Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович - Страница 60

С началом войны Цобель взял себя в руки. Возможно, этому способствовала та трагическая обстановка, которая сложилась на Балтике с момента начала военных действий, а, возможно, и понимание простого факта: за что раньше могли достаточно мягко пожурить, за то сейчас могли запросто расстрелять.

Командир катера МО-142 лейтенант Обухов, ёжась под моросящим дождем, стоял на крошечном мостике своего корабля, ожидая приказа начать постановку мин внутри таллиннских гаваней и на рейде.

По приказу командира дивизиона капитана 3-го ранга Капралова катера МО перешли из Минной гавани в бухту Копли, где командиры катеров получили последние инструкции перед походом.

В бухте собрались почти все катера дивизиона. Рядом с катером Обухова стоял МО-210 лейтенанта Панцырного, МО-112 лейтенанта Гимпельсона, МО-207 старшего лейтенанта Воробьёва с заплатой на борту, МО-211 старшего лейтенанта Козихина, МО-212 лейтенанта Яковлева, МО-202 старшего лейтенанта Козлова. Далее в темноте чернели катера 2-го дивизиона — всего 22 единицы.

Катер лейтенанта Обухова, как и все катера дивизиона, находились в боях с первых же дней войны, изнашивая механизмы в круглосуточной конвойной и дозорной службе.

Лейтенант Обухов вспоминал наиболее яркие эпизоды из боевой деятельности своего МО-142.

5 августа он вместе с катером МО-212 лейтенанта Яковлева конвоировали транспорт «Хильда» на переходе из Таллинна на Ханко. Катер МО-212 слева за кормой на расстоянии 4 кабельтовых обнаружил перископ подводной лодки. Затем показалась её рубка, и сигнальщики заметили след торпед, выпущенных по транспорту. Катер тут же ринулся на лодку и сбросил серию глубинных бомб. Взрыв третьей по счету глубинной бомбы по звуку был не похож на предшествующие, необычным был и всплеск от неё. Поверхность моря всколыхнул большой воздушный пузырь. Катер произвел повторное бомбометание. Гидроакустической аппаратуры на нем не было и приходилось действовать вслепую и вглухую. МО-142 оставался в охранении транспорта. Обухов приказал сбрасывать глубинные бомбы по курсу движения. Взрывы бомб повлияли на выпущенные лодкой торпеды. Одна из них взорвалась не дойдя до цели, вторая, сбитая взрывами с курса, прошла за кормой транспорта.[15]

8 августа катер лейтенанта Обухова вместе с МО-201 старшего лейтенанта Басова вышел в обратный путь, сопровождая конвой с Ханко в Таллинн. В 13:40 прямо по курсу были обнаружены четыре торпедных катера, сближавшихся с конвоем. Охотники устремились навстречу им и открыли огонь из орудий. После первых залпов торпедные катера разделились на две группы. Одна из них пыталась снова выйти в атаку, но снаряды с МО-142 накрыли головной катер. Вся группа отвернула от конвоя и скрылась в направлении шхер.

Многое можно было вспомнить ещё из боевой деятельности его катера, но главное, как хорошо понимал лейтенант Обухов, было ещё впереди. Хотя никто из них ещё не представлял, что впереди ещё так много войны.

В одной из бухточек северо-восточной части острова Найссаар готовились к предстоящему походу 10 базовых тральщиков: «Фугас», «Гафель», «Верп», «Шпиль», «Патрон », «Гак», «Рым», Т-215, Т-217 и Т-218.

Многое, если не всё, зависело от этих кораблей, организационно сведенных в два дивизиона по пять единиц. Только они могли обеспечить более-менее надёжное траление и проводку за тралами крупных боевых кораблей, пытающихся вырваться из Таллиннской мышеловки.

Все это были фактически однотипные корабли, построенные в период между 1937 и 1940 годами. При водоизмещении 476 тонн, длине 62 метра, ширине 7 метров и осадке 2,4 метра, тральщики имели машинную установку в 2800 л.с. и могли развивать скорость до 18 узлов. Каждый из них нес одно 100-мм орудие, и одно 45-мм орудие, два пулемёта, мог принимать на борт до 30 мин. Кроме того, тральщики были вооружены тралами Шульца, а также щитовыми и змейковыми тралами, представляя собой наиболее современные корабли этого класса в советском флоте.

Старший лейтенант Ефимов — командир «Патрона» — вместе с командирами других базовых тральщиков собрались в тесной кают-компании тральщика «Шпиль», где командир бригады траления капитан 2-го ранга Мамонтов, его начальник штаба капитан 3-го ранга Лихолетов, а также командиры дивизионов капитан 3-го ранга Резванцев и капитан-лейтенант Гадяцкий должны были дать им последние инструкции.

Старший лейтенант Ефимов ещё не совсем пришел в себя после доставки тонных бомб на Эзель. Он похоронил убитых, сдал на госпитальные суда тяжелораненых (легкораненые остались на корабле), кое-как подлатал «Патрон», иссеченный осколками авиабомб и, несмотря на смертельную усталость, был готов к завтрашнему походу. Поход с бомбами на Эзель, как и предстоящий переход в Кронштадт, были для Ефимова, в сущности, обычными боевыми эпизодами в бесконечной череде подобных, в которых тральщики принимали участие постоянно с первых же дней войны. Были ситуации и похуже.

Война застала тральщик «Патрон» в Кронштадте, и уже 23 июня Ефимов вместе со старшим лейтенантом Шкребтиенко — командиром тральщика «Гафель» повел из Кронштадта в Таллинн транспорт «Казахстан». В районе острова Вайндло сигнальщики обнаружили сразу 6 всплывших мин. Пришлось спускать шлюпки для подрыва этих мин. Одну из них подняли на тральщик для исследования.

Вместе с другими тральщиками дивизиона, «Патрон» старшего лейтенанта Ефимова участвовал в проводке крейсера «Киров» через Моонзундский пролив в Таллинн, водил по смертельным фарватерам подводные лодки, ходил на Ханко, ведя за собой гружённые транспорты.

Особенно запомнился эпизод, когда «Патрон» вместе с тральщиками «Буй» и «Бугель» проводили за тралами из Таллинна в Кронштадт турбоэлектроход «Молотов» и эсминец «Стерегущий». Ещё с конца июля стало ясно, что наиболее тяжёлая минная обстановка складывается именно на линии Таллинн-Кронштадт, где с каждым днём появлялись все новые линии мин и минных защитников. 11 августа три тральщика повели «Молотов» и «Стерегущий» в Кронштадт. «Молотов» шёл с выставленными параван-охранителями, один из которых захватил, но не подсек якорную мину, а напротив, подвел её к собственному борту. Мина взорвалась, причинив «Молотову» значительные повреждения. Пока устраняли повреждения, налетела мгла, резко ухудшилась видимость, тральщики попали в район плотного минного заграждения, подсеченные мины не успевали уничтожать, взрывы перебивали тралы. Вышедший к ним на помощь тральщик «Крамбол» на глазах у Ефимова подорвался и затонул.

18 августа «Патрон» снова вышел в боевой поход, проводя за тралами вместе с «Верпом» (Т-206) заградитель «Урал» и госпитальное судно «Сибирь». Погода была свежая, ветер достигал силы 6 баллов. Авиация противника периодически налетала на медленно идущий за тралами конвой. С «Урала» и тральщиков били зенитки в неверной надежде отогнать атакующие самолёты. Две немецкие бомбы попали в плавгоспиталь «Сибирь», на борту которого находились 1350 человек, из которых 650 составляли раненые. Тральщики, убрав трал, подошли к борту госпитального судна, где бушевал пожар, вызванный попаданием авиабомб. Люди с палубы прыгали в воду. В невероятных условиях — прямо на минном поле, под непрекращающимися ударами авиации — удалось организовать снятие раненых и беженцев, главным образом женщин с детьми. Из своих шлангов «Верп» пытался потушить пожар, а «Патрон», подойдя к борту «Сибири», снимал людей. Крупная волна била «Патрон» о госпитальное судно. На тральщике сломалась стеньга фок-мачты. Разница в высоте бортов ещё более затрудняла прием людей, но Ефимову все-таки удалось снять около 500 раненых, прежде чем он был вынужден отойти от «Сибири», поскольку нужно было возобновить проводку «Урала»...

А затем был поход с бомбами на Эзель под непрерывными атаками вражеской авиации, возвращение в Таллинн для участия в прорыве на Кронштадт, который ни Ефимову, на другим командирам тральщиков не казался на фоне уже пережитого чем-то особенно необычным.