Катастрофа на Волге - Адам Вильгельм - Страница 37

• Предыдущая
• 37/103
• Следующая

Мы допускали, что советские войска готовят нам всяческие сюрпризы. Но это сообщение мы сочли чистой фантазией. Начальник оперативного отдела полковник Эльхлепп заметил:

— От страха им померещились привидения.

Но это были не привидения. Ясность внесла тотчас же снаряженная Шмидтом моторизованная разведка под командованием офицера. Несколько легковых вездеходов и мотоциклов с погашенными огнями и приглушенными моторами медленно продвигались к югу. Не прошло и часа, как они вернулись, и командир дозора доложил, что красные танки действительно стоят на правом берегу Дона, не более чем в 20 километрах южнее Голубинского.[49] Таким образом, был отрезан кратчайший путь к новому командному пункту в Нижне-Чирской. В смутном настроении мы усилили караулы. Несколько противотанковых орудий заняли позиции на дороге, идущей вдоль Дона.

Казалось, и природа ополчилась против нас. В ночь с 20 на 21 ноября ртуть в термометре упала до минус 20 градусов. Оттаявшая за день снежная пелена превратилась в ледяную корку. Дорога, связывавшая Голубинский с шоссе, идущим вдоль Дона, стала гладкой, как зеркало. Жутко было думать о том, что нашим тяжелым машинам придется взбираться по этому крутому склону. Но пока до этого дело еще не дошло.

Паулюс решил организовать между Доном и Волгой передовой командный пункт армии, чтобы обеспечить надежное и бесперебойное руководство войсками. Там должны были расположиться начальники оперативного и разведывательного отделов и один квартирмейстер с соответствующими офицерами связи и транспортом. Этот командный пункт решено было расположить западнее Гумрака, близ станции.

Ранним утром в Голубинский прибыл генерал Хубе, командир XIV танкового корпуса, со своим штабом. Он доложил, что танковые части 16-й и 24-й танковых дивизий сняты с фронта и во второй половине дня или вечером выйдут к Дону. Это известие вселило во всех нас бодрость. К Хубе относились в штабе с большим уважением. Ведь это он однажды в августе пробился со своей 16-й танковой дивизией через вражеский фронт от Дона к Волге. Конечно, я знал, что танки понесли в боях за город большие потери. Но словно утопающий, хватающийся за соломинку, я возлагал мои надежды на Хубе.

Паулюс охарактеризовал командиру корпуса обстановку на западном берегу Дона. Затем он объяснил ему его задачу: танковыми полками 14-й, 16-й и 24-й танковых дивизий атаковать с фланга продвигающегося на юг противника. Это должно было устранить угрозу 6-й армии с тыла. Штаб XIV танкового корпуса занял наш командный пункт в Голубинском. Телеграфная и телефонная сеть не была свернута, так что штаб корпуса сохранил связь со всеми корпусными и дивизионными штабами, а также с новым командным пунктом армии.

21 ноября около полудня я проводил Паулюса и Шмидта на аэродром в Голубинском. Там стояли только два «шторха», которые должны были доставить генералов и их личных адъютантов на новый командный пункт. Все остальные самолеты из эскадрильи связи штаба армии перебазировались в Нижне-Чирскую. Пожимая мне руку на прощанье, Паулюс добавил:

— Тотчас же отправляйтесь в путь. Вы должны перебраться через Дон у Перепольного и двигаться по восточному берегу к югу. Самое позднее завтра утром мы увидимся в Нижне-Чирской.

Лишь только самолеты оторвались от земли, как с придонских высот был открыт сильный огонь. «Будем надеяться, что все сойдет благополучно, — подумал я. — Ведь „шторхи“ могут лететь только на небольшой высоте».

Но надо было спешить. Легковая машина доставила меня обратно в деревню. Все штабное имущество уже было погружено на несколько десятков автомашин. Ввиду близости противника я счел целесообразным образовать пять колонн. Каждая из них находилась под командованием начальника отдела, в том числе начальника инженерной службы армии полковника Зелле и начальника связи полковника Арнольда. Я возглавил пятую колонну. Мы предполагали после перехода через Дон собраться в Песковатке у штаба VIII армейского корпуса и оттуда вместе двинуться дальше.

С трудом поднялись мы по обледенелой дороге на крутой берег. Иногда водители и команды должны были помогать друг другу. В конце концов все машины преодолели подъем. Сначала шоссе на высоком берегу Дона было почти пусто. Мы быстро двигались вперед. Но по мере приближения к мосту у Перепольного мы продвигались все медленнее. Все чаще загромождали путь опрокинутые машины или повозки. Сплошь да рядом ящики всех видов и различных размеров лежали посередине дороги, и мы были вынуждены объезжать их. Винтовки, стальные каски, а также несколько разбитых орудий и даже два-три танка с опознавательными знаками вермахта обозначили путь отступления румынских и немецких соединений. Все здесь говорило о бегстве. На шоссе въезжали машины с запада. Они старались на него выбраться всюду, где только открывался малейший просвет между машинами, шедшими по шоссе, так что было почти невозможно сохранить построение собственной колонны. Вблизи от моста беспорядок угрожал перерасти в хаос.

Наступила ночь. С потушенными фарами наши машины медленно двигались на второй скорости. Вдруг крик и ругань на дороге. Потом все остановилось. Когда я вышел из машины, чтобы выяснить причину затора, я встретил полковника Зелле. Он выступил со своей колонной на полчаса раньше меня. Я предполагал, что он уже на восточном берегу. Зелле пытался вместе со своим спутником капитаном Готтсманом ликвидировать пробку. Это было нелегко, ведь мы столкнулись с двигавшейся навстречу 16-й танковой дивизией. Ее стальные гиганты пересекали Дон с востока на запад, чтобы занять исходный район, указанный командованием армии. Непосредственной причиной пробки явился танк, который забуксовал на абсолютно обледенелой дороге и встал поперек пути. Зелле чуть-чуть не доехал до этого места. Капитан Готтсман как раз выходил из своей машины, когда подошел следующий танк, который тоже забуксовал; нога капитана попала под гусеницу, и его ранило так тяжело, что он вскоре скончался.

После этого происшествия мы медленно тронулись дальше по ледяному покрову. Только через много часов мы перевели все машины через мост. После краткого отдыха в штабе VIII армейского корпуса, в ожидании пока все колонны соберутся, мы двинулись на юг по восточному берегу Дона.

Степь запорошило свежевыпавшим снегом. Он покрыл и дорогу, так что колоннам пришлось двигаться вперед по компасу. Около 5 часов утра 22 ноября мы проехали через Калач. За исключением нескольких караульных постов, все было погружено в глубокий сон, словно противник был совсем далеко. Глубокая тишина еще царила и в деревне, расположенной немного дальше к юго-востоку, где помещался отдел снабжения армии. Совершенно замерзшие, мы там отдыхали в течение часа, наслаждались комнатным теплом, горячим кофе и — как особым лакомством — свежеиспеченным хлебом.

Я приказал разбудить обер-квартирмейстера. Выяснилось, что он вообще не сознавал, какое сложилось опасное положение. Теперь он забил тревогу и принимал меры для передислокации. Но это было легче сказать, чем сделать. Для переброски складов с продовольствием, обмундированием и полевой почты нужны были тысячи тонн транспортных средств. Через два дня я узнал, что многое пришлось уничтожить.

От отдела снабжения армии до моста через Дон у Нижне-Чирской было уже недалеко. Но то, что мы теперь пережили, превзошло все, что было раньше. Страшная картина! Подхлестываемые страхом перед советскими танками, мчались на запад грузовики, легковые и штабные машины, мотоциклы, всадники и гужевой транспорт; они наезжали друг на друга, застревали, опрокидывались, загромождали дорогу. Между ними пробирались, топтались, протискивались, карабкались пешеходы. Тот, кто спотыкался и падал наземь, уже не мог встать на ноги. Его затаптывали, переезжали, давили.

В лихорадочном стремлении спасти собственную жизнь люди оставляли все, что мешало поспешному бегству, бросали оружие и снаряжение, неподвижно стояли на дороге машины, полностью загруженные боеприпасами, полевые кухни и повозки из обоза — ведь верхом на выпряженных лошадях можно было быстрей двигаться вперед. Дикий хаос царил в Верхне-Чирской. К беглецам из 4-й танковой армии присоединились двигавшиеся с севера солдаты и офицеры 3-й румынской армии и тыловых служб XI армейского корпуса. Все они, охваченные паникой и ошалевшие, были похожи друг на друга. Все бежали в Нижне-Чирскую.

• Предыдущая
• 37/103
• Следующая