Дрянной декан (СИ) - Райот Людмила - Страница 3

Про то, как мне досталось от родителей с утра, я старалась не вспоминать. Во-первых, вернулась далеко за полночь, во-вторых, легла спать одетая и явно нетрезвая. Про початую бутылку вина под креслом и вовсе нечего говорить - меня спасло только то, что содержимое ее осталось почти нетронутым.

На обеденном перерыве нам с Ромой удалось уединиться (насколько вообще возможно уединиться в многолюдном холле, где толпились студенты сразу с нескольких потоков). В стене выделялись три высоких окна, каждое из которых было утоплено в каменную фигурную нишу. В одной из ниш мы и приземлились. Рома сел на широкий подоконник и усадил меня на колени. Следующие минут десять я запомнила плохо – мы обнимались и целовались. Голоса толпящихся по соседству студентов начали отдаляться, словно выйдя за пределы волшебного, уносящего нас в мир грез, кокона. Эх, будь в холле меньше народа, я бы, пожалуй…

Хотя что бы я сделала? Наверно, снова бы ждала первого шага, также, как и все предыдущее время. Да, мы с Ромой познакомились не очень давно, а встречались и того меньше – всего около полутора месяцев... Зато каждый день этих отношений был наполнен огнем. Огнем медленным, который мучительно поджаривал меня на протяжении лекций, семинаров и особенно – долгими, полными страстных фантазий, ночами. И разрушительным, безумным огнем, который разгорался в такие моменты, как сейчас.

Полтора месяца, месяц из которых я была готова к логическому развитию наших отношений. Кто-то скажет, что месяц воздержания это не срок, но когда рядом постоянно трется горячий малый вроде Ромки Верстовского, дни превращаются в недели, а недели – в месяца…

Понятия не имею, почему за все это время он так и не сделал ни одной мало-мальски очевидной попытки уложить меня в постель. Репутация ловеласа шла вразрез с мальчишескими действиями (точнее, бездействием). И ведь не скажешь, что не хочет. Хочет, при тесном контакте все прекрасно чувствуется… Так почему же тянет кота за хвост?!

– Что скажешь про вчера? – осторожно поинтересовалась я, увернувшись из его рук и садясь рядом на подоконник. – Как тебе вечеринка… в целом?

– Отрыв башки, – охрипшим голосом сказал Рома, и я просияла. Но уже после следующей фразы радость померкла. – Как и всегда.

Что значит “как и всегда”? Мой отчаянный, выстраданный выброс несвойственной мне смелости, коктейль из порочности и умения связно выражать неприличные мысли – для Романа Верстовского нечто обыденное?

– То есть, тебе понравился мой сюрприз?

– Сюрприз? – Ромка сделался озадаченным, но уже через мгновение, заметив разочарование на моем лице, поправился. – Да, да! Я в полном восторге..

– Неужто? – не смогла сдержать яда в голосе. – Значит, тебя все устраивает? А вот мне хочется большего...

Разноголосый галдеж молодежи снова включили на полную мощность. Мир вернулся на прежнее место, стремительно вытесняя Рому на задний план. Я даже на минуту перестала ощущать его подле. Чтобы не смотреть на парня, задрала глаза и начала тщательно рассматривать свод потолка. Он был высоким, недосягаемым, белым. Штукатурка местами осыпалась, местами висела невесомыми снежинками, запутавшимися в паутине. Университет у нас, конечно, атмосферный, но ремонт ему бы не повредил. Говорят, по весне в одном из туалетов не только штукатурка осыпалась – отвалился целый кусок потолка, чудом не придавив уединившуюся там парочку.

Все-таки правильно говорят – кто действительно хочет, и место найдет, и время… Я закусила губу и отвернулась от Ромы.

– Знаю, – он вдруг прижался губами к моему виску и немного помолчал. – И я хочу большего. И поэтому у меня тоже есть для тебя сюрприз.

Он взял меня за руку и повел по коридору. Я недоверчиво нахмурилась, но пошла следом. Парень не утруждал себя пояснениями, а я не докучала расспросами, чтобы не портить обещанного праздника. Мы прошли через весь корпус, поднялись на третий этаж. Когда мы вошли в длинный застекленный переход, соединяющий здание с высокой башенкой, меня посетило нехорошее предчувствие. В башне находились кабинеты преподавательского состава. И деканаты.

– Рома?.. – предостерегающе выдавила я, но он уже набирал кого-то по мобильному.

– Ты сейчас у себя? Можешь выйти ненадолго? Давай… Жду.

– Рома! – прошипела я. Мне попалась на глаза табличка около одного из кабинетов. На ней значилось имя. “Вениамин Эдуардович Верстовский”.

– Ты для меня много значишь, Рита, – парень сделался очень серьезным. Он засунул телефон в карман и обнял меня. – Хочу, чтобы у нас все было… Правильно. По-нормальному, в общем.

Я даже не успела ничего возразить. Только метнула ему отчаянный взгляд, прежде чем дверь открылась, и на пороге показался старший Верстовский. Блин… Похож. Такой же высокий и темноволосый. Только старше. И скучнее на вид.

Декан оглядел коридор и направился к нам.

– Папа. – Рома вытянулся вверх, смотря на отца смело, упрямо и слегка заискивающе. Он все еще обнимал меня, но рука его, как мне показалось, слегка дрогнула. – Хочу, чтобы ты познакомился с моей новой девушкой, Маргаритой.

На лице декана отразилось такое же удивление, которое терзало в данный момент и меня саму. И удивление это нельзя было назвать приятным, скорее, оно принадлежало к прямо противоположной тональности.

– Конкретно сейчас? – на мгновение показалось, что шевеление губ на жестковатом лице Верстовского-старшего мне померещилось, а на деле произнес их мой Ромка. Настолько похожими были голоса отца и сына.

– Да, почему нет? Все равно все в одном университете тремся. Ты не занят, у нас перерыв…

Декан перевел взгляд на меня. Удивление потихоньку сменялось задумчивостью.

– Как интересно. Твоя новая девушка, значит… – Верстовский приподнял голову и потер подбородок.

Горячий шоколад, исходящий полупрозрачным паром на октябрьском холоде.. Уютный напиток, обволакивающий горло соблазнительной терпкостью, заполняющий уши бархатистой мягкостью... Были, правда, и отличия – такие незначительные, что заметить их можно было только при очном разговоре.

Шоколадный голос отца отдавал еле заметной горечью, вибрируя обертонами низкой хрипотцы, делая его похожим скорее на кофе, чем на какао.

– Раньше ты не знакомил меня со своими пассиями.

Я все еще стояла на ногах, хлопала ресницами и даже пыталась вежливо улыбаться, но внутри меня уже разверзалась леденящая, полная холодного ужаса, бездна – ощущение грядущей катастрофы.

– То было раньше. А теперь все серьезно. Рита, она…. другая.

Услышь я это при других обстоятельствах – в более умиротворяющей, располагающей к признаниям, обстановке, я бы от счастья повисла у Ромки на шее. Сейчас же мне хотелось там разве что повеситься. И задушить ненаглядного мимоходом, чтобы больше не устраивал подобных сюрпризов. Хотя по части последних мы с ним оба хороши… Господи, неужели?!..

– И какая же она? – теперь Вениамин Эдуардович (имечко-то какое, в жизнь не выговоришь!) смотрел на меня почти ласково. И под этим обманчиво располагающим, теплым взглядом ноги мои начали плавиться и тягучей массой утекать вниз, впитываясь между потертыми щелями университетского паркета. А сама я становилась все ниже, ниже, пока наконец…

Нет, аннигилироваться от стыда мне не позволили.

– Я тебе обязательно все расскажу, пап. Давайте сходим поужинать куда-нибудь все вместе? В ресторан, там… Или кафе?

– Поужинать? – вопросом на вопрос ответил Верстовский. Минутку поразмышлял и закончил дубовым голосом. – Хорошо. Хуже уже не будет…

Так ветер вдруг замрет перед грозой,

Так волк, рычать готовый, зубы скалит,

Так брызнет сок из ягоды тугой,

Как из ружья полет смертельной пули,

Слова непрозвучавшие резнули.

(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)