Я убиваю - Фалетти Джорджо - Страница 79

• Предыдущая
• 79/125
• Следующая

Сторож помолчал, как бы для того, чтобы сдуть последнюю пылинку с воспоминания, и посмотрел на Юло, будто не видя его, а заново переживая испытанное много лет назад.

– Он крикнул «Даниэль!» так, будто отдавал приказ расстрельной команде. Ребенок обернулся к отцу и задрожал, как осиновый лист. А Легран не произнес больше ни слова – только вытаращился на сына, как сумасшедший, и дрожал от гнева почти так же, как сын от страха. Не представляю, что там происходило у них дома, только в этот момент ребенок обмочился!

Сторож опустил взгляд в землю.

– Поэтому, можете себе представить, годы спустя я нисколько не удивился, узнав, что Легран устроил такое побоище. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду…

– Мне известно, что он покончил с собой после того, как убил экономку и сына и поджег дом.

– Верно, следствие так и решило, и поведение Леграна давало повод так думать. Но эти глаза…

Он посмотрел перед собой и покачал головой.

– Эти безумные глаза я никогда не забуду.

– Еще что-нибудь можете рассказать? Помните какие-нибудь детали?

– Да, конечно, потом происходили другие странные вещи. Немало странного, я бы сказал.

– Что же именно?

– Ну, кража тела, например. Потом эта история с цветами…

Юло поначалу решил, будто что-то не понял.

– Какого тела?

– Его.

Человек указал на надгробную плиту Даниэля Леграна.

– Примерно через год после той истории однажды ночью могила была осквернена. Когда я пришел утром, то увидел, что ограда взломана, надгробная плита сдвинута, и гроб открыт. От тела мальчика не осталось и следа. Полиция решила, что это сделал какой-нибудь маньяк-некрофил…

– Кажется, вы что-то еще сказали о цветах… – прервал его Никола.

– Да, и это тоже. Месяца через два после похорон я получил письмо, напечатанное на пишущей машинке. Мне принесли его сюда, потому что оно было адресовано сторожу кладбища в Кассисе. В нем были деньги. Не чек, обратите внимание, а банкнота, вложенная в письмо.

– И что там было написано?

– Деньги – вознаграждение за уход за могилой Даниэля и матери. Ни слова об отце и экономке. Написавший письмо просил меня, чтобы надгробные плиты всегда были чистыми и на них всегда были цветы. Деньги поступали регулярно и после того, как было украдено тело.

– До сих пор?

– Последний раз я получил их в прошлом месяце. Если ничего не изменится, скоро должно прийти новое письмо.

– Вы сохранили старое? Хоть один из конвертов?

Сторож пожал плечами и покачал головой.

– Не думаю. Что касается письма, то ведь прошло уже столько лет, надо бы поискать дома, но сомневаюсь. А конверты… Не знаю, может, какой-нибудь и сохранился. В любом случае, могу передать вам тот, который получу на днях.

– Я был бы вам благодарен. И буду благодарен также, если вы никому не скажете о нашем разговоре.

Сторож кивком дал понять, что это само собой разумеется.

– Не беспокойтесь.

Пока они разговаривали, какая-то женщина в темной одежде, с платком на голове поднялась по лестнице с букетом цветов. Подошла мелкими шажками, словно китаянка, к могиле в том же ряду, где лежали Леграны, наклонилась, ласково провела рукой по мраморной плите, и тихим голосом обратилась к могиле.

– Прости, что задержалась сегодня, но у меня были проблемы дома. Сейчас схожу за водой и потом все тебе объясню.

Она положила цветы на плиту, вынула из специального углубления в ней сосуд со старыми, увядшими цветами и отправилась за водой. Сторож проследил за ней взглядом и предвосхитил вопрос Никола. На лице его читалось сочувствие.

– Бедная женщина, верно? Какая-то черная полоса накрыла тогда Кассис. Произошло это незадолго до той жуткой истории в «Терпении». Обычное дело – обычное, если вообще так можно говорить о смерти. Несчастный случай на воде. Ее сын нырял за морскими ежами, которых продавал туристам на лотке в порту. И однажды не вернулся. Нашли его пустую лодку, стоявшую на якоре поблизости в заливчике, там лежала одежда. Когда море вернуло его тело, вскрытие показало, что он утонул, может, ему стало плохо во время погружения. После смерти парня…

Сторож помолчал и выразительно покрутил пальцем у виска.

– …вместе с сыном она потеряла и рассудок.

Юло посмотрел на женщину – та выбрасывала в урну увядшие цветы, взятые с могилы.

Он подумал о Селин, о своей жене. С ней произошло то же самое после смерти Стефана. Сторож сказал совершенно правильно.

Вместе с сыном она потеряла и рассудок.

Он спросил себя с болью в сердце, неужели и о Селин тоже кто-нибудь говорил вот так, крутя пальцем у виска.

Голос сторожа вернул его на кладбище маленького городка под названием Кассис, к могиле погубленной семьи.

– Если я вам больше не нужен…

– О, простите, месье…

– Норбер, Люк Норбер…

– Простите, что отнял у вас столько времени. Наверное, вам уже пора закрывать.

– Нет, летом кладбище открыто допоздна. Приду потом, когда стемнеет, и закрою ворота.

– Тогда, если позволите, я побуду здесь еще несколько минут.

– Пожалуйста. Если буду нужен, можете найти меня тут или спросите любого в городе. Меня все знают, и каждый покажет мой дом. До свиданья, месье…

Юло улыбнулся. Он решил, что месье Норбер заслужил некоторого вознаграждения.

– Юло. Комиссар Юло.

Человек спокойно воспринял подтверждение своей догадки, никак не выразив своего отношения. Только слегка кивнул, как бы говоря, что иначе и быть не могло.

– До свиданья и большое спасибо.

Сторож повернулся и ушел. Никола проследил за ним взглядом. Женщина в темной одежде наполняла водой из крана возле капеллы сосуд для цветов. Голубь сидел на крыше низкой постройки. В небе парила, направляясь к морю, чайка. Чайки – эти нищенки на море и на суше, – делят между собой отбросы, которые оставляют после себя несчастные существа, не умеющие летать.

Юло принялся рассматривать надгробные плиты. Он смотрел на них, словно они могли заговорить, и лавина вопросов теснилась в его голове. Что случилось в том доме? Кто похитил обезображенный труп Даниэля Леграна? Что связывало драму десятилетней давности с жестоким убийцей, который уродовал своих жертв точно таким же образом?

Он направился к выходу. Минуя надгробие утонувшего мальчика, он задержался на минутку и пригляделся: темноволосый жизнерадостный парень улыбался с черно-белой отретушированной фотографии на эмали. Наклонился прочитать имя. И когда увидел надпись, у него перехватило дыхание. Ему показалось, будто средь бела дня грянул гром, а буквы стали огромными – во всю плиту.

В одно мгновение – краткое и бесконечное – он понял все.

И узнал имя Никто.

Услышал, почти не обратив внимания, звук приближавшихся по бетону шагов. Подумал, что это возвращается к могиле своего сына женщина в темном платье.

Он был взволнован, был потрясен, в ушах у него гремело, как от полкового барабана, и он не обратил внимания на куда более тихие шаги, которые все приближались и, наконец, замерли у него за спиной.

Не обратил внимания, пока не услышал:

– Поздравляю, комиссар. Не думал, что доберетесь и сюда.

Юло медленно обернулся и увидел направленный на него пистолет. Комиссар подумал, что наверное в этот день его удаче пришел конец.

Фрэнк проснулся, когда за окном было еще темно. Открыл глаза и в который уже раз обнаружил, что лежит не в своей постели, не в своей комнате и не в своем доме. Однако сейчас все было иначе. Пробуждение обещало еще один день и те же мысли, что вчера. Он посмотрел влево и в голубоватом свете абажура увидел спящую Елену. Она лежала рядом, простыня лишь отчасти прикрывала ее спину, и Фрэнк полюбовался точеными плечами, плавной линией рук. Он повернулся на бок и приблизился к ней – так бездомная собака осторожно подходит к предложенной незнакомцем пище. Ему хотелось почувствовать, вдохнуть аромат ее кожи.

Это была вторая ночь, которую они провели вместе.

• Предыдущая
• 79/125
• Следующая