Беглая (СИ) - Семенова Лика - Страница 12

Та выпучила глаза:

— А за риск?

Я невольно улыбнулась, кивнула:

— И за риск, разумеется. Ты права.

Что ж, нормальные товарно-денежные отношения. Она не обязана была мне помогать. Гихалья вытрясет все свои кубышки, если понадобится, я не сомневалась. А как рассчитаться с моей дорогой ганоркой — я придумаю. Лишь бы эта проклятая ситуация разрешилась.

Нимаина удовлетворенно кивнула:

— Вот и договорились. Только ты это… — она заговорщицки повела тонкими малиновыми бровями, — тихо тут сиди. Знаю прекрасно, что без меня девки шарятся, где не попадя. Если пронюхают — быстрее ветра в коллегии окажутся, да передерутся по дороге. Чего тут ждать… Сумма-то не шуточная.

Я опустила голову, сжала зубы:

— Сколько?

Нимаина даже понизила голос, будто боялась, что услышат ее девки:

— Девятьсот курантов…

Сердце кольнуло, я даже опустилась на стул:

— Как девятьсот? Было триста.

Та вновь повела бровями:

— Так, то когда было?! Вот так… Теперь сама видишь, что дольше я не могу так рисковать. Все, я ушла. Запрись изнутри.

Нимаина вышла, аккуратно прикрыла дверь. Я какое-то время недвижимо сидела на стуле, слушая, как сбивчиво колотится сердце. Потом будто опомнилась, подошла к двери и тщательно задвинула простой железный засов, прислушиваясь. Прислонилась к стене. Теперь я боялась любого постороннего звука.

Девятьсот курантов — это уже не шутки. По-хорошему, нужно отдать именно эту сумму, не меньше, чтобы Нимаина не сочла себя обворованной. Но девятьсот курантов! Это запредельно! Гихалье никогда столько не собрать.

От ужаса разом пересохло в горле. Я налила воды и осушила стакан. Девятьсот курантов… Но за что? Ответа не было, я лишь улавливала прочную связь с присутствием асторцев. Нимаина сказала, они до сих пор так и не убрались. Коллегия не предложила бы за меня ни куранта. Да что там куранта! Ни гранума! Но зачем я на таких условиях асторцам?

Время будто издевалось надо мной. Тянулось так медленно, что я буквально сходила с ума. Я не сомневалась, что Гихалья придет сюда, едва узнает, где я. И эта мысль согревала, а на глаза наворачивались слезы. Лишь бы она не привела за собой хвост. Похоже, уже все можно ожидать.

Вдруг я различила в звенящей тишине подвала едва заметное шуршание, словно кто-то скребся. Я замерла, прислушиваясь, а сердце вновь бесконтрольно заколотилось. Вроде бы ничего. Показалось. А, может, какой случайный зверь или насекомое.

Вновь шуршание. На этот раз громче и интенсивнее. Я снова замерла, боясь шевельнуться. Звук шел от двери. Казалось, кто-то осторожно скреб по ней ногтем. Я на цыпочках приблизилась, приложила ухо — все верно, тихий звук гудел в металле. Я старалась даже не дышать. Чуть позже прибавилось легкое острое постукивание. Кто-то стучался в дверь, но старался сделать это как можно тише. Неужели Нимаина была права, и уже пронюхали?

Вдруг раздался глухой осторожный шепот:

— Эй, открой, скорее! Я знаю, что ты там.

Я судорожно набрала в легкие воздуха и замерла, не дыша. Пусть этот кто-то решит, что здесь никого нет. И проваливает. От напряжения казалось, что я стою вот так, замерев, уже пару часов, и мышцы одеревенели.

В дверь снова поскреблись:

— Да открывай же, время потеряешь!

Шепот явно женский. Впрочем, все, как и опасалась Нимаина. Пронюхали и явились, едва та ступила за порог. Но самое ужасное будет, если кто-то из этих шалав уже побежал в коллегию. А если еще и не пешком… До коллегии отсюда в три раза ближе, чем до заведения Гихальи. И что теперь делать?

Стук стал настойчивее:

— Открой! Открой, Мия!

Сердце ухнуло, и по спине прокатила морозная волна — эта гадина знала мое имя! Впрочем, тут же отпустило — сейчас мое имя знал весь город. Ничего удивительного. Я лишь плотнее сжала губы, чтобы ненароком не выдать себя. Но этот стук уже бесил.

— Мия, это я — Аника. Помнишь? Аника!

Я вновь похолодела. Аника? Да, когда-то я знала одну Анику, она жила неподалеку. Мы немного дружили, пока она не пропала. Но Гихалья ее недолюбливала, не стесняясь, в глаза называла…

— Помнишь, Гихалья называла меня Непутевиной? Непутевиной!

В горле вмиг пересохло. Аника… Непутевина — такое наобум не выдумаешь. Я коснулась ладонью двери, сердце как сбесилось, в висках долбило жаром. Аника… Я все еще медлила.

— Мия, тетка Нимаина поехала в коллегию. Ты слышишь? Тебе надо уходить отсюда.

Я все же не удержалась. Впрочем, этой Анике было и так понятно, что я за дверью.

— Ты врешь! Она пошла к Гихалье.

— Она поехала в коллегию. Клянусь! Через час здесь будет стража… — прозвучало совсем тихо.

Казалось, мозг взболтали, как яйца в плошке. Я была растеряна. Нет… я была потеряна, будто выбили почву из-под ног. Все рассыпалось, и теперь я совсем не понимала, что делать. Вдруг Аника права? Тогда оставаться здесь глупо и опасно. Но если она врет? Я прижалась щекой к запертой двери:

— Я давно здесь, ты наверняка знаешь. Тогда зачем Нимаина столько времени укрывала меня? Это риск.

За дверью повисла тишина. Наконец, послышался вздох:

— Ты всегда была какой-то… немного непрактичной… Тетка Нимаина ждала, когда поднимут сумму вознаграждения. Подняли утром. Девятьсот курантов — куда еще жирнее? Дальше уже глупо рисковать — можно и вовсе остаться ни с чем.

От этих слов у меня зазвенело в ушах. Да, Аника частенько говорила, что я странная и непрактичная. Я уставилась на дверь, будто та была прозрачной, и за ней можно было видеть собеседницу. Я пыталась вспомнить, как она выглядела. Что-то угловатое, невзрачное. Смутный образ без единой яркой черты. Я плохо запоминала лица. Очень плохо. А в Анике и нечего было запоминать.

Я сглотнула:

— Тогда почему ты не пришла раньше? Тоже ждала?

Аника затараторила так быстро, что я едва разбирала слова:

— С тех пор, как ты здесь, тетка за порог не выходила. И нас заперла, как в тюрьме. Не было ни малейшей возможности.

— Тогда откуда ты узнала?

— В окно видела, как тогда стража приходила. И все слышала. Зная тетку — догадаться не сложно. Все сходилось одно к одному.

Я опустила голову, смотрела на задвижку. Все это было слишком складно для лжи, слишком метко… В последний раз я видела эту Анику года три назад. Три года — почти вечность. Кто знает, какой она теперь стала? Может, врет, как дышит? Кто в здравом уме откажется от девятисот курантов? Но если она не лжет, и эта Нимаина отправилась в коллегию… какой же я буду дурой!

Сердце бешено заходилось. Я часто дышала, не сводила глаз с задвижки. И все еще не понимала: отпереть или нет. Зажмурилась, досчитала до трех, открыла так резко, что лязг резанул по ушам. Дело сделано…

Аника шмыгнула в щель и тут же мягко прикрыла дверь. Смотрела на меня и молчала. Разглядывала. А я разглядывала ее. Да, это была та самая Аника, но я с трудом ее узнала. Блеклые волосы она выкрасила в красный, как у Нимаины. Усталое лицо, следы размазанной краски под глазами. От нее несло перегаром.

Она опустила глаза:

— Такая я теперь. Не смотри так, самой тошно. — Она вдруг подалась вперед и обняла: — Я рада, что ты здесь. Что бы ты ни сделала.

Я не обнимала ее, но и не отталкивала. Лишь пробормотала, уткнувшись в худое плечо:

— Я ничего не сделала. Ни-че-го.

Аника отстранилась, даже попятилась на шаг:

— Прости. Я очень рада тебя видеть. Правда.

Я стиснула зубы:

— Ты сказала правду? Нимаина пошла в коллегию?

Та нервно закивала:

— Тебе нужно уходить. Надеюсь, еще не поздно.

Я лишь кивнула в ответ. Не стала спрашивать, почему Аника здесь — это было предсказуемо. Если бы не Гихалья, я была бы такой же. Я взяла ее за тонкую холодную руку:

— Можно тебя попросить кое о чем?

— Смотря о чем...

Я опустила голову:

— Если у меня ничего не выйдет, сходи к Гихалье. Скажи ей, что я ее очень люблю и не забуду ни за что на свете, что бы ни случилось. Пусть она попросит своих богов помочь мне.