Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович - Страница 5

Допив остывший чай и взяв фуражку, Сагоян поднялся на мостик. Командир «Скорого» капитан 3-го ранга Баландин, штурман корабля старший лейтенант Мушников и военком Карликов о чем-то вполголоса переговаривались.

— Тихо? — спросил Сагоян.

— Пока тихо, — ответил командир «Скорого», посмотрев на светящийся циферблат часов. — Где-нибудь к концу вахты начнется.

Адмирал Трибуц отлично понимал, что эта радиограмма отнюдь не последняя. Сейчас они посыпятся как из решета. Причем каждая следующая будет опровергать предыдущую и в итоге, конечно, решение придется принимать ему самому. Интересная формулировка: «Все не подлежащее эвакуации подлежит уничтожению». Не означает ли это, что ему надлежит уничтожить Таллинн и все его население, а также и тех своих людей, которым не хватает места на транспортах? Если флот пойдет с транспортами, то вероятность гибели и тех, и других очень сильно возрастает. Надо бы основные боевые корабли пустить северным фарватером и прорваться на полной скорости в Кронштадт. А транспорта с охранением из канлодок и морских охотников провести южным фарватером. Но пока ещё принимать какие-либо решения рано. Неизвестно чем его ещё порадуют следующие инстанции, которым он подчинен: из Ставки, Наркомата ВМФ и штаба Северо-западного направления. Все это неизвестно, но часа два поспать просто необходимо. Приказав адъютанту ни под каким видом не будить его ранее трёх часов ночи, адмирал снял китель и, с удовольствием растянувшись на диване в своем салоне на «Пиккере», уснул первый раз за более чем двое суток.

Старший лейтенант Амелько — командир учебного судна «Ленинградсовет» — с наслаждением подставил свое лицо под все усиливающиеся порывы холодного ветра. Один из самых молодых командиров КБФ командовал самым старым кораблём флота. Во всяком случае в таллиннских гаванях не было ни одного корабля, который был бы старше «Ленинградсовета». Даже ветеран «Амур» был моложе. Но тут не надо забывать, что если «Амур» уже не имел машины и являлся, в сущности, просто плавскладом, то «Ленинградсовет», несмотря на свой более чем почтенный возраст, был ещё на ходу и в строю.

Корабль был введен в строй ещё в XIX веке, 13 мая 1896 года, как учебное судно специальной постройки и был назван «Верный». В придачу к паровой машине тройного расширения, «Верный» имел полное парусное вооружение корвета и в молодости мог развивать скорость до 11 узлов. Предназначался «Верный» для практического обучения матросов и унтер-офицеров артиллерийских специальностей, а потому и был весьма солидно вооружен, имея при водоизмещении 1287 тонн восемь 75-мм орудий, два 47-мм и два 37-мм орудия, а также пулемёт. Из кампании в кампанию «Верный» мирно плавал по Балтике, готовя комендоров для боевых кораблей. Существовали планы его переоборудования в минзаг, но планы эти не осуществились, и в мировую войну «Верный» сначала служил плавказармой, а затем был переоборудован в плавбазу подводных лодок.

1917 год застал «Верного» в Биорке. В ходе осуществления большевистского заговора по захвату власти в стране, «Верный» пришел в Кронштадт и, взяв на борт две роты матросов под командованием Кузнецова-Ломакина, направился в Петроград, где 25 октября в 20:15 встал на якорь у Николаевского моста, приняв активное участие в перевороте.

В последующие годы «Верный» служил в качестве базы эсминцев, плавказармы фортов, брандвахты ОРК, плавбазы подводных лодок. В 1923 году судно переименовали в «Петросовет», поскольку над ним взял шефство Петроградский Совет. Так что 1 января 1925 года старое учебное судно автоматически стало «Ленинградсоветом».

Летом 1927 года плавбаза «Ленинградсовет» была передана для штурманской практики слушателей параллельных классов и курсантов Военно-морского училища им. Фрунзе, совершив поход Кронштадт-Вибси-Кронштадт. «Ленинградсовет» более всего подходил именно для такого использования, поскольку несмотря на возраст был очень хорошо оснащен навигационными приборами. На нем имелись курсограф, авторулевой, четыре лага и другие приборы, необходимые для обучения штурманов, По ходатайству военно-морских учебных заведений «Ленинградсовет» был передан училищам для постоянного использования в качестве учебного судна. Из первых трёх эхолотов, поступивших на флот, один был передан на «Ленинградсовет» (второй — на линкор «Октябрьская революция», третий — на крейсер «Профинтерн»), «Ленинградсовет » первым на флоте получил гирокомпас; сначала английский типа «Сперри», а затем отечественный ГО-3. Более современным стал и внешний вид корабля. Парусный рангоут был давно снят, дымовая труба кокетливо скошена назад, фок-мачта ликвидирована. Давно отсутствовал и бушприт. Именно таким и увидел «Ленинградсовет» шестнадцатилетний курсант Амелько в 1931 году, только что поступивший на штурманский факультет Военно-морского училища им. Фрунзе.

Курсантам первого курса предстоял на «Ленинградсовете» дальний, по понятиям того времени, поход: по Балтике вокруг Гогланда и Готланда. За годы учёбы старый корвет порядком надоел курсанту Амелько. С палубы старого ветерана он с вожделением смотрел на новые эсминцы и лидеры, идущие в море с судостроительных заводов, мечтая служить на этих мощных и быстроходных кораблях, которым, казалось, самой судьбою было предначертано пронести по всему миру знамя пролетарской революции. Закончив училище, Амелько думал, что распрощался навсегда со старым учебным судном. Но судьба распорядилась иначе.

В 1939 году Амелько был назначен штурманом «Ленинградсовета», а в 1940 году стал командиром учебного судна, тринадцатым командиром за все время службы корабля.

В зимнюю войну с финнами нашлась работа и такому старику, как «Ленинградсовет». Амелько командовал высадочными средствами при захвате острова Сескар и совершил поход на Ханко.

17 июня, находясь в Таллинне, Амелько получил приказ привести судно в полную боевую готовность и срочно возвращаться в Кронштадт. В первые же дни войны «Ленинградсовет» в соответствии с мобилизационным планом был переоборудован в штабной корабль и плавбазу бригады шхерных кораблей и уже 27 июня прибыл в Транзунд, где сосредотачивался отряд.

Однако вскоре по требованию адмирала Ралля «Ленинградсовет» был отозван из Транзунда, став штабным кораблём «Восточной позиции», а 4 августа корабль прибыл в Таллинн, где штаб адмирала Ралля перебрался на «Амур», а «Ленинградсовет» стал плавбазой дивизиона катерных тральщиков и плавказармой для различных спешно формируемых частей морской пехоты...

Накануне старшему лейтенанту Амелько весьма прозрачно намекнули в штабе минной обороны, что в случае получения приказа на прорыв в Кронштадт «Ленинградсовет» придется взорвать, поскольку у такого старика нет никаких шансов уцелеть в таком прорыве при парадной скорости 9 узлов. Как ни жаль было Амелько своего старика, с которым была связана вся его морская биография, он понимал, что штабные правы. Да ему самому уже надоело командовать плавказармой.

Матрос Григорьев пришел в себя от боли. Все тело кололо и жгло, во рту пересохло, страшно хотелось пить. К тому же его бил озноб. С трудом открыв глаза, он обнаружил, что лежит на топчане в каком-то тускло освещенном помещении, как ему показалось, без окон, похожим на подвал. Память медленно возвращала ему все произошедшее накануне. Но связной картины не получалось. Почему он не на крейсере? Где он находится? Как он сюда попал? Огромным усилием он приподнял голову. Вокруг вповалку, кто на топчане, кто на шинели, кто просто на голом полу — лежали раненые. Они стонали, хрипели, что-то выкрикивали несвязное, бредили. Рядом с ним лежал Дима Федоров. Лежал на спине тихо, с закрытыми глазами. Не бредил и не стонал, как в кают-компании «Кирова». Григорьев так и не понял, что его друг уже давно умер. Голова его снова упала на топчан. Хотелось попросить пить, но вместо слов из его горла вырвался какой-то хрип. Матрос снова пытался приподняться, оперся на раненую руку, она подвернулась, острая боль пронзила все тело. Ему казалось, что он закричал, падая в какую-то бездну, не понимая, что на него просто снова обрушилось спасительное беспамятство...