Девочка у моста (СИ) - Индридасон Арнальд - Страница 32

Конрауд дважды ей звонил. В первый раз она даже не захотела с ним разговаривать, а уж тем более встречаться. Однако во время их второй телефонной беседы Конрауду удалось пробудить ее любопытство к истории утонувшей в Тьёднине девочки, и она попросила его рассказать ей о том случае поподробнее. В конце концов она все-таки сдалась и назначила Конрауду встречу у себя в районе, на скамейке в парке Кламбратун, где она любила посидеть в погожий день.

Кламбратун пребывал в своем зимнем убранстве: трава пожухла, а деревья стояли почти обнаженные. В их безлистых кронах больше не слышалось пение птиц, зато с автострады Миклабройт доносился гул автомобилей, которые то и дело мелькали за голыми ветвями. Летом здесь было много желающих понежиться на солнышке, растянувшись на зеленой траве, но сегодня прохожие спешили по своим делам, не замечая ничего вокруг.

Конрауд нашел нужную скамейку и, усевшись на нее, созерцал наступившие в природе изменения. Немного минут спустя он увидел, как из-за деревьев со стороны Миклабройт появилась пожилая женщина, которая направлялась к нему. Глядя на то, как она одета, Конрауд подумал о своей сестре Бете: их обеих можно было принять за персонажей исландских народных сказок. На женщине было знававшее лучшие времена пальто, вязаный берет, многослойная юбка, толстые носки по колено и разваливающиеся ботинки на шнуровке.

– Это вы Конрауд? – спросила она, приближаясь к скамейке. Представившись, она присела рядом.

– Спасибо еще раз, что согласились встретиться, – поблагодарил Конрауд.

– Ну, когда вы рассказали мне, о чем речь… – ответила женщина, которую звали Аурора. – Странная эта история. Она меня… удивила.

– Почему?

– Ну, потому что я с тем случаем никогда не соприкасалась, так что не знаю, с чего вы решили, будто я могу быть вам чем-то полезна.

– Лично вы, может, и не соприкасались, но расследование было поручено вашему отцу, вот я и подумал, что у вас остались какие-нибудь воспоминания в этой связи, – объяснил Конрауд. – Я порылся в полицейских архивах, но особенных зацепок не нашел. Честно говоря, похоже, что по этому происшествию вообще не проводилось тщательного расследования: вероятно, потому, что девочка происходила из бедной семьи, а может, и по какой другой причине. Будто для такого ребенка это вполне естественный конец, если понимаете, о чем я. В обществе трагедия почти не обсуждалась, а расследование… Не хотелось бы оскорблять память вашего отца, но расследование было проведено… для галочки. А потом бараки на Скоулавёрдюхольте снесли, и о случае на Тьёднине и думать забыли.

– По-моему, вполне ожидаемо, что о нем не особенно распространялись, тем более учитывая, что это были за времена, – возразила Аурора. – Тогда о многом предпочитали не говорить вслух, знаете ли. Из уважения к родственникам жертвы.

– Ваш отец вам когда-нибудь рассказывал о том происшествии?

– Честно говоря, не помню. Если уж на то пошло, он о работе вообще мало говорил. И в управлении я никаких разговоров не слышала, но я ведь и работать на Поустхусстрайти начала гораздо позже.

– Если я правильно понимаю, Никюлаус не служил в отделе расследований?

– Нет, но он замещал там коллег, когда те, например, выходили в отпуск. Помню, что он и курсы специальные закончил, но продолжал работать обычным полицейским. Он вышел на пенсию комиссаром. Следственная работа его никогда особо не привлекала: ограбления, кражи со взломом, мелкое хулиганство – все это расследовалось как-то само по себе. Правонарушители были всегда одни и те же. А вот убийства – это совсем другое. Но они ведь и происходили крайне редко, впрочем, как и сейчас, слава богу.

– И правда слава богу, – согласился Конрауд.

Из тех, кто помнил времена, когда Никюлаус трудился в полиции, уже почти никого не осталось в живых. Среди них был Паульми, который, однако, близко с ним не общался, поэтому и посоветовал Конрауду обратиться к некоему Арноуру, одно время работавшему с Никюлаусом. Конрауд ему позвонил, и тот сразу припомнил кое-что из биографии коллеги: например, то, что в руководство полиции на него не однажды поступали жалобы от женщин, которые утверждали, что на службе Никюлаус позволял себе вольности, поведение его было развязным и заносчивым, а иногда он даже был не в состоянии держать руки при себе. Его излюбленными жертвами оказывались женщины, которых не баловала жизнь. Возможно, он предпочитал именно их, потому что крутить ими было гораздо проще: стоило лишь проявить минимум сочувствия. Однако на их жалобы начальство смотрело сквозь пальцы, поэтому Арноур решил вмешаться, чтобы Никюлауса уволили с работы. Это случилось после того, как всего за пару месяцев к нему обратились две женщины, утверждавшие, что подверглись сексуальному домогательству со стороны Никюлауса. Конрауду Арноур сказал, что это нетелефонный разговор, но намекнул, что речь шла не о банальных шлепках пониже спины. В первом случае Никюлаус принудил жертву к оральному сексу, а во втором – попытался совершить с женщиной полноценный половой акт. Все это происходило в пятидесятые годы. Никюлаус решительно открещивался от всех обвинений, а жертвы не осмеливались подать на него в суд, тем более что – как водится в таких случаях – свидетелей не имелось, так что это были только слова женщин против слов Никюлауса.

Конрауд не мог решить, стоит ли ему обсуждать свой разговор с Арноуром с дочерью Никюлауса. Еще направляясь на встречу, он размышлял, как бы поделикатнее задать определенные вопросы, чтобы не задеть ее чувств. Однако беспокоился он напрасно: эту тему подняла сама Аурора.

– Вы, вероятно, слышали, что у Никюлауса в полиции была дурная слава, – сказала она.

– Ну… да.

– Поэтому вы мне и позвонили?

– Да нет, – возразил Конрауд. – Причина в другом. Однако я действительно наслышан о его поступках. Я только сомневался, готовы ли вы это обсуждать.

– А от кого вы… наслышаны?

– От бывших полицейских.

– А могу я узнать, почему вы вдруг им заинтересовались? Что вас… Какая у вас цель?

– Мне хотелось понять, возможно ли заполнить какие-то пробелы относительно трагедии на Тьёднине, – объяснил Конрауд. – Вдруг Никюлаус что-то говорил о том случае в вашем присутствии или в присутствии вашей мамы? Может быть, в душе он все-таки чувствовал некую неудовлетворенность. У меня в распоряжении так мало подробностей того дела – я, разумеется, отдаю себе отчет, сколько минуло лет, но все же…

– Неудовлетворенность? Но… разве это был не несчастный случай?

– Ну да, – смутился Конрауд: он колебался, стоит ли упоминать о видениях Эйглоу, но в первую очередь он и правда был не до конца уверен в том, что сподвигло его так плотно заняться выяснением обстоятельств гибели Нанны. Может, выйдя на пенсию, он стал ощущать собственную бесполезность? – Да, все указывает на несчастный случай. Однако он вызвал у меня любопытство, и я хотел бы поподробнее разобраться в этом деле.

– Девочка была вашей родственницей?

– Нет.

Аурора глядела на голые ветви деревьев и вслушивалась в непрекращающийся гул машин с Миклабройт.

– Когда меня взяли на работу на Поустхусстрайти, об этом я в первую очередь и узнала. Хотя атмосфера там была комфортная… И люди в полиции служили в основном хорошие… Как наверняка и сейчас.

– И о чем же вы узнали?

– Ну, о том, что Никюлауса там недолюбливают. И я помню, что это меня не удивило. Скажу больше: я этого даже ожидала. Тогда я и поняла, почему он поначалу не хотел, чтобы я работала в полиции. Не горел желанием пользоваться своими связями, чтобы меня взяли на должность. Ну а потом кто-то показал ему мое резюме и спросил, не его ли я дочь, и только тогда он меня порекомендовал.

– Но ведь отец не запрещал вам откликаться на ту вакансию, верно?

– Нет-нет, но при этом и не скрывал, что не в восторге от этой идеи.

– А почему вас не удивил тот факт, что его недолюбливают?

– Потому что временами он вел себя как деспот, – ответила Аурора. – Мне ли этого не знать? Не стану, однако, вдаваться в подробности… Как бы там ни было, в полиции меня из-за Никюлауса никто не попрекал. Ну а потом он вышел на пенсию, и проблема разрешилась сама собой.