Харшини - Фаллон Дженнифер - Страница 67

• Предыдущая
• 67/109
• Следующая

Шагая за Андоном, Тарджа решительно подавил в себе надежду. Да, раньше ему удавалось избегать подобной участи. Он столько раз уже уклонялся от смерти, что ему стало казаться, будто он, подобно магам-харшини, сделался бессмертным. Но когда кариенские стражники окружили его, он велел себе не быть глупцом.

Он не был неуязвим. Даже харшини и те не бессмертны. И если не случится внезапно какое-нибудь чудо, меньше чем через день он рассчитается за свое былое везение.

В выходной рассвет занялся над Цитаделью под перестук молотков по дереву — строили виселицы. Песчаный пол арены был усыпан строительным мусором, рабочие спешили закончить работу до того, как соберется толпа. В воротах беленого ограждения появилась Джойхиния Тенраган и прошлась по арене, кутаясь в плащ на холодном ветру.

— Долго еще?

Бригадир обернулся на голос и уронил молоток. Низко поклонился.

— Будет сделано к сроку, Верховная сестра.

Джойхиния удовлетворенно кивнула. Казнь была назначена на полдень.

— Вы хорошо поработали.

— Вообще-то это пустой труд, — недовольно ответил рабочий, поднимая молоток. — Ведь перед штаб-квартирой защитников стоят очень крепкие виселицы.

— Ты не одобряешь публичных повешений? — удивленно осведомилась Джойхиния. Наверное, стоило бы выговорить ему за такое нахальство, но сегодня она была в хорошем расположении духа.

— Не самое лучшее развлечение, на мой взгляд, — неуверенным голосом подтвердил бригадир, осознав, насколько безрассудным было его высказывание.

— Понятно. Но ты ведь не сочувствуешь преступникам?

— Нет, что вы, ваша милость!

— Хорошо, коли так. Работай дальше.

Мрачно усмехнувшись, Джойхиния отошла от плотника. Это их подстегнет. Несколько слов Верховной сестры, и люди дрожат. Были и такие, которые совсем лишались мужества при одном ее виде. Сознание этого опьяняло. Это было лучше вина. Лучше секса. Даже лучше, чем смотреть на чужую боль.

Назад в свой кабинет Верховная сестра вернулась в прекрасном расположении духа. День был холодный, но ясный, и это будет последний день Тарджи Тенрагана. То, что мщение заняло так много времени, не огорчало Верховную сестру. В конце концов, ожидание придавало ему особый вкус.

При мысли о других ее врагах, которые до сих пор гуляли на свободе, Верховная сестра нахмурилась. Она надеялась услышать о Р'шейл, но о ней не было ни слуху ни духу. В последний раз ее видели в Фардоннии, где, по словам сквайра Мэтена, она выдавала себя за харшинского дитя демона. Это были не слишком радостные новости.

Тарджа должен был притянуть Р'шейл, как лозоискателя манит вода. Джойхиния позаботилась о том, чтобы о его повешении узнали все, удивив даже кариенцев просьбой оттянуть казнь до тех пор, пока весть о ней не доберется до самых отдаленных уголков Медалона.

Р'шейл должна прийти. Если она останется жить, то к чему вся эта власть, к чему Локлон, выступающий в обличье Верховной сестры?

Сквайр Мэтен поджидал ее возвращения. Это был худощавый мужчина со вьющимися черными волосами, удлиненными чертами лица и непреклонным нравом. К тому же он терпеть не мог Джойхинию, и только сознание того, что у этого человека хранятся ключи от комнаты, где лежит тело Локлона, в то время как его дух обитает в теле Джойхинии, заставляло Верховную сестру подчиняться ему.

— Где ты была?

Он сидел за столом Верховной сестры, роясь в ее бумагах. Джойхиния подавила раздражение.

— Проверяла, как строят виселицы. Хочу быть уверенной, что бы все будет готово вовремя.

— Да, вот это будет событие, — заметил Мэтен, не поднимая глаз. — Не часто удается полюбоваться, как вешают офицера защитников. Я думаю, что пришлось бы повесить кого-нибудь крайне важного, например Верховную сестру, чтобы собрать еще больше народа.

Настолько плохо скрытую угрозу Джойхиния не могла игнорировать.

— Тарджа Тенраган — дезертир и подлый предатель.

Мэтен посмотрел на нее щелочками холодных глаз. Джойхинии стало неловко под их прицелом.

— Горожанам полезно увидеть, что случается с предателями.

— К тому же это позволит нам выявить тех, кто противостоит нам, — добавила Джойхиния.

Прежде чем ответить, Мэтен дочитал письмо, которое держал в руках.

— Или, наоборот, загонит их в подполье.

— Нет, я знаю этих людей. Кто-нибудь попытается освободить его. И когда они проявят себя, мы будем наготове.

— Я бы на их месте не стал и пытаться его освободить, — пожал плечами Мэтен. — Если бы я хотел взбудоражить повстанцев, я бы без колебаний позволил тебе повесить его, чтобы эта смерть сплотила вокруг себя всех недовольных и мятежников в Медалоне.

Намек был слишком прозрачен.

— Если ты считаешь, что это плохая идея, почему ты все же согласился?

— Потому что лорд Рейч хочет этого; кроме того, даже в роли мученика мертвый Тарджа Тенраган не так опасен, как живой. Где речь, которую я написал для тебя?

— У моего секретаря.

— Принеси сюда. Я хочу внести туда несколько исправлений.

Джойхиния решила не препираться. Повернувшись на пятках, она прошагала по просторному кабинету и рывком отворила дверь в соседнюю комнату.

— Свелен! Дай мне ту речь, которую я тебе принесла вчера! — Свелен послушно подскочила с нужной бумагой. Джойхиния вырвала свиток из протянутых рук и захлопнула дверь перед лицом молодой женщины.

— Вот! — сказала она, бросая бумагу на стол.

Сквайр Мэтен удивленно поднял глаза на нее.

— Спокойнее, Верховная сестра, спокойнее.

Хотя именно кариенские жрецы создали чары, перенесшие его сознание в тело Джойхинии, оккупация Цитадели радовала Верховную сестру не больше, чем любого другого медалонца. Она держала это при себе, и причина, конечно, была не в патриотизме. Просто у Локлона имелось свое мнение о том, как вести дела, а Мэтен своим видом постоянно напоминал ему о том, насколько ограничена его власть.

С чисто политической точки зрения, Локлон восхищался мудростью герцога Сетентона, поставившего у власти Мэтена. Даже лорд Рейч с удовольствием свалил на него заботы о повседневных делах Цитадели. Наверное, кариенцы испытывали сильное искушение потребовать мгновенного обращения покоренного народа к вере во Всевышнего; запретить обряды, на которых многие столетия держалась жизнь Медалона. Мэтен же был слишком умен, чтобы будить такими действиями народное недовольство. Хватило и тех беспорядков, которые возникли, когда они открыли ворота Цитадели, чтобы впустить кариенскую оккупационную армию. А он не хотел вызывать народное восстание, приказывая людям в одночасье сменить свою веру и взгляды на богов.

Теперь, когда не надо было отвечать перед Кворумом, Верховная сестра могла издавать такие декреты, какие хотела, но писались они под чутким руководством Мэтена. На первый взгляд, эти декреты были вполне приемлемы. Надо было очень внимательно вчитываться в них, чтобы понять, что это были первые хитроумные шаги по дороге, ведущей к поклонению Хафисте. Мэтен уже почти поставил вне закона проституцию, которую Сестринская община легализовала два столетия назад. Недавно вошли в силу и другие законы. Теперь считалось проступком держать пари на что угодно; этот декрет вызвал много воркотни, но открытых протестов не было. Сам Локлон не был завзятым игроком, предпочитая играть наверняка, но зато он неплохо представлял религию кариенцев и понимал, что это было еще одно из моральных ограничений, которые они хотели навязать медалонцам.

Теперь на очереди стоял закон о внебрачных детях, но Локлон сомневался, чтобы Мэтену удалось легко провести его. В Медалоне родство определялось по материнской линии — этот закон был принят Сестринской общиной очень давно, — из чего следовало, что не меньше двух третей здешних жителей по кариенским понятиям было рождено вне брака. Никому особенно не понравилось бы в один прекрасный день превратиться в незаконного ребенка.

• Предыдущая
• 67/109
• Следующая