Вкус к жизни (СИ) - Флёри Юлия - Страница 62

Высокий лоб, светлые волосы, голубые глаза. Губы были чуть более пухлыми, чем положено мужчинам, подбородок же, наоборот, излишне твёрд. А вот нос хорош!

– О чём ты сейчас думаешь?

– О том, что у тебя идеальный нос, – не стала таиться я, но Марк и не подумал смущаться, чуть презрительно скривился.

– Ты его ломаешь.

– Нос? – не поняла я, на что Марк недовольно нахмурился.

– Мартина! – повысил он тон и поморщился. – Ты его ломаешь, – повторился мужчина, и мне вдруг стало интересно.

– Даже не знаю, отчего это пришло тебе в голову… – озадачилась я.

– Я вижу, как он изменился за последнее время.

– Так, это же здорово! Меняться полезно… В противном случае клетки головного мозга начинают отмирать.

– А ещё Мартин перестал соблюдать режим и забросил терапию.

– Ты так говоришь, потому что стал не востребован или потому что короткая цепь, на которой ты его держал, вдруг выскользнула из пальцев, не так ли? Сколько лет ты здесь царь и бог? И когда Мартин в последний раз посещал врача?

– Я занимаюсь его здоровьем уже больше десяти лет.

– Отлично, а теперь я им займусь! Надеюсь, ты не удивишься, узнав, что за десять лет медицина шагнула далеко вперёд?

Марк зашёлся в заразительном смехе, я же как-то упустила повод для веселья.

– Я понял, что его так привлекло: твоё неповторимое чувство юмора! – пояснил он и рассмеялся громче.

– Рада, что смогла повеселить тебя, но лучше скажи, когда Мартин вернётся?

– Понятия не имею! – заявил Марк, утирая слёзы в уголках глаз. – Знаю только, что у него была запланирована выставка.

– Выставка? – вскинулась я. – Мне он ничего такого не говорил…

– Ну, разумеется, ведь роль мамочки тебе не к лицу! А если серьёзно, то вернётся Мартин не раньше воскресенья.

Я задумчиво растёрла пальцами левый висок.

– А какой день сегодня?

– Сегодня пятница. Так что, считай, у тебя есть пара дней в запасе, чтобы почистить пёрышки и привести себя в порядок. Мартин – эстет, его не удержишь растянутыми трениками или обвисшими сиськами.

– Можешь не сомневаться, с этим у меня полный порядок, – язвительно оскалилась я.

Дальше разговор не пошёл. И, честно признаться, увидев кухарку, которая пригласила нас к обеду, я испытала облегчение.

Сидеть взаперти и бездельничать у меня получалось плохо, а, оказавшись у холста, я вдруг поняла, что ни вдохновения, ни даже захудалой мыслишки в моих запасах не значится. Зимняя природа была неповторима в своей первозданной красоте, но, увы, выйти мне было не в чем, ведь ни куртки, ни ботинок, ни даже лыжного костюма, которым успел похвастать Мартин, я так и не нашла. Время потянулось медленно и нудно.

Марк иногда появлялся в поле зрения и несколько раз даже предложил свою компанию, но настроение было не то… Мне хотелось человеческого тепла и уюта. Прежде я находила всё это в объятиях Мартина. Ну… пусть и не в объятиях… его присутствия в допустимой близости было вполне достаточно! Потому за энергией, которой во мне самой вдруг оказалось непозволительно мало, я отправилась в его личную комнату. Там завернулась в рубашку, что была забыта на постели. Проворные горничные не успели её забрать, а, значит, не только рубашка, но и запах хозяина, который она хранила, тоже доставался мне. В нос тут же ударил запах морозной хвои, и я старательно стянула на груди полы, погружаясь в восхитительный аромат с головой. Он волновал обонятельные рецепторы и творил что-то невообразимое с моим телом. Запах рождал эмоции, эмоции превращались в образы, ну а уж что делать с образами, я знала прекрасно!

В этот раз холст не понадобился, работать с красками я не торопилась. Я бережно разобрала этюдник, который успел заскучать без внимания, а в качестве поля для творчества выбрала простую бумагу. Писать портреты я не любила. Они требовали некоторой точности и передачи реальности изображения, мне же больше по душе была импровизация. Но сейчас… сейчас я хотела написать его лицо, отобразить на бумаге взгляд, а вот чувства готова была вкладывать свои, ведь его по-прежнему оставались для меня тайной за семью печатями.

Я слишком отчётливо помнила то время, когда на написание картины уходило шесть недель минимум! Будто вчера я испытывала это мучительное чувство, что моих сил может и не хватить! Но затяжной перерыв в творчестве сделал своё дело, и сейчас я не просто фонтанировала идеями… с той же лёгкостью я передавала их, с поразительной точностью ощущая детали, полутона, игру света и тени.

Уголь в руках сточился, а пальцы были измазаны чёрным, когда Мартин взглянул на меня. Губы таили улыбку, брови чуть сдвинуты, словно в немом укоре, а глаза отливали стальным блеском. Хищным, опасным, знакомым до боли… Я вздрогнула, внезапно ощутив приток сил, и затаилась, не понимая, чем он мне грозит. И в тот самый момент, когда я готова была впустить в себя ответ, в мастерской раздалась хорошо знакомая мелодия.

В поисках источника звука я обернулась, а в столе, в потайном ящике, который теперь-то уж был как на ладони, обнаружила ноутбук. Я знала, как нехорошо отвечать на чужие звонки, но отчего-то не сдержалась… Разговор увлёк мгновенно, а завершился только спустя четверть часа. Он оставил в душе чувство смятения, вынудил растерянно водить глазами по давно и хорошо знакомым предметам, он породил множество вопросов и не предусматривал под собой ни единого ответа.

Я бросила взгляд на эскиз, но нарисованный углём Мартин не мог ответить на бесконечные «почему». Правда, теперь мне вдруг показалось, что он смотрит свысока, надменно ухмыляется, а ещё ждёт, когда же я смогу дорасти до его величия.

– Ну и бред рождается в моей голове! – горестно воскликнула я и покинула мастерскую, плотно прикрыв за собой дверь.

Мартин, действительно, вернулся только в воскресенье. Так уж вышло, что когда фары его автомобиля мелькнули в окне, я как раз двигалась со стороны кухни. И вот он вошёл. В строгом полупальто нараспашку, в перчатках, что надёжно защищали чувствительные руки от холода, в небрежно накинутом на шею шарфе… Пришёл, и дом тут же наполнился жизнью. Хотя, может так случиться, что жизнью наполнилось всего лишь моё сознание…

Следом вошли водитель с помощником и поставили у дверей два громоздких деревянных короба. Мартин одобрительно кивнул и сказал им что-то коротко, но довольно порывисто. Водитель тихо ответил и исчез вместе с грузчиком, оставляя хозяина наедине со своими мыслями. Я оценила его холодный, в некоторой мере безразличный взгляд, которым он окинул меня что в первую, что во вторую встречу, оценила достаточно твёрдые, уверенные жесты, движения… А ещё я вдруг испугалась… Испугалась, что такого Мартина я не знаю… сосредоточенного, по-деловому хваткого, предельно собранного и строгого.

Он снял пальто, стянул с шеи шарф, избавился от перчаток. Рубашка цвета стали придавала привычно тёплому оттенку глаз излишней тяжести, делала взгляд острым и неприятным. В рукавах бриллиантовые запонки, в ухе – такая же серьга. Я удивлённо моргнула, не понимая, как могла пропустить этот факт. В итоге его пришлось просто проглотить. Запястья снова были скрыты широкими кожаными браслетами. Зная наверняка, что ни татуировок, ни шрамов на мужских руках нет, я озадаченно нахмурилась.

Не замечая случайного зрителя, Мартин сунул одну ладонь в карман брюк, что-то посмотрел в своём телефоне. Увиденное настолько увлекло, что он несколько раз перекатился с носка на пятку и обратно, придирчиво надул губы, насмешливо фыркнул и только потом отключился. Некоторое время Мартин бездумно смотрел на короба, будто решая, что с ними следует сделать: оставить как есть или, может, всё же задвинуть, чтобы освободить проход.

Я вышла из укрытия, не дожидаясь, пока дилемма разрешится. Мартин, заметив меня, мгновенно включился в игру. Он широко улыбнулся, раскинул руки в приветственном жесте и притянул к себе, как только я оказалась в допустимой близости. Поцелуй, которого я никак не ожидала, был на удивление нежным и неторопливым. И настолько приятным, что даже прервать его не хотелось – хотелось только наслаждаться. Мартин скользнул рукой по моему бедру вверх и довольно зарокотал, не обнаружив под просторным платьем белья.