Наступающая Тьма (ЛП) - Грабб Джефф - Страница 3

Оно ждало, пока Ит заговорит. Бывшему Лорду Верховному Магу понадобилось долгое время, чтобы сообразить, что именно это существо он выпросил своим жалобным заклинанием. Ит сам вытащил это оборванное существо из тайного укрытия. В его голове нашлось еще несколько ключей, и он вспомнил, кем и чем когда-то было это существо, и как оно теперь служит Иту.

Ит боролся изо всех сил. Стычка с Майрсилом отняла у него слишком много. Он чувствовал, как темнота в глубинах его разума уже движется вперед, стремясь утащить его в забытье. Истощение ослабило его и сделало уязвимым, и вскоре сон сморит его. Для Ита сон означал не спокойное бессознательное состояние, а опасные смертоносные видения, которые, если о них подумать, могут свести с ума.

В последнее время Ит много думал о них.

– Помоги мне, – проскрипел он, обращаясь к существу, его голос был похож на скрип изорванных кожаных башмаков на ногах у оборванца. Существо не двинулось с места, поскольку было столь же бессильно против клетки, как и Ит.

Пленный маг покачал головой, пытаясь сдержать темноту одной лишь силой воли. Она не отступит.

– Ищи помощь, – сказал он одетому в лохмотья человеку. – Приведи мне того, кто обладает ключом. Того, кто владеет тайной. Приведи его ко мне, чтобы он смог освободить меня.

Оборванное существо кивнуло, или Иту это показалось, и отвернулось. Но Ит уже соскальзывал в преследующее его безумие. Он начал уходить в темноту, в те видения, где гремлины объединенными усилиями пытались украсть все остатки реальности и грозили уничтожить все воспоминания о том, что было раньше.

Все события недавнего прошлого уже расплывались. Ит сомневался в том, существовала ли оборванная фигура, была ли беседа со своим бывшим учеником-предателем или даже клетка, удерживающая его. Образы смешивались с видениями гремлинов с темной плотью, которые, казалось, пытались выбраться из его кожи.

Когда темнота поглотила его, глубоко под Цитаделью Конклава Магов Лорд Ит испустил резкий крик безумца. Казалось, что, начав кричать, он никогда не престанет.

– Я замерз, – сказал Джодах, съежившись над незажженным костром.

– Ты всегда мерзнешь, – смеясь, ответил Воска, демонстративно потирая руки над собранным сухим хворостом и листвой в яме, обложенной камнями.

– Все время холодно, – ответил юноша. – Весь мир мерзнет.

– Ну, становиться теплее не собирается, – сказал учитель, – поэтому ты можешь спокойно согласиться с таким ходом событий и продемонстрировать мне свое умение. Зажги огонь. Прогони холод. – Он провел рукой над кострищем, разорванный рукав его одежды развевался на холодном вечернем ветру.

Джодах смотрел на толстую вязанку хвороста с чувством, похожим на ненависть. Ненависть к холоду. Ненависть к нынешнему состоянию дел, к удаленности от цивилизации и семьи. Ненависть к Воске за то, что тот поставил его в такое положение, за то, что повел их по этой богом забытой тропе. А в первую очередь, ненависть к себе за то, что отправился с этим колдуном, восхваляющим самого себя.

Злость злостью, но груда сухого дерева оставалась на дне неглубокой ямы. Если бы действие магии зависело только от силы воли, то Джодах уже был бы могущественным магом, могущественнее чем Воска и Джарсил, легендарный маг из его рода, и даже сильнее, чем Урза и Мишра, устроившие Опустошение.

Могущественнее кого бы то ни было.

Но Воска скажет (а он обязательно выскажется, понял Джодах, если не попробовать быстро что-либо предпринять), что только сила воли, ярость или ненависть не высвобождают магию. К ней вели другие пути, и время, проведенное в учениках у Воски, научило его хотя бы этому.

Джодах попробовал перестать хмуриться. Он знал, что Воска может зажечь огонь с помощью нескольких слов и легкого движения руки, но сейчас дело было не в этом. Замысел состоял в том, что Джодах зажжет огонь без кремня, трута и всего остального, одной лишь силой разума.

Это было испытание, а их Джодах ненавидел еще больше, чем холод.

Джодах расправил плечи и покачал головой, стараясь очистить свой разум от гнева и раздражения. Его длинные темные волосы, которые после бегства с побережья он носил распущенными, при движении нежно и ласково касались щек. Покачивание не очень-то помогло привести мысли в порядок, но действие было правильным, как и следовало из объяснений Воски о том, как работает магия. Все шло хорошо.

Джодах глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Всякий раз, когда ты хочешь начать, – сказал Воска. Он откинулся назад и, прищурившись, разглядывал темноволосого парня. Джодах задал себе вопрос, не насмехается ли над ним старик. Может быть. Воску регулярно смешило большинство вещей, с которыми он сталкивался, особенно Джодах. Морщины в уголках глаз старика свидетельствовали о том, что смеется он регулярно.

– Я хотел бы приготовить этих зайцев до полуночи, – небрежно сказал Воска, указывая на освежеванных и выпотрошенных зайцев, лежавших на плоском камне и ожидавших только прикосновения огня.

Джодах снова пристально уставился на груду валежника. Теперь он смотрел сквозь него и думал о земле. Это и служило одним из ключей к магии, как еще в начале его ученичества заявил Воска. Земля хранит свою силу возле сердца, сказал старик, и лишь ждет того, кто обладает талантом, волей и терпением, чтобы вызвать ее. Это вызывало воспоминания, с их помощью человек узнавал землю так же, как и себя. А в случае Джодаха – лучше.

Юноша подумал о горах над древними семейными владениями. Воска говорил, что воспоминания о горах хранят в себе огромную мощь пламени и бурь. Огонь происходил с гор, и воспоминания о них могут помочь его вызвать. Джодах сотни раз видел, как Воска это делал. В холодные ночи, подобные этой, он шаг за шагом показывал, как надо действовать, но сегодня Воска впервые потребовал, чтобы он сделал все самостоятельно.

Джодах не мог вспомнить горы. Горные цепи, подернутые туманом, были видны из его семейных владений, но горы всегда были далеко, они словно стражи стояли на западном горизонте. Там находились погибшие королевства гномов, а теперь обитали новые племена гоблинов и орков. Горам отдавали должное, их уважали и одновременно боялись. Воска не опасался гор. Он утверждал, что вырос в Керских скалах, и горы были для него родным домом.

Вместо гор Джодах думал о своей родине, удаленной от него на многие лиги. Он думал о фермах и садах провинции Гива. Когда его прапрадеду, могущественному Джарсилу, было столько же лет, сколько Джодаху сейчас, то человек мог целый день ехать в любую сторону и все равно встречать арендаторов, вассалов его семьи, а поместья приносили богатые урожаи яблок, вишни и клюквы. Даже когда был жив его дед Таргрин, урожаи были изобильными, и выплачиваемой крестьянами десятины вполне хватало, чтобы наслаждаться жизнью. При жизни Джодаха фруктовые сады заросли сорняками, большая часть окрестных ферм опустела, поскольку хозяева не успевали обрабатывать землю из-за становившегося все более коротким лета, и земли в основном превратились в пастбища. Усадьбу после Опустошения построила мать Джарсила, но прошедшие затем годы отразились и усадьбе. В тот холодный дождливый день, когда семья окончательно покидала поместье, юноша в последний раз видел родной дом, деревянные подпорки уже опасно прогнили, а черепичная крыша прогнулась в середине.