Ревизор Возвращение в СССР 7 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 37

Волноваться нам пришлось уже утром. Я уже потихоньку встал спозаранку, как обычно, чтобы побегать, как вдруг из комнаты неожиданно вышла Галия с растрепанными волосами и в слишком коротком хозяйском халатике, открывавшем ее длинные красивые ноги. Вся такая по-особому милая. Так на нее посмотрел, что она аж засмущалась, но потом спросила:

— А Диана тоже уже встала? Не похоже на нее… Такая ведь соня! Каждый раз приходится долго тормошить, чтобы встала, как договаривались!

— А что ее в комнате нет?

Галия вместо ответа укоризненно посмотрела на меня. Мол, я только что оттуда вышла, не под батарею же она закатилась?

— Ну да, утро, туплю, сам еще не проснулся, — признал я, — давай посмотрим по квартире.

Пробежались по всем комнатам, я даже в комнату с батей, из которой сам только что вышел, заглянул. Неприятно, но факт — Дианы в квартире не было.

— Блин! Как чувствовал, что она хоть что-то, да учудит во время этой поездки! — сказал я.

— Она вчера, видимо, сильно на Тараса обиделась, что бросил нас и побежал за какой-то чужой девушкой, — предположила Галия, — вот поэтому вчера такая злая и сидела. А ночью, видимо, сбежала из квартиры.

— Эх, ну ей же не четырнадцать лет, чтобы так поступать! — развел руками я.

— Почему именно четырнадцать? — удивилась Галия.

Тут я и сам задумался. Противные четырнадцатилетки, поступающие назло родителям из-за периода гормонального созревания, стали общей темой в двадцать первом веке. Но сейчас же еще 1971 год. Может быть, сейчас так рано подростки еще не созревают. Может, сейчас шестнадцать-семнадцать и есть самый возраст подросткового бунта. Тогда бегство Дианы из квартиры под картину бунтующего подростка вполне вписывается. Девочка она очень избалованная, к тому же, а тут пропавший папка вел себя почти неделю, как рыцарь, а потом вдруг бросил ее прямо на улице и удрал с красавицей-манекенщицей. Пардон, с демонстратором одежды. Как когда-то было с ее мамой. Вот она и брыканула.

— К слову пришлось, — пожал я плечами, — не важно. Нам нужно понять, что теперь делать с этим. Давай я сбегаю на улицу, мало ли она просто на скамеечке рядом с домом сидит и восход встречает.

— Погоди! — сказала Галия и убежала на кухню.

Вернулась через полминуты.

— На тех скамейках, что видно из окна кухни, она точно восход солнца не встречает, — сказала она, — там вообще еще пусто. Выходной, никто еще не проснулся.

— Ну я тогда просто пробегусь вокруг дома, и если нигде ее не увижу, тогда уже будем панику поднимать! — сказал я.

Выскочил на улицу. Пробежал. Ни малейшего следа Дианы.

Вернулся домой.

— Давай твоего отца, значит, будить! — развела руками Галия.

Мне совсем не было жалко это делать. Мог бы и отвлечься на время от своих «демонстраторов одежды», пока с детьми в кои-то веки возится. Мне-то что, я сам взрослый мужик, а Диана, хоть и казалась оторвой и хулиганкой, вон какой ранимой оказалась. Беда!

Поднял отца, изложил ситуацию, как я ее вижу. Он не поверил.

— Да полно вам зря тревожиться! Небось, не спалось и съесть что-то вкусное захотела. Да пошла искать какие-то пирожные. Сейчас, наверное, вернется.

— Это в шесть тридцать утра-то? — спросил я его, — и где в Москве в это время можно купить вкусные пирожные?

— Так она же не знает, может, считает, что в Москве все можно купить в любое время дня и ночи… — продолжил пороть чушь батя, не желая признавать мой высокий уровень владения проблемами отцов и детей. Ну да, все, что я говорю, он слышит от собственного шестнадцатилетнего сына, который, с его точки зрения, недавно от титьки оторвался. Ну что он может в жизни понимать?

Тем не менее, отец надел халат и вышел в коридор, где на него насела уже встревоженная Галия, демонстрируя классический материнский инстинкт. Похоже, она Диану уже то ли за дочку, то ли за младшую сестру начала считать. Ответственная она у меня! И говорила она ему ровно то же, что я уже бате сказал. Вот это его уже проняло. И проснулся, видимо, полностью, начал соображать лучше. Доцент все же, умный мужик.

— И что тогда делать? — первая реакция, когда нам поверил, была схожей с нашей.

— Надо понять, что она будет делать, — вздохнула Галия, — но проблема в том, что мы, как оказалось, ее очень плохо знаем. Вчера вон, не догадались, насколько сильно она обиделась…

— Не в реку же она бросится! — сказал я.

— Типун тебе на язык! — сказал батя, и после этого уже полностью проснулся и осознал, что это он здесь взрослый мужчина, — так, в милицию нельзя обращаться. Мы же тут без прописки живем. А если придут, они мой адрес потребуют. Не хочу даже представлять, что скажет моя жена, если они ко мне домой припрутся, чтобы расспросить дополнительно про Диану. Она вообще про нее ничего не знает. Как и про то, что я сейчас в Москве. Уверена, что я в Мурманске по поводу нового рудника консультирую…

— Да это пока и бесполезно, никто не будет всерьез искать семнадцатилетнюю девушку через несколько часов после того, как она пропала! — покачал головой я, — а не могла она домой, в Святославль, в знак протеста поехать?

— Позвонить, что ли, Оксане, попросить, чтобы предупредила, если она домой приедет? — задумчиво сказал отец.

— Не уверен, что надо так спешить, как бы ее удар не хватил, когда она поймет, что ее дочка в огромной Москве потерялась… — покачал головой я.

— Это верно! — после некоторых раздумий кивнул Тарас, — в любом случае, после такого, даже когда все устаканится, она мне при следующем приезде в Святославль устроит веселую встречу. Хоть прячься от нее, когда к друзьям приеду снова…

— Если все устаканится! — сурово сказала Галия.

Часы тянулись томительно. Мы волновались, но поделать ничего не могли. В полдесятого вспомнили, что договаривались же сегодня с Лехой идти на прогулку. Я вышел на улицу и нашел его на той же скамейке, что и в прошлый раз. Со смешным потрепанным рюкзаком, набитым чем-то. Явно взял с собой перекус и пледы для прогулки.

— А что ты один? — удивился он, пожав мне руку.

И вот что ему говорить? Про пропажу Дианы признаться? Нельзя, он точно побежит в милицию и приведет ее к нашему дому, где мы без прописки устроились на чужой квартире. Придется врать.

— Извини, не получится сегодня. Девчонки вчера что-то съели в театре, и им нездоровится. Ничего страшного, но из квартиры не выйти надолго.

Как он огорчился! Видно было, что всерьез рассчитывал на эту прогулку.

Извинился еще раз и отправил его домой. Он, конечно, был не против потрепаться, но у меня для этого настроение отсутствовало. Посоветовал ему получше подготовиться к следующему экзамену и пообещал позвонить ему вечером — согласовать с ним следующую дату прогулки вместо сорвавшейся. На том и расстались.

Вернулся в квартиру. Опять потянулось томительно время. Мы по очереди дежурили у окон, выглядывая Диану. Наконец, я, не выдержав, взял недочитанных ранее «Трех мушкетеров». Батя, мрачневший все больше с каждым часом, попытался на мне сорваться:

— Положи Дюма, бери учебники! Ты в МГУ поступить пытаешься!

Пришлось огрызнуться, чтобы поставить его на место. А то иначе может в привычку войти.

К счастью, он сам понял, что перегибает палку. И проворчал примирительно:

— Вернется домой, не посмотрю, что взрослая уже. Достану ремень и по заднице надаю.

Хотелось мне сказать, что он утратил право это делать в тот же момент, как из семьи ушел, бросив Диану совсем мелкой, но не стал. Батя выглядел реально жалким в этот момент, и добивать его было бы делом неблагородным. Так что я ограничился тем, что сказал:

— Не стоит, а то вот тогда уже точно что-нибудь серьезное учудит. Вряд ли ее хоть раз в жизни пороли.

«Потому что некому было» сказано мной не было, но повисло в воздухе. Главное, что я это прямо не сказал. Батя достаточно умен, чтобы додумать и с ремнем не броситься на дочь, когда она появится.

Нервов, конечно, нам Дианка попортила в тот день много. Заявилась домой она только в восьмом часу вечера. И в глазах ее играли знакомые родителям подростков злые чертики — мол, ну как я вас, заставила поволноваться?