Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна - Страница 6

- С чего всё началось?

Мужчины переглянулись. Я заметил, что плотник приоткрыл было рот, но влезать с речами без позволения Элеаса не стал. Градоправитель же бороду раздумчиво пригладил, губами беззвучно пошевелил и принялся неспешно и обстоятельно, не сваливаясь в ненужные детали и при этом ничего не упуская, рассказывать горькую повесть некогда славного града Лихозвонья. Я слушал молча, лишь изредка что-нибудь уточняя да переспрашивая. После Элеаса, получив короткий разрешающий кивок, принялся рассказывать Лукас, слегка гнусаво перечисляя имена и занятия погибших, заболевших и даже не пострадавших от страшной беды. Последним вступил в разговор Веймир, со всем пылом жаждущей отмщения души живописавший мне охоту на чародейку, повинную в свершённом злодеянии.

- И ведь даже под пытками, дрянь такая, не созналась, - плотник со свистом рубанул топором воздух, изрядно напугав мою уставшую и промокшую лошадку.

- Угомонись, - властно окоротил Веймира Элеас, - вина её не доказана, да и ты не судья, чтобы обвинять.

У плотника от подобного заявления даже в горле заклёкотало, словно у молодого петушка, выпущенного в первый раз на бой:

- Ты… Ты её защищаешь?! Её?! Да у тебя вся семья из-за этой дряни сгинула, она никого не пощадила, ни ребятишек пятерых, последний даже родиться не успел, ни жену твою красавицу, не сестрицу, а ведь по осени она должна была женой стать! Я должен был её меж брачных костров вести!

Голос несостоявшегося супруга зазвенел и оборвался, словно сильно натянутая струна, в глазах заблестели слёзы неизбывного горя, эхом отдавшегося в моей душе. Я ведь тоже когда-то тешил себя мыслью стать любящим и любимым супругом, да все мои мечты тленом распались. Ай, да что прошлое ворошить, в настоящем дел по горло!

- Покуда вина её не доказана, никто ни в чём обвинять её не может, - прогудел Элеас, с силой стискивая кулаки. – Да, много горя нам выпало, однако же это не даёт нам право волками лютыми, крови невинной алчущими, становиться. Иначе как мы в глаза своим любым смотреть станем, когда свидимся с ними в мире загробном?

Веймир зло фыркнул, ко мне повернулся, выдохнул жарко, словно конь, запалённый после бешеной скачки:

- Она это, больше некому, из чародеев городских одна не пострадала, штуковину колдовскую смертельную у неё нашли. А то, что молчит, так палач, шкура, ленится, значит, рожу её смазливую попортить боится. Уж кабы я пытал бы эту стервь, у меня бы она уже через час птицей пела, в своих грехах каялась!

- Уймись, - сердито прогудел стражник, задетый за живое упрёком в недобросовестности палача, - допрос проводился по всем правилам, никто её не щадил и щадить не собирается. Токмо и до смерти запытать нам тоже никакого резона нет, потому как она, во-первых, может быть не одна, у неё могут сообщники оказаться, а во-вторых, она и вовсе может статься не повинна… Хотя я в подобное и не верю.

Плотник и стражник надвинулись друг на друга, словно собаки в тесном кругу, готовые к жаркой схватке, но резкий рык градоправителя заставил их неохотно отдвинуться по разные стороны.

- Прекратить! – Элеас сверкнул глазами не хуже голодного дракона. – Совсем из ума выжили, забыли, что нам сейчас не браниться надо, а инквизитору помогать?!

- Да уж, помощь нам не помешает, - влез в разговор Эрик, до этого старательно держащийся по-за спинами. – Виданное ли дело, в дом не пригласили, не накормили, отдохнуть с дороги не дали, так посреди улицы и держат, словно побродяжку какую-то! А тут, если кто-то не заметил, сыро и холодно, вот!

Мужчины сконфуженно вжали плечи в головы, Веймир даже покраснел по-мальчишески пламенно. Градоправитель бороду огладил, спросил со сдержанным любопытством, внимательно разглядывая молодого дракона:

- Прости, добрый человек, не приметил тебя сразу. Кто ты?

- Это мой слуга, - я выразительно посмотрел на Эрика, но совесть того умерла задолго до его рождения и воскрешению не поддавалась.

Элеас поклонился коротко:

- Прав твой слуга, за делами да разговорами совсем о гостеприимстве забыли мы, а ведь всё для тебя уже подготовили. Ступай за нами.

Эрик горделиво подбоченился в седле, поглядывая на меня с видом победителя, но я лишь головой покачал, крепко губы сжимая. По законам гостеприимства, гостя, пока он не откушает и как следует не отдохнёт, беспокоить нельзя, а учитывая, что день клонится к вечеру, больше мне сегодня никто и ничего рассказывать не станет. Значит, первый из четырнадцати дней, отведённых на установление истины, пропал втуне. Хотя… Я покосился на Эрика и хищно усмехнулся. Это мне ничего не скажут, на слугу-то законы гостеприимства не действуют, а значит, сразу после ужина отправлю Эрика общаться с местными жителями. Пусть послушает, что люди говорят, может, сумеет найти что-нибудь важное, значительное или просто любопытное. А завтра с утра и я к расследованию подключусь, первым делом, само собой разумеется, наведаюсь в тюрьму к чародейке. Надеюсь, ретивые служители закона оставили арестованную в разуме, а то искать истину в бессвязных речах безумицы – удовольствие сомнительное.

Эрик, большой любитель новых знакомств и прямо-таки магнит для всевозможных слухов и сплетен, хоть и скуксился, получив приказ побродить по городу и пообщаться с местными жителями, в глубине души был очень рад полученному заданию. Во-первых, как уже было сказано, молодой дракон до трепета чешуек обожал всё новое и загадочное, а во-вторых, искренне радовался, когда мог чем-нибудь помочь своему другу. Жаль только, что Тобиас был удивительно самостоятелен и за помощью обращался редко, как он сам частенько говорил, не хочу, мол, серебряным кубком гвозди забивать, для этого и молоток имеется. Эрику сравнение с серебряным кубком льстило безмерно, а потому каждое поручение инквизитора он старался исполнить на высочайшем уровне. Право слово, если бы молодой дракон проявил подобное рвение в своём крылатом племени, уже давно в верховные драконы выбился бы!

Жители Лихозвонья, хоть и изрядно придавленные свершившимся несчастьем, гостеприимство и душевное тепло не растеряли, а может, за-ради инквизитора, коего слуга представлял, старались, кто знает, Эрика в дома к себе наперебой приглашали, угощали самым лакомым, что только найти могли. Молодухи, мужей потерявшие или так и не успевшие замужницами стать, игриво косили жаркими глазами в сторону молодого паренька, ворковали томно, вздыхали глубоко да часто, отчего соблазнительно волновалась налитая грудь под пёстрым, специально из сундуков выпотрошенным, платьем. Стоит ли удивляться тому, что к Тобиасу Эрик вернулся лишь утром, когда горячее солнце решительно разорвало пелену облаков и своими страстными поцелуями принялось осушать капли дождя с листьев и жадно распахнувшихся навстречу теплу цветов. Воровато проскользнув в дом, молодой дракон потянулся с наслаждением, вспоминая одну особенно запавшую в душу черноглазую красотку, не дававшую ему уснуть едва ли не до утренней звезды, пригладил на груди новую рубашку, подарок русоволосой молочницы, которую страшный мор избавил от постылого пропойцы мужа. Нет, всё-таки тысячу раз прав мудрец, уверяющий, что даже в навозной куче можно брильянт сыскать, если поискать как следует да не бояться запачкаться!

- Ну, что, нагулялся, бродяга?

От неожиданности Эрик в прямом смысле слова подлетел на месте, еле сдержав вспыхнувшее в груди пламя. Хорошо, вовремя сообразил, что голос знакомый, а то полыхнул бы Тобиас праздничным факелом, добро, что хотя бы сгореть заживо не смог, тем, у кого пламя дракона есть, огонь крылатого племени не страшен.

- Тьфу, напугал, - молодой дракон виновато улыбнулся, взъерошил шевелюру и выпалил с детским возмущением. – Ходишь тише кошки!

Инквизитор улыбнулся насмешливо:

- А может, не я тихо хожу, а кто-то в облаках с утра пораньше витает? Рубахи-то такой я у тебя прежде не видел, да и на шее след страсти пламенной заметен.