Бывших не бывает - Варюшенков Денис Евгеньевич - Страница 5

– Остальные сопровождают меня к позиции «Жаворонков». Макарий, держись поближе. – И дука пришпорил своего жеребца.

Шпор у меня не было, и я изо всех сил ударил своего жеребца пятками по бокам. Вороной красавец возмущённо всхрапнул и рванулся вслед за белым конём светлейшего. Хоть хилиарху и положен конь, кавалерист из меня неважный, но на то, чтобы догнать дуку и встать с ним стремя к стремени, моего умения хватило. Знаменосец, буксинщик и Леон держались в пяти шагах позади нас.

– Макарий, вместе со скиритами я пришлю «чеснок» и «сороконожки»[8]. Проследи, чтобы они не забыли как следует отметить места, где они их выставят, чтобы наша кавалерия, контратакуя, не вляпалась в это дерьмо.

– Слушаюсь!

– И позаботься о знамёнах. Они не должны достаться туркам!

– Позабочусь, дука!

– И ещё, постарайся остаться в живых. Если дело будет совсем плохо, сдавайся. Базилевс выкупит тебя за любые деньги. Я позабочусь об этом.

– Спасибо, Варда, но нет. Вся моя жизнь теперь – «Жаворонки», я разделю их судьбу.

– Идиот! Неужели ты не понимаешь, что нужен империи?! Твоя жизнь не принадлежит тебе!

– Понимаю, дука, но я принял решение. Я спасусь или погибну только вместе с «Жаворонками».

– Тогда я приказываю тебе выжить!

– Вряд ли меня сильно расстроит повешение на оглоблях, если я не выполню твой приказ, – усмехнулся я.

– Упрямый осёл, тогда соверши чудо!

– Слушаюсь, светлейший!

Мы остановились возле расположения «Жаворонков». Начальник обоза Серапион Старый Хомяк явно не стал дожидаться приказа дуки. Лагерная прислуга и обозники, нагруженные сверх всякой меры, сновали везде. Кто-то раздавал оруженосцам огромную охапку запасных копий, кто-то шёл, шатаясь под весом груды бурдюков с вином и водой, кто-то пёр на спине циклопическую корзину с едой. Пехоту заправляли водой, едой и снаряжением.

Сидя на своих местах, солдаты подкрепляли силы. Немудрящая пища: ячменные лепёшки, сыр, лук и каменно-твёрдая вяленая козлятина. Только вот тому, кто весь день держал строй, она дороже любых явств с палатийских пиров, а главное, впервые за этот день все могли пить вволю. Вода и дешёвое кислое вино – кому что досталось.

Не сравнимое ни с чем острое наслаждение – протолкнуть в иссохшее, запёкшееся горло первый глоток, почувствовать, как он катится вниз, как разливается по брюху, а потом пить, пить, пить до тех пор, пока тебя не прошибёт первый за много часов пот. На смену жажде приходит зверский голод, и ты, как бродячая собака, жрёшь всё, что попало на зубы: колкие от половы ячменные лепёшки становятся слаще медового пирога, вяленая козлятина, по сравнению с которой подошва калиг кажется мягкой, тает во рту, а вонючий овечий сыр превращается в амброзию. Ты весь отдаёшься набиванию брюха до тех пор, пока в нём не стихнет недовольное урчание, а место зияющей пустоты займёт ласковое тепло. Вот тут остановись, солдат! Обожраться нельзя, сумей призвать своё нутро к порядку. Вспомни, как тебя зелёным ещё новобранцем за попытку съесть лишнего до изнеможения гоняли по кругу древками копий ветераны. Они не жалели еды, как ты тогда думал по соплячьей своей глупости, они спасали твою никчёмную ещё жизнь, не давая тебе отяжелеть и опьянеть от жратвы, потерять скорость реакции… Набив брюхо, можно и подремать, привалившись к копью. Цени эти краткие мгновения сна, солдат! На войне всегда приходится спать, когда можешь, а не когда хочешь. Быть может, тебе повезёт, и краткий чуткий сон унесёт тебя со смертного поля домой. Спи, пока приказ командира или властный зов мочевого пузыря не вырвет тебя из ласковых объятий сновидений…

Вот и «Жаворонки» отозвались на этот зов. Поодиночке, спросив дозволения оставить ряды, выбегали они на ничейную землю и отдавали дань природе. Кто шёл степенно, кто бежал скачками, а декарх Пётр по прозвищу Ослиный Член, как всегда, попытался стяжать славу мима:

– Дозволь оставить ряды, лохаг?! – рявкнул он, как на императорском смотре.

– Валяй, только не утони там, – приоткрыл один глаз Павсаний.

– Благодарю лохага! – Ослиный Член, вытянувшись во весь свой огромный рост, замаршировал в сторону варваров. Отойдя шагов на десять от строя, он встал по стойке смирно, чётко выполнил поворот направо, отсалютовал мечом дуке и всем, кто его окружал. Вурц, ухмыляясь, вернул салют. Он явно ждал продолжения. Пётр был известен всему войску своей страстью к непристойным шуткам. Именно благодаря своему чувству юмора Ослиный Член уже пятнадцать лет ходил в декархах, впрочем, жаловаться ему не стоило, иные попадали на виселицу и за меньшее.

Дука и все остальные не обманулись в своих ожиданиях. Самозваный мим правой рукой вновь выбросил меч в приветствии, а левой одновременно с этим извлёк из штанов свою оглоблю.

В рядах «Жаворонков» уже мало кто спал. Все, затаив дыхание, следили за развитием спектакля. Свита дуки, сам Вурц и выборные от войска тоже замерли в ожидании зрелища. А я в который уже раз хотел прибить этого паразита!

Так и стоя с мечом и собственным мужским достоинством наголо, Ослиный Член обратился с речью к своему, покоящемуся в левой руке приятелю:

– Приветствую тебя, дружище! Ты не представляешь, как я рад, что мы до сих пор вместе! Мы многое пережили, часто рисковали собой, но ты, приятель, храбрее меня! Ты куда чаще моего врывался в крепостные ворота! Слава тебе, храбрейший! Надеюсь, завтра вечером мы всё ещё будем вместе! Жаль, что мне нечем сейчас тебя побаловать, так насладись хоть этим, – и Ослиный Член под громкий хохот собравшихся принялся мочиться.

Закончив, он убрал своё хозяйство, вновь отсалютовал Вурцу и промаршировал на своё место. Проходя мимо кентарха своей сотни, этот засранец не приминул демонстративно отклячить задницу, по которой тут же и получил.

– Благодарю тебя, отец мой! Умервщляя бренную плоть, ты спасаешь мою бессмертную душу! – начав хохмить, декарх Пётр останавливался с трудом.

– Гамото Христосу! – как всегда выразительно рявкнул лохаг Павсаний. – Ослиный Член, я вырву тебе елду и прочищу ею через уши твою безмозглую башку! А потом займусь твоей задницей! И когда я закончу, в неё строем пройдёт тагма катафрактов и протащит с собой крепостной таран! После этого то, что от тебя останется, будет до скончания века чистить лагерные отхожие рвы!

Все собравшиеся, наблюдая за этим, веселились вовсю. Кое-кто рухнул на четвереньки и слабо повизгивал из грязи, не имея уже сил ржать. Сам дука раскачивался в седле и вытирал выступившие от смеха слёзы.

Солдата считают грубым, неотесанным и безнравственным чурбаном, у которого нет ничего святого. На первый взгляд, так и есть. Чего только стоит прозвище, данное седьмой таксиархии – «Сладкие девочки». Этим именем её зовут только в войске, в пергаментах хронистов она значится как «Победоносная». А солдатским прозвищем седьмая обязана своему знамени. На нём вышиты фигуры Богородицы и Марии Магдалины под крестом Спасителя, так повелел несколько сот лет назад базилевс Анастасий. Это и есть сладкие девочки!

В войске никого не смущает, что Богородицу и Марию Магдалину зовут кличкой шлюх из армейского лупанара. Так называть их могут только христиане, и любой солдат знает почему. Чтобы это понять, надо самому встать в строй, сойтись щит к щиту, отобрать чужую и чуть не потерять свою жизнь. И вот тогда, когда вражеское железо проскрежещет по твоему доспеху, на тонкой грани между жизнью и смертью и вырвется из твоей глотки и чёрное подсердечное проклятье, и жуткое богохульство. После ты поймёшь почему. Это крик твоего тела и твоей солдатской чести. Первое хочет жить, а вторая – победить. Вот они в едином порыве и взывают к Богу, чтобы обратить на себя Его внимание. А раз не доходит молитва, дойдёт чёрная брань, лишь бы заметил и помог! А грех потом отмолим. Господь нас поймёт и простит, ведь мы его беспутные, но любящие дети!