Подводная лодка - Буххайм Лотар-Гюнтер - Страница 93

Раздумывая, что делать, я прочистил горло от воображаемой мокроты. Мгновенно проснувшись, он уселся и жестом молча указал мне тоже сесть.

«Ну», — произнес он наконец, «как там дела в носу?»

«Одна рыбка заряжена. Команда почти конченная — я хочу сказать, все измотаны».

«Гм. В корме уже были?»

«Нет, господин Командир. Слишком много народу там».

Он что-то проворчал. «Там ужасный беспорядок. Не бери в голову — Стармех справится: он просто чудо». Он обернулся и крикнул в проход: «Дневальный, принеси что-нибудь поесть!» Затем мне: «Надо бы отпраздновать, пока можно. Немного хлеба с маслом и маринованные корнишоны — это лучше чем ничего».

Принесли тарелки и столовые приборы, и вскоре мы сидели за уютно накрытым столом.

Фантастика… Я молча смаковал это слово, не веря сам себе. Мои глаза впитывали гладкую чистую поверхность стола, тарелки и чашки, ножи и вилки, знакомый и обнадеживающий свет лампы. Я наблюдал, как Командир помешивает свой чай блестящей ложечкой, как второй помощник накалывает на вилку сосиску, а старший помощник разрезает маринованный корнишон вдоль.

Дневальный спросил, не хочу ли я чаю. «Чаю?» — запнулся я. «Для меня? Да, пожалуйста». Сотни глубинных бомб все еще молотили в моей голове. Каждый мускул болел от напряжения и я страдал от спазма в правом бедре. Каждый раз, откусывая очередной кусок, я вспоминал, как я стискивал зубы.

«На что это Вы уставились?» — спросил меня Командир с набитым хлебом ртом. Я торопливо наколол ломтик сосиски. Никаких грез наяву, усиленно кусай, жуй как полагается, посматривай кругом, не забывай моргать.

«Еще корнишон?» — спросил Командир.

«О — э, да. Спасибо».

Приглушенный звук из прохода. Хайнрих, который сменил Германна на гидролокаторе, похоже старался сделать свое присутствие заметным. Шарканье ботинок, затем он доложил: «Разрывы глубинных бомб на пеленге два-три-ноль, господин Командир. Довольно слабые».

Голос Хайнриха звучал гораздо выше, чем у Германна — тенор по сравнению с басом.

«Пора поднимать лодку», — промолвил Командир с набитым ртом. «Время?»

«06:55, господин Командир», — ответил Крихбаум из центрального поста.

Командир поднялся, все еще жуя, запил еду глотком чая и заковылял по проходу. «Мы всплываем через десять минут. Запишите, Крихбаум: 06:00 начали перезарядку торпедных аппаратов, 06:55 слышны разрывы глубинных бомб на пеленге два-три-ноль».

Затем он проковылял назад и снова забился в свой уголок.

Старший торпедист прошел в корму, тяжело дыша. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он смог выговорить слово. Хакер выглядел развалиной. С него градом катился пот и он с трудом стоял на ногах. «Все носовые аппараты перезаряжены, господин Командир. Кормовой аппарат…» Командир прервал его. «Очень хорошо, Хакер. Я знаю, что ты пока не можешь это сделать».

Хакер попытался сделать четкий поворот кругом, но потерял равновесие. Ему удалось удержаться, схватившись за край рундука.

«Чистое золото, эти парни», — пробормотал Командир. «Бог мой, совсем другое ощущение — когда у тебя в стволах снова кое-что есть».

Ему не терпелось атаковать эсминец, который изводил нас так долго — я прямо чувствовал это. Для него было типичным поставить все на один кон, но возможно у него были другие планы…

Он резко поднялся, застегнул три пуговицы на своей овчинной жилетке, поправил фуражку на голове и направился в центральный пост.

Стармех доложил, что в корме произвели текущий ремонт. Для моего уха «текущий ремонт» звучало довольно невразумительно.

Следуя за Командиром в центральный пост, я увидел, что впередсмотрящие уже снова собрались. Второй механик расположился за рулевыми на горизонтальных рулях. Лодка быстро поднималась.

Командир молча взобрался в боевую рубку. Мотор перископа начал жужжать. Снова щелканье переключателей, и снова я задержал свое дыхание, пока резкий приказ Командира не прекратил неизвестность.

«Всплываем!»

Перепад давления при открытии люка чуть не сбил меня с ног. Мне хотелось жадно глотать свежий воздух и орать одновременно. Вместо этого я стоял на месте, как все остальные. Мои легкие в огромных количествах всасывали холодный морской воздух, который проникал сверху. Вместе с ним донесся голос Командира.

«Обе машины средний вперед».

В корме от нас в машинном отделении зашипел сжатый воздух, подававшийся в цилиндры. Поршни начали подниматься и опускаться. Воспламенение! По корпусу пробежала дрожь, резкая, как вибрация трактора. Зажужжали насосы, вентиляторы погнали воздух по лодке. При знакомых звуках мое нервное напряжение ослабло, как у человека, отдыхающего в ванне.

Я проследовал на палубу за впередсмотрящими. Горизонт был окутан красным заревом.

«Это должен быть третье!» — прокричал Командир.

Я смог различить черное облако над заревом, темнее, чем небо. Гигантский червь дыма извивался на своем пути к зениту.

Над водой возвышались едва видимые полубак и ют судна, но середины корпуса почти не было видно.

Резкая, удушающая вонь мазута донеслась до нас с ветром.

«Похоже, что у него хребет перебит», — произнес Командир. Он увеличил скорость и отдал несколько приказов рулевому. Наш нос повернулся в сторону пожара.

Когда мы подошли ближе, я различил в ярком свечении пламени вспышки. Можно было видеть отдельные языки пламени.

Время от времени дым пронзался желтыми вспышками, и огненные шары выстреливали высоко в темноту, как трассирующие пули. Настоящие ракеты, розовые и кроваво-красные, прорывались сквозь маслянистый черный туман. Их отражения извивались на темной воде между нами и горящим судном.

Единственная мачта выделялась черным силуэтом на фоне отраженного зарева, парящая над языками пламени, как предостерегающе поднятый палец.

Теперь ветер нес дым в нашу сторону. Казалось, что обреченное судно старается скрыть от нас свою финальную агонию. Можно было различить только темную массу кормы. Она была наклонена в нашу сторону. Когда ветер отнес в сторону завесу дыма, я увидел наклоненную палубу, какие-то остатки надстройки и обрубок того, что некогда было грузовой стрелой.

«Нет нужды приканчивать его». Голос Командира прозвучал хрипло. Слова прерывались чем-то вроде бульканья, напоминавшего пьяный смех.

Прошло три или четыре минуты. Затем он подвел нас еще ближе к преисподней.

Багровые языки пламени облизывали корму. Вытекшее топливо горело на поверхности моря.

«Быть может, мы сможем узнать его название», — сказал Командир.

Шипение и треск напоминали пожар в кустарнике, но определенно более свирепый. Море было желтым от отражения пылающей кормы и красным от горящего топлива.

Теперь вся подлодка была погружена в кроваво-красное зарево. Хаотичные всполохи проявляли резкой чернотой каждую щель в настиле палубы. Я повернул голову. У всех лица были кровавого оттенка — как гротескные красные маски.

Над водой прокатился грохот взрыва. Я напряг свои уши. Было ли это только игрой моего воображения, или я в самом деле услыхал хриплый крик? Были ли там на борту еще люди — не жестикулирующая ли это рука мелькнула? Я вглядывался в окуляры бинокля: ничего, кроме языков пламени и дыма. Нонсенс — ничей человеческий голос невозможно было бы услышать из-за рева пламени.

Командир ограничивался редкими командами на руль. Он должен был удерживать лодку носом на горящее судно — в ином случае свет пожара опасно высветил бы наш силуэт. «Смотрите внимательно», — призвал он. «Судно пойдет ко дну с минуты на минуту».

Я с трудом расслышал его. Мы стояли как вкопанные, лицензированные поджигатели, уставившиеся на ад, сотворенный своими собственными руками.

Судно порядочного размера. Сколько человек команды, если по умеренным прикидкам — двадцать, тридцать? Без сомнения, на британских судах в море было как можно меньше людей — они даже порой стояли вахту через раз[36] — но им все равно было не управиться с менее чем десятью матросами на палубе и восемью в машинном отделении, а еще радиооператор, офицеры, стюарды… Хотелось бы знать, подобрал ли их всех эсминец — но это означало бы остановку. Мог ли какой-либо эсминец рискнуть остановиться, когда совсем рядом подводная лодка?