Осколки. На острие боли (СИ) - Вольцева Яра - Страница 19

– Ты не так поняла, мам. Просто… – замялась Алина. – Никто не виноват, что я не нравлюсь Нику.

– Если бы Соня не писала ему и не ввела его в заблуждение, он бы не разбил тебе сердце.

Пока Алина с мамой переговаривались, я поджала губы и прикрыла глаза. Так вот как Алина всё представила маме. Ну да. Именно я виновата в том, что Ник ей изменил.

– Да, мам, я виновата. Я всегда виновата. Во всем, – горько усмехнулась я и встала из-за стола, не желая сидеть больше с ними.

– Куда пошла? Вернись на место!

– Не надо, мам. Я сама, – подорвалась Алина, и я услышала ее шаги сзади.

Несмотря на то, что я держала дверь комнаты, она всё равно прорвалась внутри.

– Чего тебе? – буркнула я и отошла к окну. Злость накатывала волнами, но я держала себя в руках.

– Мама всё неправильно поняла. Ты не обижайся на нее.

– Неправильно… – забормотала я и прислонилась лбом к стеклу.

– Ты это… Не сердись, что я тебе тогда написала. Ты ведь не виновата, что Ник другой увлекся.

Воцарилась тишина. Я молчала, а она, видимо, нервничала из-за этого.

– Но ведь если бы ты Нику не написала, то…

– Вот именно. Я написала, – произнесла я и развернулась, зло стискивая кулаки. – Тебя никто не просил притворяться, что это была ты! Так что не нужно перекладывать на меня ответственность, ясно?

В этот момент по стеклу забарабанили капля. Дождь пошел.

– И? Злишься на меня, что ли? Ник бы всё равно не посмотрел на тебя. Ты не его уровня.

Сестра, вместо того чтобы извиниться, решила обвинить во всем меня.

– В этом вся ты, – выкрикнула я, чувствуя, как грудь разрывает от боли и обиды. – Даже в такой малости отобрала у меня то, что было мне дорого. Я уж ничего не говорю о маминой любви.

– Считаешь, ты одна такая несчастная? Это я вообще-то без отца росла.

– Не прибедняйся. Наш папа тебя всегда любил. Если бы мама не призналась, ты бы никогда не заподозрила, что он тебе не биологический отец. Так что прекрати строить из себя саму невинность.

Алина промолчала на мой выпад и поджала губы, а я развернулась и снова прислонилась к стеклу. Она на удивление замолчала, прекратив обвинять во всем меня, а затем засопела. Так бывало всякий раз, когда она испытывала чувство вины. Всё же совсем уж стервой она не была, меня в какой-то степени любила.

– Не трогай меня! – просипела я, пытаясь сбросить ее руку с плеча. Мне впервые было так плохо, что я не готова была идти на примирение.

– Прости, – искренность в ее голосе не тронула меня.

– Ты ведь знала, что я люблю его, – я зажмурила глаза и прислонилась к прохладному окну, заглушая гул стука капель бешено колотящимся пульсом.

Больше всего я переживала из-за Никиты. Первая любовь…

Сестра снова молчала. Только и делала, что извинялась и молчала. Мне это не помогало. Боль ведь не утихала. Всё также распирала грудную клетку, разрывая меня изнутри. Словно я проглотила стеклянную пробирку с кислотой внутри из кабинета химии, и она лопнула, растекаясь по органам и обжигая внутренности до боли и агонии.

– Разве это не он внизу? – прозвучал вдруг недоуменный голос старшей.

Я, недолго думая, а действуя на голых инстинктах, резко отскочила от окна и рукой задернула шторы. Комната потемнела, пробивались только полоски света от щелей портьер. Часто задышала от испуга и адреналина, затем спустя минуту моргнула и стерла слезы со щек рукавом пижамы.

– Он снова с новой девкой, – отодвинула как ни в чем не бывало штору Алина, ей страх застигнутой врасплох за подглядыванием был неведом.

Порой я завидовала ее характеру, ведь не могла, в отличие от нее, позволить себе быть такой уверенной. Мы были похожи внешне, но при этом отличались, как красавица и чудовище. Вот только это не сказка о любви, а суровая реальность, где именно я была тем чудовищем. Тетя часто говорила, что самые красивые лебеди вырастают из гадких утят, но каждый раз, видя свое отражение в зеркале, я своим существованием опровергала ее уверенность. Прыщавая, угловатая, я меньше всего подавала надежды стать красавицей, как старшая сестра Алина. Любимица матери и ее гордость.

Старшая, пока я предавалась самобичеванию, отошла от окна и присела на мою не заправленную кровать, совершенно не обращая внимания на беспорядок, который царил в моей комнате.

– Разве это любовь, Сонь? – вздохнула, будто не слыша ни мои слова о том, чтобы отстала от меня, ни чтобы проваливала из моей комнаты. – Ты даже привет ему сказать боишься. А я… А мы… Мы ведь встречались почти месяц, а теперь…

Я прекрасно слышала, как она тяжело и надрывно дышала. Она съехала из дома два года назад, поселившись в общаге, но ничего не поменялось. По-прежнему перетягивала внимание на себя, обесценивая мои чувства. Всегда ставила свои эмоции во главу угла. Даже сейчас, когда именно она украла у меня Никиту, всё равно жаловалась на то, что именно ее он бросил.

– Уходи, Алин. Не вынуждай меня кричать, – прогундосила я и шмыгнула носом. Кажется, он распух.

Сестра снова меня не услышала. Закрыла лицо ладонями и сгорбилась, будто всё бремя мира легло на ее плечи. Спустя несколько секунд раздался всхлип.

Раньше я бы кинулась к ней, обняла за плечи и стала убеждать, что парень, который ее бросил в очередной раз, просто ее не достоин, но сегодня… Сегодня я ненавидела сестру так сильно, что у меня болело и распирало сердце. Казалось, еще секунда, и я упаду на пол без сил, теряя сознание, но благословенное забытье не приходило. Словно наказание за то, что посмела надеяться на любовь, которую всегда дарили не мне. Даже родители.

– Вскружил тебе голову, Алина? Понимаешь меня теперь? – выдохнула, с облегчением нарушая молчание.

Она не ответила, никогда не умела брать ответственность за собственные косяки. Я же поджала губы, подошла к окну снова, только с другой стороны. Отвернулась от сестры, чтобы не видеть ее, ведь не хотела даже дышать с ней одним воздухом.

Подойдя к стеклу, отодвинула шторку и открыла себе обзор на двор. И увидела, как он, мой тот самый, поцеловал другую, и снова это не я. Обнимал ее, не меня. Всегда не меня…

Родители помирились, как только Алина успокоилась и перестала обижаться. Между ними тремя был разговор, но я на нем не присутствовала. Вот только после этого Алина стала часто ездить в родителям мамы, так что два плюс два сложить я могла.

– Она согласилась выйти замуж за дедова аспиранта? – удивилась Олеся, когда настала перемена, и все остальные вышли из класса.

– Алина-то? – фыркнула я. – Зная ее, нет. Но мама активно готовится к переводу Алины в другой универ. Дед сказал, что оплатит его, так что со следующего семестра Алинка будет учиться у него в ВУЗе. Под крылышком семьи, так сказать.

– Прикол будет, если выйдет замуж за того очкарика.

Мама показывала нам фото, там и правда был паренек, который по внешний параметрам явно уступал Никите и всем тем парням, которых обычно выбирала Алина.

– Да ладно тебе, – ткнула локтем Лесю в бок. – С лица воду не пить. Говорят, он перспективный.

– Ага, ты вот можешь себе представить Алинку женой профессора? Вот и я нет.

Я закатила глаза, уже устав от обсуждения личной жизни старшей сестры, однако это было всяко лучше, чем вспоминать пресловутого Никиту. От него у меня до сих пор побаливало сердце. Прошло уже несколько недель с тех пор, как я видела его в последний раз, да и я перестала общаться с Макаром, понимая, что из-за него никак не могу выбросить Ласкового из головы. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.

– Не знаю, что там насчет профессора, но дед подарил Алине машину, – вспомнила я и прошептала Леське, в класс возвращались остальные одноклассники.

– Островский тебе подмигнул, Сонь. Может, обратишь уже на него внимание? Парень бедный, старается привлечь твое внимание, а ты всё по Никите сохнешь.

Я подняла глаза и увидела, что последним как раз заходил Ваня. Я не была слепой и видела, что нравлюсь ему, но вот ответить взаимностью не могла. Или не хотела?