Роковой Париж (СИ) - Ускова Нелли - Страница 30

— Франсуа, что ты делаешь?

— Тебе неприятно?

— Мне, конечно, приятно, — у Юли от этих нежных аккуратных касаний по спине расползались приятные мурашки. Она улыбнулась, с озадаченным видом глядя на него. — Но это так странно.

— У тебя волшебные волосы, — было его ответом, но трогать волосы он так и не прекратил.

А после того как их танцы закончились, видимо, одних волос ему стало мало. Франсуа стал более открыто прикасаться к ней на репетициях, но настолько странно и беспардонно, как это мог делать только Франсуа. Он мог подойти сзади, обнять Юлю за талию в охапку, согнуться, уткнуться ей в волосы и, как кот тереться о них лицом. Иногда он брал её руку, а потом прикладывал свою ладонь к ладони Юли и слегка надавливал, или брал за тыльную сторону, чуть обхватив запястье и кулачок девушки. И это случалось каждый день, когда они смотрели из зала какую-то сцену, где Юля не участвовала.

Девушка обращала внимание на все его жесты и прикосновения, удивлённо смотрела, но он обычно игнорировал её взгляд, наблюдая за игрой на сцене, и как будто это всё было само собой разумеющееся. Юля чувствовала себя неловко, но не вырывалась и не отбирала руку.

Девушку необъяснимо тянуло к Франсуа. Он не вызывал какую-то бурю чувств и эмоций, как Петя, но она любила смотреть на Франсуа, особенно, когда он улыбался; любила слушать его обволакивающий голос, от которого по телу расползались мурашки; танцевать с ним, когда он сжимал её ладонь своими длинными и почему-то всегда прохладными пальцами; любила, когда он ласково касался её волос.

Она понимала, что это всё неправильно, и нужно прекратить эту странную связь, но как назло, чем ближе была премьера, тем больше они сближались. За неделю до премьеры Жером перестал являться на репетиции — он так и не выучил текста, хотя его уже уговаривали всем составом, и за него Ромео стал играть сам Франсуа. На третий день отсутствия Жерома до этого спокойный уравновешенный Франсуа будто сломался, он ходил и бесконечно нервно тер лоб, а потом резко объявил:

— Вы устали, сегодня будет выходной.

Все принялись уверять, что это не так, они готовы репетировать, но тот молча ушёл, оставил состав одних. За четыре дня до премьеры.

На следующий день Юля отыскала Жерома в университете. Уговаривала вернуться, не подводить всех, но тот лишь скользко оправдывался, что проблемы с учебой, репетиции отнимают много времени, ему надоело, и учить текст он не собирается. Юля его чуть ли не умоляла, оставалось потерпеть всего три дня и пережить премьеру, предложила помощь, чтобы выучить текст, но он лишь придумывал отговорки, а потом просто ушёл на свои занятия, сказав, что ему всё равно, и он больше не придёт.

Юле хотелось порвать его на части, у неё в голове не укладывалось, как можно что-то бросить на финише — более двух месяцев ежедневных репетиций, и разом подвести всех. Да, последние недели были сложными, они уже отвыкли от длинных репетиций, а пьеса целиком длилась почти три часа, с перерывами между актами все четыре. Юля и сама приходила домой без сил, обычно Клэр с детьми уже успевали поужинать, и уроки русским перенесли на позднее время. Клэр с пониманием отнеслась к поздним возвращениям Юли, расспрашивала про репетиции и даже собиралась прийти на премьеру.

Девушка уже настолько привыкла к Жерому в роли Ромео, что с Франсуа репетировать было сложно — он слишком хорошо играл. Будто и не играл вовсе, а превращался в настоящего Ромео. Юля заслушивалась его репликами, могла бесконечно смотреть в его глаза, забывая обо всём. Она так восхищалась им, что иногда забывала вовремя входить в реплики и чувствовала разочарование в себе, стыдясь того, что не дотягивает до уровня Ромео, что подводит своей игрой Франсуа.

На следующую репетицию Франсуа пришел, как ни в чем не бывало. Юля осторожно поделилась с ним разговором с Жеромом, он отреагировал спокойно, будто знал, что так и будет:

— У Жерома проблема с памятью, но он мог выучить, если бы хотел. И большую часть он уже усвоил. Мне жаль, что он сдался, я в него верил.

Франсуа вышел в центр сцены, обвел всех глазами, он будто чувствовал, что все пали духом и уже устали.

— Я рад, что вы не сдались. Вы лучшие актеры, с которыми мне довелось работать. Сегодня мы отыграем так, как будто в последний раз. Представьте, что Титаник тонет, спасения нет, и есть только вы и пьеса. Играйте, как тот оркестр на тонущем корабле, чтобы люди забыли обо всём, играйте ради игры, ради пьесы. И запомните это чувство, — твердо говорил Франсуа, а потом спокойнее поделился планами. — Завтра отдохните, не приходите, репетиций не будет, а послезавтра будет контрольный прогон, я позову нескольких зрителей, моих коллег из Комеди Франсэз. Покажем, на что мы способны!

Впрочем, зрители у них были всегда, Франсуа не возражал, и одногруппники актерского состава иногда заглядывали в актовый зал, даже из Юлиной группы девочки как-то наведались к ним. А брат-близнец Тибальта вообще не пропускал ни одной репетиции, но играть напрочь отказался, даже второстепенную роль, зато стал «своим», в группе прозвали его «папарацци» — он постоянно носил с собой зеркальный фотоаппарат и всегда старался фотографировать их в самый неожиданный момент, а потом присылал фотографии или выкладывал в группе в Facebook.

На их последнюю репетицию пришли зрители — Юля узнала среди присутствующих девушку и мужчину, что были рядом с Франсуа, когда он подбирал актеров. Играли пьесу полностью по-настоящему, надевали костюмы, расставляли декорации, и Франсуа впервые поцеловал Юлю. Нежно, едва касаясь губ, но играя с большим чувством. Юля ему не ответила, но, к своему стыду, поняла, что ей понравился поцелуй Франсуа. Она смутилась, покраснела, хорошо, что началась новая сцена, иначе могла забыть реплику. Франсуа шепнул ей в ухо:

— Прости, забыл тебя предупредить. Потерпи меня.

Франсуа играл, ему невозможно было не верить, Юля старалась, но отыгрывала уже скорее на автомате, настолько досконально знала все реплики, телодвижения. Репетиция прошла безупречно, приглашенные гости остались довольны, а Франсуа сиял улыбкой. Поблагодарил всех за великолепную игру. Эта репетиция стала вдохновением для всех, глотком свежего воздуха перед премьерой.

А Юлю угнетало чувство вины перед Петром. Она ощущала, что всё больше и больше отдаляется от него, её мысли всё больше и больше заполнял Франсуа. И она боялась признаться в этом даже себе, отрицала, игнорировала, прогоняла Франсуа из мыслей. И предпочитала делать вид, что ничего не происходит, решила, что пусть всё идёт своим чередом.

За последнюю неделю до премьеры в Юлином сердце поселилось смятение. Она хотела всё время быть рядом с Франсуа, но не могла рассказать Пете. Юля понимала, что нужно ему объясниться, но он был настолько дорог ей, что она боялась расстроить его, причинить ему хоть какую-то боль. Досада и горечь жгли изнутри, когда она разговаривала с ним по вечерам, ведь она обещала быть честной. Каждый раз, когда она смотрела на него по вечерам по Skype, в его родные и всё ещё любимые глаза, казалось, что не нужен никакой Франсуа, она бы всё бросила ради Пети, чтобы снова оказаться рядом с ним. Противоречия разрывали изнутри. Пётр словно чувствовал это, волновался, расспрашивал, но Юлино сердце сжималось в комок, и не хватало духу сказать ему. Девушка корила себя за свой внутренний обман. Её тянуло к Франсуа, но выбор она не делала, надеялась, что всё разрешится само. Надеялась, что пьеса закончится, она уедет на каникулы к Пете, и чувства к Франсуа, как и он сам, останутся в Париже.

23

В день премьеры все волновались, хоть всё было уже досконально отрепетировано. Юля не смотрела в зал, Франсуа предупредил, чтобы до конца пьесы в зал не смотрели, и играли, как тогда «на Титанике». Но в конце пьесы, когда под шум аплодисментов они стали перед залом, Юля была поражена — она не ожидала, что будет столько людей. Многие стояли со слезами на глазах — особенно девушки, утирали слезы и хлопали.