Бывших не бывает - Варюшенков Денис Евгеньевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/110
- Следующая
– Ну, будем думать, что после такой здравицы Господь нам ума малость добавил, стало быть, и поговорить можно. Вот ты говоришь «сказки», а отчего? Знаешь, у нас тут говорят: «Сказка ложь, да в ней намёк…»
– Мы не дети, Феофан, – отец Меркурий сам не заметил, как в задумчивости начал пристукивать пальцем по столу, – не бывает дружбы между державами, а если и бывает, то одни имеют, а других имеют. Ты знаешь другие примеры?
– Не знаю, да и кто говорит о дружбе? – усмехнулся Феофан. – Я говорил об общих интересах и об общем законе, что выше человеческого.
– Общие интересы между державами живут меньше, чем вода на горячем песке, – в свою очередь усмехнулся отец Меркурий. – А что до Закона, так я не припомню, чтобы общая вера помешала нам вцепляться друг другу в глотки. Что у нас, что у вас, что между собой. Наверняка мне пришлось рубиться на Дунае с кем-то из катафрактов князя Вячеслава…
– Не понимаешь пока, – кивнул головой, как бы соглашаясь с собой, Феофан. – А вот базилевс Алексей, царство ему небесное, тот понял… Да, первую битву мы тогда выиграли, так после кровью умылись хорошо… Может, и через тебя, хилиарх… Сказывали, что копейщиков ваших пеших пройти не смогли.
– Я был там, – подобрался отец Меркурий. – Не поверишь – командовал пятью сотнями из тех копейщиков, что не смогли прорвать ваши катафракты, только к чему всё это? Разве это всё не подтверждает мой тезис?
– Нет, не подтверждает! – Феофан улыбнулся во весь рот, как ребёнок перед тем, как крикнуть «попался» осаленному товарищу по игре. – Базилевс Алексей понял! И Мономах, упокой его Господи, понял! Ох и умны были – такую войну свернули! Алексей Мономаха Цезарем и Августом признал – себе равным. А ведь не проиграл! И Мономах скрутил наших в бараний рог – зорить ваши земли не дал, а войску ох как хотелось!
– Но вы тогда выжгли немалую часть Болгарии! – отец Меркурий не мог скрыть недоумения.
– А ты не помнишь, кто жил в этих землях? Не богомилы[36] ли, с которыми ты воевал за несколько лет до того? – Феофан подмигнул.
– Ты хочешь сказать, что базилевс договорился с цезарем Владимиром?
– Может, так, а может, и нет, но тем, кто жил вокруг Доростола пощады ни от вас, ни от нас быть не могло! Уж больно ядовиты! Вот и первый общий враг – тогда ваша кованая рать еретиков вместе с нашими ловила, когда в поле с нашими же не ратилась. А в землях твёрдых христиан мы ни-ни!
– Но самозванец Лжедиоген[37]!
– Да кому он нужен-то, убогий! – Феофан аж всплеснул руками. – Зарезали его ваши, и слава богу. Он Мономаху как предлог понадобился, чтобы от патриарха и базилевса признания добиться. Не для себя – для Руси. Чтобы не о герцоге Киевском латиняне говорили, а о втором христианском императоре!
– Он же дочь свою за него выдал!
«Что же я несу? Как ребёнок, право слово!»
– И что? У царских дочерей от века судьба такая. Или ты не знал?
– Знал.
– Вот то-то! – усмехнулся в очередной раз Феофан. – Может, вашим того Лжедиогена зарезать-то и дали оттого, что Мономах понял – договоримся.
– Так война же ещё два года шла! Всё кончилось, когда вы Доростол взять обратно не смогли, – отставной хилиарх дёрнул щекой.
– Так переговоры по-разному вести можно, – выставил руку в примирительном жесте Феофан. – Всё понимаю – при твоей службе тебе такое поперёк сердца, а вот при моей и так приходится. Оба мы с тобой служим, только каждый на свой лад.
– Я встречал врага лицом к лицу! – вскинулся бывший хилиарх.
– А теперь будешь и к заду подбираться, – хохотнул Феофан. – Или не понял ещё? А ведь начал уже! Ладно, в сторону мы ушли. А знаешь ты, почему так Алексей и Владимир порешили?
– Ну, расскажи, – отец Меркурий всем видом продемонстрировал подчёркнутое внимание.
«А ведь мне и в самом деле интересно! Даже с Никодимом мы не говорили о том, что движет державами. Не базилевсами, а именно державами».
– Ну, первое просто – их обоих купчишки за место мягкое взяли. Ты знаешь, сколько товаров и серебра между Русью и империей ходит?
– Нет.
– И я не знаю. Но догадываюсь. И от той догадки иной раз ум за разум заходит – столь много получается! – Феофан снова разлил вино и кивнул Меркурию, а выпив, продолжил: – А без серебра державе, как без крови – не жить. Вот то купчишки базилевсам-то нашим и объяснили. Торговля – она шума не переносит. Да не скачи ты – знаю, каким Алексей ваш покойный был! Наш Владимир или сын его Мстислав, поверь, не слабее, только купчишки, когда в стаю собьются, чертовски убедительными бывают. Запрячут серебро и всё – ни войско набрать, ничего. Так что умеют торгаши невыгодные себе войны прекращать, а выгодные – наоборот. Вот тебе и первая причина – серебро войны между нами не любит.
А вот со Степью или на Востоке повоевать очень даже согласно. Вам ведь магометане путь на Восток заступили? Заступили! От того торговле худо и империи худо, да и нам худо – с вашей торговли у нас тут тьмы народу кормятся. Недаром купчишки и наши и ваши на Волгу-реку лезут, аж писк стоит. Тропа на Восток торная. Только там Булгар торчит как пробка и Степь не пускает. А Степь, зараза, ещё и давит. И вас и нас – плату кровью берёт, да такую, что и проторговаться можно. Печенегов ты небось не забыл?
– Забудешь их!
– То-то и оно! Давай, что ли, по третьей, а то в горле у меня пересохло, – Феофан принялся наливать.
Собеседники снова выпили. Феофан отёр усы и продолжил:
– А ещё вас давят с востока и юга арабы и турки. Да ещё как! Сколько земель побрали! Больно уж их много, – начальник тайной стражи сочувственно кивнул отставному хилиарху. – Вы для того латинян и позвали, чтобы на них часть оттянуть. Поначалу оно и неплохо вышло в Палестине-то. Только верить латинянам ни на грош нельзя – обманут. Так оно и вышло. Но тут, думаю, Алексей покойник знал что делал: пока крыжаки с арабами режутся, вам всё легче – часть буйных в Палестину сплавили, и арабы при деле… На нас латиняне тоже прут – лезут как тесто из кадки! Да не только с оружием – торговлю тоже перебивают. Вон сговорились серебра на Русь не возить… Вот у нас и второй враг, и враг страшный – эти ещё и на наш общий закон покушаются, и на язык, да на всё! Как бы не хуже магометан!
– Всё верно, Феофан, – отец Меркурий заглянул в глаза собеседнику. – Только беда в том, что меняются и враги и интересы со временем. От века так. И что тут может сделать человек, я не знаю.
– А я, кажется, знаю, – Феофан подался к собеседнику. – Ты халаружное железо, его ещё змеиным кличут, видал?
– Конечно, видал! – кивнул отставной хилиарх. – До чего ж из него клинки хороши! Особенно дамасские! Только стоят…
– А отчего его змеиным зовут, знаешь?
– Оттого, что делают его из прутьев твёрдого и мягкого железа. Фасцию эту свивают, проковывают, складывают, проковывают, опять свивают, опять проковывают и так без счёта, вот оно в конце с узором навроде змеиной шкуры становится. Но к чему это?
– А к тому, что надо ваши и наши интересы свивать и проковывать, свивать и проковывать, пока они, как в змеином железе, не перепутаются до полной неразделимости, чтобы о войне на северном рубеже у вас и на южном у нас никто и помыслить не мог, бо эта война по всем так ахнет! Но и этого мало – клинку ковка и закалка нужна! Ковка – это общая война, а закалка – общая кровь! Такой клинок закалку только в крови примет! Ты сам про дамасские говорил, а их в живом рабе закаливают, ежели не врут…
– Может, и не врут…
– И ведь до чего умны Алексей-то с Владимиром были! Жальчее жалкого, что померли! – продолжал тем временем Феофан.
«А ведь греческий ты начал учить не в Магнавре, Феофан! “Жальчее” – пахнет кабаками возле порта или у гончаров… Эка после высокого греческого! Кто же ты, Феофан? Откуда поднялся?»
– Прости, я не понял тебя, – отец Меркурий понял, что, отвлекшись на свои мысли, прослушал собеседника.
- Предыдущая
- 32/110
- Следующая