Валькирии Восточной границы (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 34

— Но до этого вряд ли дойдет — вздыхает генерал: — как бы мне не хотелось посмотреть на эту легендарную битву. Все-таки Волчица Шаоци тут как и мы с вами — проследить чтобы все прошло гладко, а принц Чжи — получил свой поединок. Нам только пограничного конфликта тут не хватало. Гусары! — поднимается на стременах он: — оставайтесь здесь! Дальше поедем мы с полковником Мещерской… и да, штабс-ротмистр Батурин — вы тоже с нами. На всякий случай. Не стоит дразнить гусей. Проявим дипломатичность… все равно потом с чжурами кумыс их вонючий пить… надеюсь хоть Волчица эта приятная дама окажется…

— Го Ван Лоу! — окликает его прискакавший всадник: — там впереди — вооруженный отряд! Легкая кавалерия. Какой-то генерал и Тигрица Белого Вана с ними.

— Отлично — наклоняет голову он: — принц Чжи знает?

— Да! Они скачут к нам наперерез. — кивает всадник и тут же — дает плетей своему коню и уносится вдаль, вздымая вверх снег из-под копыт. На секунду Го Ван Лоу застывает на месте, любуясь тем, как сильное животное преодолевает пространство, как перекатываются могучие мышцы под гладкой, атласной кожей.

— Мчатся кони, Быстрые, как ветер, Мы несемся Сотни храбрецов, С родиной прощаясь, В лунном свете, Чтоб сразить «Небесных гордецов» — произносит он слова стихотворения Ли Бо, глядя вслед всаднику. Все идет так, как надо. Схватка неминуема. Схватка, которая перерастет в бой, бой, который вырастет в войну. Война между Страной Голода и Восточной Ся, которая так нужна Хань. Потому что еще варвары страны Цинь говорили — «divide et impera», разделяй и властвуй, а Сунь Цзы говорил, что — «…наилучшая военная политика — это сперва атаковать стратегии, затем атаковать союзы, затем атаковать солдат, а худшая — нападать на защищенные города».

И главная задача Ван Лоу — сделать союз между Белым Ваном, которого сами русские называют Царем и Ваном Золотого Рода из Ся — невозможным. Потому что союз между Восточной Ся и Голодной Страной — это худшее из того, что может произойти с Хань. Потому что если Восточная Ся укрепиться и получит безопасный северо-запад — это значит что взгляды воинов Восточной Ся — устремятся на юг. А этого агенты влияния Империи Хань никак не могли допустить. И он приложил немалые усилия, работал годами, раздавал взятки шелковой тканью, золотом и рабынями, все только для того, чтобы Испытание принца Чжи прошло там, где нужно, чтобы Экспедиционный Корпус вышел из Золотого Города на запад. К сожалению, присматривать за принцем назначили эту вредную Волчицу Шаоци из рода Чжао, но… у него и к ней найдется подход. Она же из ханьцев. Просто предложить ей должность при дворце в Лояне. Шелк, вино, сладкие персики — он слышал, что Волчица была большая до них охотница. И до красивых молодых мальчиков, знающих поэтов и умеющих слагать стихотворения. Правда, сейчас это уже не имеет никакого значения, принц ясно дал понять что не потерпит указаний с ее стороны и даже отослал ее в обоз. Так что… работать с ней нужно будет уже по возвращении, чтобы она расписала Золотому Вану все в красках. А принц Чжи… он должен остаться тут. Его должны убить русские — так союз между Восточной Ся и Голодной Страной — станет невозможным. Между странами будет кровь наследного принца, будет война. Да, у старого Вана Золотого Рода еще с десяток сыновей, но Чжи — наследный. И один из любимчиков… и даже если бы не был — все равно позволить себе настолько потерять лицо Ван Золотого Рода не может. Будет война.

При этом, кто бы не одерживал вверх через года упорной, кровопролитной войны — Хань выигрывает даже не вступая в схватку. Будет ослаблена Восточная Ся, будут подорваны силы Страны Голода, которая будет думать не об экспансии, а о том, как сохранить то, что есть. И с той и с другой стороны — погибнут сотни боевых магов, невосполнимые потери в военной силе и мощи государства.

— Одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения — вот вершина. — цитирует он знаменитый трактат Сунь Цзы и поворачивает своего коня. Вот-вот все начнется. Глупые варвары думают, что это они тут правят и властвуют. Пусть продолжают так думать. Истинная власть — это знание.

Рациональное зерно внутри меня говорит мне не вмешиваться. Потому что, как бы не была задумана эта встреча — она явно пошла не по плану. Потому что на той стороне не тупые, хоть и быстрые твари из Прорыва, на той стороне — люди. А самый опасный враг — это всегда человек. Люди преуспели в деле убийства себе подобных, мы специалисты в этом сомнительном ремесле. На той стороне — маги. И, судя по тому, что я вижу — маги могущественные, над полем боя вздымаются могучие дымные силуэты призванных тварей, огонь рвется во все стороны, трескается земля и грохот заклинаний сотрясает воздух. На моих глазах разрывает на части лошадь вместе со всадником, клочья летят во все стороны!

— Аргх! — кричит гусар Леоне рядом со мной, соскакивая с лошади на землю: — а вот и веселье! Володя — за мной! Наконец-то! — и он хохочет, запрокидывая голову. И рациональная часть меня поражается насколько фон Келлер адреналиновый наркоман, рациональная часть меня убеждает что надо сперва — разведать поле боя, выявить самые очевидные угрозы и не бросаться в схватку очертя голову, сперва собрать информацию, потом разработать план, а уже потом — одним точным ударом… но гусар Леоне уже срывается с места, подняв свою саблю над головой, его лошадь — шарахается от взрывов… да, он спешился… почему? Но времени на то, чтобы думать нет, он уже там, и где-то там же, среди огня и трещин земли — полковник Мещерская, которая близка мне, наверное, больше прежнему владельцу тела, но все же… я же должен быть сорвиголовой, а что делает сорвиголова в такой ситуации? Следует примеру гусара!

Пытаюсь пришпорить лошадь и тут же понимаю, почему гусар — спешился. Лошадь пятится, ей вовсе неохота туда, в грохот и огонь, земля под ногами вибрирует и копыта начинают проваливаться… спрыгиваю с седла и вкладываю силу в ноги, как в тот раз. Срываюсь с места и… вперед!

Вздыбившаяся земля встает стеной, ударяя в лицо, я закрываю глаза… открываю их… огонь! Земля трескается, и я проваливаюсь, выпрыгиваю вверх, взмывая в воздух, оглядываюсь вокруг… вижу, что белое полотно поля засеяно черным, это видимо и есть Экспедиционный Корпус принца Чжи, их слишком много, лейб-гвардейцев практически не видно, лежат тела. Да и мало их было, с генералом поехали человек пятьдесят не больше. Но где же мой полковник? Не вижу ее. А она женщина приметная.

Падаю вниз, проламывая верхний слой мерзлого грунта и тут же — принимаю иссиня-голубю молнию на плечо! Странное ощущение, как будто щекотка по телу прошла. Однако громкий треск и запах озона говорят о том, что эта молния не просто иллюзия или спецэффект, а настоящий мощный разряд и что будь на моем месте другой — он бы на месте обуглился.

Я вижу того, кто метнул в меня молнию и тут же бросаюсь к нему, нельзя позволить атаковать с расстояния, у меня нет дистанционных атак и… Удар! Пробиваю вражескому магу грудь сжатым кулаком, в голове мелькает мысль что прямо сейчас я идеал искусства пустой руки — один удар, один труп. Вражеский маг одет в кожаную броню с нашитыми на нее металлическими пластинами, но моя рука пробила и броню и кости грудной клетки и сейчас мой кулак застрял внутри. С головы у него упала меховая шапка, он заворожено смотрит вниз, туда, где моя рука почти по локоть — погружена в его тело. Кровь толчком брызжет мне на предплечье, кровь выступает у него на губах, моя рука чувствует жар, мне горячо от того, что она внутри. Когда твоя рука в живом существе… еще живом — это донельзя странное ощущение. Чувство того, что жизнь угасает вот прямо сейчас, пока ты еще держишь свою руку внутри.

Он открывает рот, но не может ничего сказать, его руки хватаются за мою руку, прижимая ее к себе. Конечно, он не может ничего сказать, у него чертов пневмоторакс, грудная клетка проломлена, воздух поступает внутрь, даже если бы он был бы в состоянии вздохнуть — он не смог бы. Холодный воздух снаружи сейчас врывается в его грудную полость и легкие оседают серыми комочками, сердце… сердце замирает, я чувствую острые осколки костей на предплечье. Удивительно, моя кожа устроена так, что пушечный выстрел не пробьет, а осязание, чувствительность к прикосновениям — все еще осталось.