Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Жуковский Владимир Семенович - Страница 44

Ежов мне говорил, что он подбирает в аппарат НКВД лично преданных ему людей и, в частности, из кадров Евдокимова».

Отвечая следователю, Ежов слова Реденса подтвердил.

Действительно, из кадров Евдокимова на Лубянку попали заместители наркома Курский, Фриновский, а также Николаев-Журид, Дагин, Попашенко и ряд других.

Орлов так пишет о Ефиме Георгиевиче Евдокимове¹⁵:

«Это была странная личность…, сторонившаяся своих коллег. В прошлом заурядный уголовник, Евдокимов вышел из тюрьмы благодаря революции, примкнул к большевистской партии и отличился в гражданской войне. Когда война закончилась, Евдокимов был назначен начальником областного управления ОГПУ на Украине. Там он лично возглавлял карательные операции против антисоветских повстанческих банд».

Добавим, что в ОГПУ Евдокимова направили не случайно, поскольку он уже во время гражданской войны подвизался в Особом отделе Южного фронта.

Что касается «заурядного уголовника», то автор статьи³¹ пишет о начале биографии Евдокимова несколько иначе: «…уроженец Сибири, сын путевого обходчика, примкнул в молодости к местной организации анархистов, возглавлял боевые дружины, неоднократно ссылался и бежал из ссылки». Уже в молодости проявились упорство и железная воля Евдокимова.

Обстоятельные сведения о нем приведены в книге А. Папчинского и М. Тумшиса³⁸, которая вышла в свет, когда настоящая работа готовилась к печати. В ней основное внимание мы стараемся уделять сведениям, ранее не публиковавшимся. Так, авторы³⁸ посетовали, что не обладают стенограммой судебного заседания, на котором был приговорен Евдокимов. Ниже этот пробел будет в известной мере восполнен.

Особенно отличился Евдокимов, замыслив и при поддержке Сталина, вместе с Курским «подготовив» Шахтинский процесс 1928 года. В то время Евдокимов уже работает полномочным представителем ОГПУ по Северному Кавказу. Как сказал в своем докладе Орджоникидзе, «Незачем повторять, какую громадную роль сыграло ГПУ в раскрытии вредительства. Тов. Евдокимов, тогдашний председатель ГПУ на Северном Кавказе, в этом отношении несомненно оказал большую услугу нашей партии…»¹² Нагрудный иконостас Евдокимова (два ордена Красного Знамени за гражданскую войну) увеличился на один орден Красного Знамени. Такая же награда последовала в результате успешно завершенного процесса Пром-партии 1930 г. Евдокимов назначается первым секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). На XVII съезде, 1934, избран (а кооптирован раньше) членом «штаба партии» — ЦК. Это уже пик карьеры. Батыра славит акын:

«…ты прост со всеми, как родной. Ты предан Сталину душой…» Сулейман Стальский, «Песнь о большевике Ефиме Евдокимове», 1936 г.

Евдокимов активно споспешествовал ежовщине на Северном Кавказе. Был назначен первым секретарем Ростовского и Азово-Черноморского крайкомов ВКП(б) и, находясь на этих должностях, якобы жаловался на перелив репрессий за мыслимые берега. Арестовали Евдокимова на посту заместителя наркома водного транспорта, т. е. Ежова.

Показывает Евдокимов: «В 1931 г. по решению ЦК ВКП(б) я был освобожден от работы начальника секретно-оперативного Управления ОГПУ в Москве и направлен Полномочным представителем ОГПУ в Ленинграде, откуда через три дня был переведен на работу в Среднюю Азию. Это назначение я рассматривал, как незаслуженное наказание…»

Удивительный кульбит, детали же Евдокимов не раскрывает. В них-то все и дело.

Евдокимова в Ленинград назначил Ягода — по распоряжению Сталина. Последний замышлял убийство Кирова и с этой целью хотел заменить главного питерского чекиста Медведя, поскольку известна была его тесная дружба с Кировым. Однако Киров возмутился и Медведя отстоял.

В дальнейшем Евдокимов вскользь замечает о своих «чрезвычайно плохих» отношениях с Ягодой. Видимо, в русле этих отношений развивался следующий эпизод:

«…в 1931 г. при моей переброске в Среднюю Азию из Москвы Вейншток лично, по указанию Ягоды, выселял мою семью из квартиры, и у нас с ним после этого личного контакта не могло быть». И далее: «…у меня были с ним (Вейнштоком) неприязненные отношения, и внутренне с его поступком в отношении моей семьи я не помирился до дня его ареста…»

Налицо явный уклон от одного из основных постулатов сталинизма: сперва наше общее дело, а семья и вообще все личное — потом. Товарищ Сталин сажал и расстреливал не только собственную, но также и своих близких соратников родню. Попробовали бы те, соратники, выказать по этому поводу обиду!

Между прочим, по словам Евдокимова, Фриновский ему сообщил, что он «спас Вейнштока от ареста и разобла-нения его тем, что не взял на Вейнштока показания от Ягоды, зная о его связи с Ягодой…»

Такая вот кухня.

Осталось добавить, что Вейншток числился в ряду приближенных к Ягоде людей, затем при Ежове состоял начальником Тюремного управления НКВД, после этого — зам. наркома водного транспорта, на каковом посту и был арестован.

Следующие отрывки из показаний Евдокимова интересны, в первую очередь, несколькими резкими штрихами поголовной коллективизации в южном регионе страны.

«Летом 1932 г. в Ташкент приезжал Бухарин… выразил мне сочувствие и сказал, что на положение «ссыльного» не я один попал, а и многие другие и что это будет повторяться до тех пор, пока не изменится существующий порядок в партии».

«Бухарин в резкой форме критиковал политику партии в вопросах коллективизации, привел мне примеры из моей же практики — ликвидации кулацко-басмаческих выступлений в Туркмении…

В таком же духе Бухарин характеризовал мероприятия по выселению кулачества из Узбекистана и чистку колхозов от социально-чуждых элементов…»

Фриновский, как известно, командовал пограничными войсками. При встрече с Евдокимовым он «открыто заявил, что политика коллективизации… себя не оправдала и тут же рассказал мне ряд фактов из жизни пограничных районов, где по материалам чекистского порядка население, испытывая голод и лишившись скота и посевных площадей, в массовом порядке уходит за границу».

Год 1934. «…наша антисоветская организация в крае умышленно создает значительное число отстающих колхозов… Я в это время прикрашивал катастрофическое положение дел в колхозах, создавал шум и трескотню вокруг отдельных незначительных успехов. Колхозная масса, да и низовые работники районных организаций недоумевали, в чем дело? Почему-де у нас в районе плохо, в то время как в крае говорят хорошо… районные работники обращались в краевые организации, где им вместо помощи говорили «Москва виновата, не помогает, а у нас в крае ничего нет»…

Кое-что о массовых арестах. Очередной начальник УНКВД на СКК (Северо-Кавказский край) Булах «проводил вражескую работу… — путем широкого применения необоснованных массовых арестов как среди партсоветского актива, так и среди колхозников.

ВОПРОС: — В каких целях это делал Булах?

— …чтобы создать недовольство против партии и правительства в широких массах и для деморализации партийной среды. Об этом Ежов мне рассказал сам — после снятия Булаха с работы — говорил, что «Булах хороший и «наш» парень, но перестарался и не по разуму «переусердствовал». В связи с этим… Ежову пришлось организовывать и посылать на СКК Комиссию в составе: Шкирятова и Цесарского с тем, чтобы по возможности смягчить последствия вражеской работы, проведенной Булахом, и извращения карательной политики Советского правительства…»

Трудно вообразить, что там творил Булах, если для «смягчения» пришлось использовать Шкирятова, чье имя «в делах человеческой мясорубки достойно стоит рядом с именами Сталина и Ежова…»²¹.

И в заключение — элемент быта. Евдокимовым упомянут уже встречавшийся нам Емец, который в 1933 г. работал начальником Черноморского отдела ОГПУ. «Мне известно, — говорит Евдокимов, — что все контрабандные дела по закупкам — патефонов и пластинок к ним, а также автомашин, производимым Пиляром заграницей, осуществлялись через Емца, в Новороссийске и Туапсе.