшему достается.

Но ведь это мой дневник, это мои мысли. Я могу быть честна с собой? Зачем прятаться? Все равно никто это, кроме меня не прочитает.

Так что я могу хотя бы здесь, перед собой, признаться, что все то время, что Дерил рассказывал мне про грибы, показывал, как правильно срезать ножку, как находить их, я буквально таяла от его голоса, от этого невероятного южного акцента.

Смотрела на его такие крепкие ловкие руки, на то, как напрягаются мышцы…

Боже, зачем он носит такую одежду? Эти рубашки с оторванными рукавами, эти джинсы, приспущенные на бедрах… Это все ему невероятно идет, только подчеркивает его мужественность, его брутальность.

Но самое сексуальное в нем то, что он совершенно не догадывается, похоже, насколько хорош! Он ведет себя очень естественно, разговаривает без желания что-то изобразить из себя, честно и прямо.

И, если все-таки глядит в глаза, то тоже открыто.

И взгляд у него совсем не бешеный и страшный, а очень даже смелый и заинтересованный…

Боже, он мне что, понравился?

Эми, дурочка, очнись! Очнись!

Мало того, что сейчас не время, так еще и явно не тот мужчина!

Он гораздо старше. Сколько ему, кстати, лет?

Он, наверняка, совершенно ничего такого и не испытывает ко мне.

Просто обычная помощь, обычная человеческая помощь.

Ну помог, ну поговорил, ну посмотрел… Ничего такого ведь!

Но почему-то, при воспоминании о нашем сегодняшнем разговоре в лесу, о том, как он после проводил меня до лагеря, позаботился, чтоб ничего не случилось по пути, при воспоминании о его взгляде, руках, даже о запахе его, нисколько не противном, а лесном, с ноткой табака и костра, начинает все внутри подрагивать. И живот немного сводит.

Такой реакции у меня не было ни на одного мужчину.

Удивительно просто, но, пока это писала сейчас, даже вздрогнула от странной мысли.

Если бы Дерил Диксон захотел меня сегодня поцеловать, я бы позволила.

Дерил отложил дневник, неверными пальцами нащупал еще одну сигарету, наплевав на данное себе же обещание экономить. Потому что… Ну как тут, бля, не закурить? После такого?

Он помнил, прекрасно помнил тот день, когда, идя на охоту, увидел девчонку, роющуюся в подлеске.

Помнил, как разозлился на очевидную глупость и беспечность этой курицы.

Уйти одной от лагеря, даже без серьезного оружия, (ну не считать же ножик для грибов за оружие?) — это надо обладать особым умом. И сообразительностью.

Он помнил, как стоял, довольно долго стоял в кустах, наблюдая за глупой курицей. И, помимо воли, облизывая взглядом крепкую попку в светлых штанах, тонкие руки, которые, в случае чего, даже ударить нормально не смогут, светлые пушистые волосы, что так мягко, так красиво лежали, прикрывая острые лопатки.

Он, совершенно не осознавая, на автомате чисто, прикидывал, как легко можно было бы ее завалить в этот самый подлесок, на мягкую листву, зажать ладонью рот, чтоб не орала, дернуть майку, добираясь до нехилой такой груди, примерно третьего размера, если глаз не подводит. Как можно было бы заставить ее застонать, кусая ее красивые сочные губки, пробуя на вкус, упиваясь, получая дикое удовольствие от изгибающегося в руках тела…

Диксон тогда, помнится, еле стояк угомонил. И мозги. Потому что не зверь. Не животное.

И не дурак.

Эти сестренки мимо них с Мерлом проходили с подветренной стороны, чтоб даже запаха их не ощущать.

О каком поцелуе, сексе, вообще интересе может идти речь?

Надо девку отправить в лагерь, пока не нашла приключения на свою шикарную задницу.

Охрененную задницу, бля. Вот он бы…

Так, стоп!

Диксон скрипнул зубами, обозвал себя мудаком и кретином, и вышел к девчонке.

И словил нехилый болезненный кайф от общения с ней тогда.

От того, как она смотрела, как слушала, будто он чего-то важное говорит и интересное.

Ему это, кстати, понравилось нереально. Чуть ли не больше, чем все те грязные мысли, что голову так и не покинули на протяжении всего общения с ней.