Осколки. На острие боли (СИ) - Вольцева Яра - Страница 17

Сестра пропадала в общежитии и наверняка порхала от счастья. Их отношения с Никитой, судя по ее сториз, цвели день ото дня. Я словно мазохистка следила за ее социальными сетями, мучила себя и плакала в подушку ночами.

– Сегодня твоя классная руководительница звонила, сказала, у тебя математика просела, – вдруг однажды сказала за ужином мама.

Я удивилась спокойной интонации и подняла на нее взгляд. Обычно она злилась, если на меня поступали жалобы из школы, но на этот раз говорила она спокойно. Ее беспокоило кое-что другое.

– Подтяну, – осторожно произнесла я и потянула к чашке с горячим чаем, прячась за пузатыми стенками.

Отец медленно помешивал в своем бокале сахар и бездумным взглядом смотрел на стол. Лицо у него после вчерашних посиделок с друзьями было опухшим, но мама даже не ворчала на него. Ходила сама не своя, о чем-то усиленно размышляла.

– Хорошо. Мне нужно поговорить с тобой еще кое о чем. Ты мальчика Алины хорошо знаешь?

Я поперхнулась и шлепнула ладошкой себе по груди, чтобы откашляться.

– Мальчика?

– Ну парня, с которым она встречается. Насколько у них всё серьезно?

– Никита?

– Не знаю, Никита не Никита, мне всё равно. Так что там?

Отвечать мне не хотелось, как и анализировать, почему она вдруг заинтересовалась отношениями Алины. Это я и без вопросов знала. Помнила еще, каким энтузиазмом горели ее глаза, когда Антонина и Сафроний захотели познакомить Алину с каким-то их перспективным аспирантом. Помнила как и то, что мама не ответила на вопрос сестры, выбрала ли бы она папу, возвратись время вспять на двадцать лет назад. От этого мне было обиднее всего. За папу. За себя. Будто мы ненужные элементы в ее жизни. Так. Мусор.

– Не знаю, мам, насколько серьезно, Алина мне не докладывает.

Если бы мама хоть иногда прислушивалась ко мне, то услышала бы в моих словах горечь. Но ей до меня не было никакого дела. Алина то, Алина сё. Ее отрада и надежда на будущее. Любимая дочка.

Иногда у меня складывалось ощущение, что я – приемная дочь, а вот Алина – плод любви. Хотя я каждый раз осекала себя, ведь это был бред. Отец у нас точно был один. Во всяком случае, у меня была такая же родинка на внутренней стороне бедра, как и у папы, так что сомневаться в нашем с ним родстве у меня никогда не было повода.

– Ну ты же ее знаешь лучше меня, вы ведь подружки, наверняка она делится с тобой секретами. Давно у них с этим… Никитой?

Мама так хотела услышать ответ, что схватила меня за запястье и требовательно заглянула мне в глаза. От этого взгляда у меня мороз по коже.

– Не-н-недавно, – я аж даже заикаться стала, настолько непривычен был интерес матери. Даже отец перестал есть, а исподлобья наблюдал за нашим разговором.

– Недавно это хорошо, значит, ничего серьезного.

Мама сразу приободрилась и заулыбалась, даже встала и запорхала по кухне, ища прихватки. Сегодня она запекала шарлотку в духовке.

– Что ты задумала, Ир?

Даже отец нахмурился и заговорил с ней, почуяв подвох, как и я.

– Не трогай детей, не вздумай их вмешивать в свои отношения с этими Косоруковыми, – процедил он, выказывая недовольство ими, которое отзывалось в моей душе согласием. Не нравилось мне мамино поведение с тех пор, как они появились в нашей жизни. Уж больно требовательные, многого хотят и принижают наш образ жизни.

– А ты не лезь. Ишь, голос у него прорезался. Мнение, – презрительно скривилась мать и хмыкнула, глядя на него свысока. – Как пил с мужиками, так и продолжай. А со своей дочкой я сама разберусь.

– Со своей? – набычился отец и встал, упираясь кулаками в стол. – Может, ты запамятовала, но Алина Отрадная, а не Косорукова и уж тем более Медведева. Так что прикуси язык, Ирина, и послушай меня!

Я впервые видела отца таким, поэтому подорвалась и отскочила в сторону, не желая становиться свидетелем их очередной ссоры. И если раньше агрессоров выступала мама, то теперь им был папа.

Когда я выскочила в коридор, то увидела только вошедшую в квартиру Алину. Она выглядела счастливой и веселой, и ее вид снова напомнил мне, что она украла у меня мечту.

– Опять ругаются? – скривилась она и поставила на тумбочку белую сумочку. Она заметила мой интерес и улыбнулась? – Нравится? Ник подарил. Брендовая, даже номер серийный есть, я проверяла.

– Поздравляю, – сухо сказала я ей и скользнула мимо нее к себе.

Вот только до комнаты не дошла. Услышала истошный крик матери, от которого у меня волоски на теле встали дыбом.

– А ты меня не учи! Я лучшего для Алины хочу, ясно?!

– Денег ты родительских хочешь! Их одобрения, думаешь, никто не видит? Пожалела, что замуж за меня вышла, так и скажи, не нужно маскировать всё это под добром! У Алины бы лучше спросила, хочет ли она такой судьбы.

– Захочу, спрошу! И у тебя не поинтересуюсь, ясно?! Если бы тебя беспокоила ее судьба, ты бы поддержал меня! Впрочем, кому я это говорю. Тебя она всегда не волновала. Только Софу свою одну любишь!

– Не начинай, Ир.

– Думаешь, я не вижу? Одна я об Алине беспокоюсь, дарю ей любовь, которую ей не дает отец.

– Ира!

– Мог бы и не демонстрировать так откровенно, что она тебе неродная дочь!

– Ира!

Мама заплакала, а вот Алина застыла, так и не сняв одну туфлю с ноги. Ее лицо побледнело, а я не могла сдвинуться с места, чтобы как-то отреагировать.

– Замолчи! – прошипел маме отец. – Соня может услышать!

Слова отца были резонны, но уже было слишком поздно.

– Не услышит! Наверняка заперлась в комнате и играет в свои игрульки на компе! Вся в тебя!

Мне было больно слышать слова матери, но это было не так важно, как состояние Алины. Она продолжала стоять около входной двери и молчала, никак не отреагировав на оглушающую новость, которая прозвучала как гром среди ясного неба.

– Алин, – прошептала я и наконец отмерла. Подошла к ней и неловко погладила ее по спине. Мы давно с ней не общались, так что я чувствовала неловкость, находясь с ней так рядом и в молчании.

– Не трогай меня, – крикнула она, дернула плечами и опустила голову.

Казалось, она даже не заметила, что так и не сняла одну туфлю, настолько сильным было ее потрясение. В этот момент на кухне затихли родительские крики, а затем раздались шаги.

– Кто пришел, Соня? – раздраженно спросила мама и только потом вышла в коридор и увидела Алину. Застыла на полпути с открытым ртом и выпученными глазами, в которых горел настоящий ужас. – Детка, я… Ты давно тут? Мы с папой…

Мама оглянулась в поисках отца, который остановился за ее спиной, но помощи от него не получила. Он и сам замер, не зная, что сказать, ведь такого поворота событий они оба не ожидали.

– Я всё слышала. Это правда? Ты изменила папе? – выпалила Алина, стараясь держать себя в руках, но я стояла рядом и видела, как в уголках ее глаз возникла влага.

От нее буквально разило болью и отчаянием. Я вся сжалась, не зная, что делать – то ли попытаться обнять сестру, чтобы поддержать ее, то ли отойти, как она сама того хотела, – но всё равно продолжала стоять на месте и ничего не делать.

Ситуация была из ряда вон. Разве могла я представить себе, что в нашей среднестатистической семье могло произойти такое? Мне казалось, такое происходит только в мелодрамах, но реальность была намного суровее.

– О чем ты, дочь? Изменила? – мама растерялась, отец тоже, да и я непонимающе посмотрела на сестру.

– Да! – она сжала ладони в кулаки. – Ты ведь сама сказала, что он мне не отец! Получается… Ты была с другим?

– Всё не так, Алин. Давно надо было вам всё рассказать, – подал голос папа и тяжело вздохнул, выдвигаясь вперед и оглядывая нас встревоженным взглядом. – Давайте все успокоимся и пройдем на кухню. Обсудим всё в спокойной обстановке. Без нервов и истерик.

– Да неужели? – съязвила мама, в очередной раз уколов отца.

Я опустила глаза в пол и зажмурилась, желая оказаться как можно дальше отсюда.

– Хватит, мам! – крикнула Алина, а затем зло скинула туфлю. Оттолкнула родителей и первой кинулась на кухню.