Последняя Мона Лиза - Сантлоуфер Джонатан - Страница 52

– Вы живете в этом городе?

– Да, всю свою жизнь. – Она посмотрела на него, очевидно, застеснявшись, что разоткровенничалась с незнакомым мужчиной, и Винченцо улыбнулся, чтобы успокоить ее. – А вы откуда, месье?

Винченцо едва не сказал: «Ниоткуда».

– Из Парижа, хотя я не всегда там жил.

– О, Париж! Я там никогда не была, хотя мечтаю съездить. Там очень красиво? – Ее лицо приняло мечтательное выражение.

– Да, очень, – Винченцо вдруг захотелось рассказать все этой девушке, так похожей на Симону.

– Когда-нибудь я обязательно съезжу.

– Съездите. Париж вас хорошо примет. Этот город ценит красоту, – не удержался Винченцо, сразу же отругав себя за этот флирт.

– Ой, ваш бренди! – Она покраснела и поспешила уйти. Широкая юбка взлетала выше колен, вновь вызвав в памяти Симону.

Винченцо посмотрел ей вслед, потом заставил себя отвести взгляд. Вытащив из-под куртки свой дневник, он открыл его, написал крупно, во всю ширину страницы: «Прибыл. Кафе Блю», – и отложил в сторонку. Подробности можно записать потом.

Девушка вернулась и поставила перед ним стакан бренди.

– Не хотите ли поесть что-нибудь? У нас есть замечательный омлет с травами и…

– Возможно, чуть погодя. После этого… – Он поднял стакан с бренди. – Вы случайно не знаете моего друга и коллегу, здешнего художника?

– Так вы художник? Как чудесно! Я было подумала, что вы писатель, – она посмотрела на тетрадь в синей обложке.

– А это… Это просто… блокнот, ничего особенного. – Он придвинул к себе дневник. – Моего друга-художника зовут Ив Шодрон, мне кажется, он живет где-то неподалеку.

– Тут в округе живет несколько художников.

– Это такой маленький мужчина с усами и…

– Чем могу помочь? – К официантке подошла женщина лет пятидесяти, ее тон был холодным и настороженным.

– Моя мама, – сказала девушка.

Винченцо встал и слегка поклонился. Женщина не улыбнулась и продолжала смотреть на него с подозрением.

– Кого вы ищете? – спросила она.

Винченцо заново описал Шодрона, и женщина отрицательно покачала головой, коротко и резко.

– Может быть, вы знаете его друга? – Винченцо, не называя имени, описал Вальфьерно, начиная с острых черт лица и заканчивая хромотой и серебряной тростью.

Лицо женщины словно открылось, а потом закрылось снова:

– А почему вы интересуетесь?

– У нас когда-то были дела в Париже… – как можно беззаботней произнес Винченцо. – Я проходил мимо и вспомнил, что он, кажется, живет где-то неподалеку…

Женщина оглядела его: иностранная внешность, поношенный пиджак.

– Я не знаю такого человека, месье. – Она повернулась к дочери. – Бриджит, здесь есть и другие клиенты.

Винченцо видел лишь двоих: парочку за столиком в другом конце зала.

– Да, мама, – сказала Бриджит и отошла.

Винченцо отпил бренди; он был уверен, что мать знала Вальфьерно, он понял это по ее лицу. Через какое-то время он сделал знак Бриджит.

– Еще бренди, месье? Может быть, теперь поедите что-нибудь?

– Да. Еще бренди, и тот омлет, о котором вы говорили. – У Винченцо было мало денег, но он был голоден и хотел еще немного посидеть здесь. Ему нужно было получить ответы на свои вопросы. Вальфьерно и Шодрон были где-то рядом, он это чувствовал.

Пока он курил, Бриджит принесла еще бренди и поставила на стол омлет. Его золотистая поверхность была посыпана зелеными травами. Винченцо взял вилку.

– Омлет восхитительный. Это вы готовили?

– О, нет. Готовит моя мать.

– Передайте ей, пожалуйста, что это великолепно.

– Скажу, – ответила девушка. – Не обижайтесь на маму. Она бывает резковата с незнакомыми людьми.

– Прекрасно ее понимаю. Прошу прощения, если был невежлив с ней.

– Ах, нет, – произнесла Бриджит и запнулась, словно не решалась сказать что-то еще. Потом она, чуть наклонилась, будто для того, чтобы переставить солонку с перечницей, хотя в этом не было никакой необходимости.

– Тот человек, о котором вы говорили, – прошептала она, – тот, что хромой и с тросточкой, такой странный тип, он сорит деньгами в городе и часто обедает и выпивает здесь. Моя мама боится потерять такого клиента.

– Да мне только парой слов перекинуться. Мы давно не виделись. Когда живешь в таком большом городе, как Париж, понемногу забываешь старых друзей. Мы когда-то были очень дружны, и мне бы хотелось просто повидаться с ним.

Бриджит украдкой оглянулась, затем снова наклонилась и прошептала:

– Он живет в старом каменном доме с голубыми ставнями и высокими вечнозелеными растениями вокруг, примерно в двух километрах к югу от города. Это единственный дом в тех местах. И второй, о котором вы говорили, художник, он тоже там живет.

Винченцо поблагодарил ее, взяв за руку. Ему хотелось прижать эту руку к своей щеке, и хотя бы разок назвать девушку Симоной.

Помедлив секунду, Бриджит осторожно высвободила руку, а когда он поднял на нее глаза, покраснела и поспешила уйти.

Снаружи все так же моросило. Винченцо сунул дневник за пояс и надел куртку. Заглянув в окно кафе, он в последний раз посмотрел на Бриджит. Почувствовав неловкость из-за того, как он вел себя с этой девушкой, он быстро пошел по улице мимо выстроившихся вдоль нее магазинчиков, пока не миновал старую каменную городскую стену. Здесь тротуар сменился грунтовой дорогой.

Теперь Винченцо дал волю возбуждению и ярости, которые подавлял в душе много месяцев. Он шагал, и гнев разгорался, придавая ему сил. Он хотел получить лишь то, что ему причиталось, но готов был драться за это. Складной нож в кармане постукивал по его ноге при каждом шаге.

Облака разошлись, и лучи солнца осветили каменный дом с голубыми ставнями. Дом одиноко стоял на склоне холма; высокие вечнозеленые растения, о которых говорила официантка, стояли по обеим сторонам от него, как часовые.

Винченцо достал дневник и сделал в нем последнюю запись.

– Trovati! – написал он. – Я нашел их!

– Ничего себе! – Смит встал, закуривая новую сигарету. – И что дальше? Он поехал в Париж? Продал картину?

– Не знаю. Больше ничего не написано.

– Издеваешься? Вот черт… Ну, ладно, во всяком случае, мы знаем главное – как опознать поддельных Джоконд.

Это была правда, и я приехал сюда для того, чтобы именно это узнать. Почему же в душе у меня была пустота и чувство невосполнимой потери?

Смит уже сидел за ноутбуком, барабаня пальцами по клавиатуре.

– Надо пробить этого Фурнье по базе данных Интерпола, – сказал он. – Вдруг на него что-нибудь имеется.

– Прошло сто лет.

– Всякое бывает… Нет, на Жоржа Фурнье ничего нет. – Он поработал еще пару минут, потом повернул ноутбук ко мне экраном.

– Что мы здесь видим?

– Гугл-карты, вид улицы.

Большую часть экрана занимал величественный дом с серебряным куполом на крыше.

– Дом банкира… Он все еще там?

– Да, – подтвердил Смит, – и завтра мы пойдем и проверим его.

– Говорить буду я. – Смит взялся за дверной молоток. Молоток был большой, металлический, возможно, железный: тяжелое кольцо свисало из пасти какого-то рогатого существа. Он выглядел старым, дорогим и немного устрашающим, как и все остальное в этом доме с куполом.

Дверь открыла женщина лет шестидесяти, в бежевой прямой юбке и блузке. Смит показал свое удостоверение Интерпола, представил меня как своего «помощника», и я снова почувствовал возбуждение, которое вело свое начало уже из более ранней эпохи, чем подростковая компания: маленькие дети, собравшиеся поиграть в «войнушку».

Смит сказал, что мы пришли по старому, но поднятому заново делу, добавив «rien de sérieux»[77] – по-моему, он очень неплохо говорил по-французски, но женщина ответила на английском, как обычно делают французы. Вид у нее был настороженный, и на Смита она смотрела с подозрением.