Девочка у моста (СИ) - Индридасон Арнальд - Страница 17

Они оставили его лежать в луже крови. До этого один из них разбежался и нанес молодому человеку настолько мощный удар ногой в грудную клетку, что опрокинул его на землю вместе со стулом. Падая, тот так сильно стукнулся головой об пол, что чуть не лишился чувств. Потом до него долетели обрывки их спора насчет того, как им лучше с ним поступить. В конце концов они все же уехали – молодой человек слышал, как хлопнули дверцы и ожил мотор, шум которого становился все слабее по мере того, как машина удалялась. Потом он окончательно стих, оставив после себя лишь крики птиц.

Между тем молодой человек, несмотря на свое бедственное положение, провалился в сон.

Когда он очнулся, дневной свет, который проникал внутрь через окно, уже успел раствориться в черной мгле, и кругом не было видно ни зги. Все его тело ныло от боли, а скотч, которым его примотали к стулу, не позволял совершить ни малейшего движения. Стоило ему шелохнуться, как он почувствовал жгучую резь в груди – наверняка у него были сломаны ребра. Буквально горели от адской боли и его перебитые пальцы.

Тогда молодой человек принялся кричать и звать на помощь, а потом просто завыл настолько громко, насколько ему позволяли болезненные ощущения в груди и лицевых мускулах, в надежде, что его хоть кто-нибудь услышит. Он продолжать надрывать связки, пока не охрип и ему не осталось ничего иного, как только всхлипывать, проклиная свою судьбу.

Он никак не мог уразуметь, почему Данни не передала наркотики. Ему позвонили с требованием немедленно явиться вместе с товаром, иначе он об этом горько пожалеет. Он прекрасно понимал, что те люди не шутят, но, несмотря на обуявший его страх, попытался проявить присутствие духа и заверил их, что ситуация под контролем и он все решит. Буквально на следующий день их терпение лопнуло.

Они разыскивали его по всему городу, пока наконец не обнаружили сидящим с кружкой пива в баре, где на большом экране показывали футбол. Он часто туда захаживал посмотреть трансляции матчей английского чемпионата. Присев к нему за столик, они осведомились о Данни, и он рассказал им ровно то же, что и днем раньше: она без проблем пронесла товар через таможню, и вскоре он окажется у них. Якобы Данни передаст партию, как они и договаривались, и тогда долг будет считаться погашенным – все, как они условились. Больше они не будут им ничем обязаны – эта доставка станет последней. Данни не намерена работать на них курьером всю оставшуюся жизнь.

– То есть теперь она сама продавать будет? – поинтересовался один из них.

– И кому же? – вмешался второй. – Кому она собирается продавать?

– Этой сучке что, жить надоело?

– Ничего она не собирается продавать, – возразил он. – Все вам отдаст. Все полностью.

Однако они были убеждены, что он пытается обмануть их, и продолжали забрасывать его вопросами насчет ввезенной партии. Его ответы по-прежнему сводились к тому, что все в порядке и Данни передаст товар согласно договоренности. Тут они совсем рассвирепели и стали обвинять его во лжи. Говорили, что ему прекрасно известно, где находятся наркотики, и он просто вздумал приберечь их для себя. В конце концов они пригрозили, что им с Данни не поздоровится, если они не передадут товар немедленно и до последнего грамма.

Их угрозы продолжались некоторое время в баре, пока им не надоело вести пустые разговоры и они не приказали ему поехать с ними. Он попытался отвертеться, но понимал, что это бесполезно.

– Ты что же, решил, что у тебя это прокатит? – прорычал один из подельников. – Речь идет о двадцати миллионах крон, мать твою!

– Поедешь с нами, – заявил второй, который, видимо, принял бóльшую дозу наркотика, чем его приятель. Чуть раньше он ходил в туалет, а вернулся оттуда еще более возбужденным и не переставал шмыгать носом.

– Я не могу, – продолжал отпираться молодой человек. – Мне нужно…

– Заткни пасть, Ласси! Чертов ты мерзавец, тебе слова не давали!

В стоявшей возле бара машине их дожидался третий бандит. Он покуривал, развалившись на водительском месте. Вытащив Ласси на улицу, двое других затолкали его на заднее сиденье автомобиля, а сами устроились по бокам от него.

– Что вы задумали? – спросил он.

– Избавиться от кучи дерьма, – прозвучало в ответ.

Ласси было невдомек, сколько времени они ехали, – единственное, ему показалось, что когда они миновали Хабнарфьордюр, кто-то из троих отморозков заикнулся о Рейкьянесе, но в тот момент ему на голову уже натянули пакет. Когда машина остановилась, его вытащили наружу, толкнули на землю и принялись самозабвенно пинать. Потом раздался скрип открывающейся двери. Его перетащили внутрь и бросили на тот самый стул. Обуздать свою ярость они были не в состоянии, в чем не последнюю роль сыграли и принятые ими наркотики. Ему приказали вытянуть руку. Ослушаться Ласси не осмелился, и в следующий момент кто-то вцепился в нее железной хваткой и опустил на ледяную поверхность стола. Повинуясь очередному приказу, он вытянул пальцы. Когда гвоздодер обрушился на его средний палец, послышался хруст ломающейся кости, и Ласси закричал что есть мочи от адской боли.

Он надрывался так, что совершенно осип, и теперь лежал на полу, не в силах выдавить из себя ни звука. До него доносился гомон птиц и рокот волн, но ему не было до шума природы никакого дела – единственное, что его заботило, это то, как выкарабкаться из этой чудовищной ситуации живым.

Ласси осознал, что его снова склонило в сон, только когда, встрепенувшись, расслышал гудение мотора и заметил свет фар, проникающий через окно. Различив их голоса, он вновь испытал неописуемый страх. Дверь открылась, и на пороге появились те двое, что увезли его из бара. Ласси не шелохнулся, притворившись, что до сих пор не пришел в сознание. Бандиты захлопнули за собой дверь, и один из них зажег карманный фонарик, который положил на стол. Благодаря его тусклому свечению мрак, что висел в сарае, немного рассеялся.

– Он что, окочурился? – спросил тот, что включил фонарик.

– Ни фига подобного, – отозвался второй.

– И как нам приводить его в чувство?

Несколько мгновений они оглядывались в поисках подходящего инструмента. В ожидании самого худшего, Ласси чуть приоткрыл глаза и заметил, что один из его мучителей схватился за стоявший у поленницы кусторез.

Ласси обреченно сомкнул веки. Слыша, как они пытаются завести кусторез, он понял, что инквизиция далека от завершения.

Когда Конрауд уехал, Лейвюр Дидрикссон сел за письменный стол, вытряхнул содержимое трубки в пепельницу, дотянулся до пачки табака и стал снова набивать трубку. Его пальцы двигались не спеша, когда он привычным жестом извлекал щепотки табака из пачки и наполнял им чашу трубки. Ему не было нужды задумываться над тем, что делает, когда он подносил огонь к мундштуку и вдыхал дым. Мыслями он был очень далеко. Лейвюр вернулся в памяти на много лет назад – к тому дню, когда он, мечтающий о признании молодой поэт, стоял на мосту, любуясь огнями города, что отражались в Тьёднине.

Мечта так и осталась мечтой. Добиться желаемой славы на поэтической ниве Лейвюру не удалось, и он не оставил сколько-нибудь значимого следа в литературе. Видимо, он задал себе слишком высокую планку. В страстной увлеченности стихосложением ему было не отказать, равно как и в желании учиться у подлинных мастеров, которые открыли дорогу современной исландской поэзии – жанру, который воодушевлял его более всего.

Лейвюр вошел в круг творческих людей, посвятивших себя сочинительству, и черпал вдохновение в менявшихся год от года литературных веяниях. Его произведения – далеко не идеальные – публиковала школьная газета, и Лейвюра распирало от гордости при виде своего напечатанного черным по белому имени. Он принимал участие в поэтических вечерах, что устраивались в школе, и потихоньку подбирал стихи для включения в свой первый сборник. Ему потребовалось два года, чтобы набраться смелости и предложить свои сочинения издательству, – в то время он уже учился в университете – однако его произведения редактора не заинтересовали. Та же история повторилась и в следующем издательстве: «Потенциал у вас есть, молодой человек. Давайте вернемся к этому разговору через парочку лет». В конце концов Лейвюр выпустил книгу самиздатом – размножила ее типография, что в то время располагалась при супермаркете «Ноуатун». Он сам распространял сборник по книжным магазинам и даже был в шаге от того, чтобы продавать его на улице, как делали со своим товаром газетчики, однако в последний момент в нем заговорило чувство собственного достоинства.