Какая удача - Литч Уилл - Страница 40

То письмо на китайском сейчас совсем не кажется шуткой. Все это звучит чертовски реально.

У меня по шее стекает пот. Я начал медленно сползать в кресле, до того, что теперь я едва вижу экран.

Собрав последние силы, я выпрямляюсь в кресле.

Раздается громкое хрясь, на мгновение вспыхивает яркий свет, а затем я падаю.

Мой отец ушел прежде, чем я его узнал. Я даже не злюсь из-за этого. Я не знал его достаточно, чтобы скучать, или чтобы даже знать, по чему мне скучать. Чувак быстро понял, что он долго не продержится со всеми усилиями, прилагающимися к ребенку, поэтому он улизнул. Я бы не узнал его, если бы он сейчас сидел передо мной. Он трус, но, знаете, большинство людей такие. Я не говорю вам ничего нового.

Мама никогда ничего плохого о нем не говорила, потому что она вообще ни слова о нем не говорила. Ее стратегией было скрывать его от меня, даже не упоминать, как не упоминаешь какого-то школьного учителя в Южной Дакоте, о котором ты никогда не слышал, или об актере массовки в норвежском телешоу для детей, которое ты не смог бы посмотреть, даже если бы хотел. Обсудить его значило бы дать ему власть, которую он не заслужил. Он был просто парнем. Ее он, похоже, не интересовал, поэтому и меня тоже.

В итоге я спросил у нее о нем несколько лет назад, когда стало безопасно, когда было понятно, что я все-таки вырос нормальным и что я не собираюсь начинать его искать или что-то в этом роде. Мне просто было немного любопытно, как когда вы задумываете, какими были ваши родители до вашего рождения – мне вроде бы было не все равно, но это было несрочно. Она сказала, что не знает, где он, в последний раз она слышала, что он продавал мобильные телефоны где-то в Северной Калифорнии, но это было двадцать лет назад, к тому моменту он мог бы уже быть на Луне.

– У меня не было времени беспокоиться о твоем отце, – сказала она мне. – Я переживала потерю своей мамы.

Примерно через три месяца после моего диагноза и через два после ухода моего отца моя бабушка, Розмари Уитсел Лэмм, собирала цветы со своей лучшей подругой Элизабет. Розмари недавно овдовела: Отис, ее второй муж, умер от рака простаты после долгого, изнурительного течения болезни, из-за которого Розмари пришлось уволиться с работы и ухаживать за ним последние десять лет его жизни. Она была среднеуспешным агентом по недвижимости в Огайо, но когда Отис больше не смог работать из-за болезни, а затем и выходить из дома, она уволилась, чтобы все время заботиться о нем. Это был кошмар, говорила мама, просто грустный пустой дом, где не происходило ничего, кроме медленной, болезненной смерти мужчины, за которым ухаживала женщина, любившая его, но не совсем подписывавшаяся на то, чтобы мыть его утки, вычищать нарывы и слушать его стоны от боли. Мама говорила, для нее это было слишком – она целые три года их не навещала. «Мне так стыдно», сказала она мне, расплакавшись. «Я даже не привезла тебя к ней, когда ты родился. Там было слишком ужасно.»

Вскоре после моего рождения Отис наконец-то умер. Мама сказала, что после похорон Розмари сразу расцвела в женщину, которую мама помнила: мечтательную, веселую и ненасытно любопытную ко всему. Освобожденная от заботы об умирающем муже, она вернулась к жизни. Она собралась продать дом, отправиться в круиз на Аляску, может, увидеть Лондон; она всегда хотела побывать в Лондоне, но никогда даже не выезжала за пределы Штатов. Она приехала в Иллинойс прямо перед уходом моего отца, провела с нами месяц, наслаждаясь обществом нового внука и своей дочери, планируя все свои поездки и свое будущее, которым ей теперь было позволено наслаждаться. Мама говорила, что Розмари сказала ей: «Я скучаю по Отису. Но я рада, что все закончилось». Она вернулась в Огайо. Мы собирались навестить ее летом.

Стоял свежий, приятный апрельский день, когда Розмари и Элизабет отправились на свою еженедельную прогулку в сад их подруги через мост в Кентукки, где ты выходишь из пригорода и попадаешь на длинные, плоские, пустые земли сельской местности Кентукки с одним знаком «Стоп» на целые мили, двухполосными дорогами с лимитом скорости 55 м/ч и названиями вроде 44 RR 2 E. У них было отдаленное место в конце длинной изгибающейся дороги, но в милях от ближайшего шоссе, место, где можно просто прогуливаться, любоваться цветами, слушать пение птиц, находить умиротворение вдали от безумия.

Элизабет позже рассказала маме, что Розмари просто была погружена в свои мысли, переходя дорогу к новому саду, где внезапно расцвели лилии, витала в своем мире, в пространстве, наконец-то принадлежащем только ей. Она не увидела грузовик, несущийся из-за поворота, а он не видел ее, пока для обоих не было слишком поздно. Он превысил скорость. Она была на середине дороги. Обычно там не было людей на мили вокруг. Элизабет сказала, что Розмари была к ней спиной, когда это случилось. Она не знала, улыбалась ли Розмари, грустила, печалилась или просто тупо шла по пути, который мы тупо проходим изо дня в день, направляясь туда, куда нам хочется.