Полет сокола - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 6

«Только давеча мечтала в походы ходить, – с досадой размышляла Ольга. – И вот теперь оказалась в плену и ничем себе помочь не могу! Радим меня спасти пытался, а теперь сам в путах на лодье сидит!»

Вода в омуте, под желтыми кувшинками, была черным-черна.

«Может, водяного позвать?» – подумала вдруг Ольга.

А он жертву попросит…

Попытка – не пытка! Девочка незаметно оторвала серебряную монету от ленты, вплетенной в косу, и бросила ее в омут.

– Выручай, батюшка-водяной, – зашептала она. – Избавь меня от разбойников, а взамен забери их всех себе в подводные чертоги, я тебе их дарю…

– Что ты делаешь, княжна? – раздался рядом строгий голос Дайны.

– Я? О судьбе своей гадаю, – не растерялась Ольга, перекидывая косу за спину. – Тут хорошее место… Тихое.

Дайна бросила на нее странный взгляд.

Ольга заметила: чудинка смутилась. Ну конечно! Она ведь знала, что княжна умеет читать руны. А кто знает руны – тому открыто тайное, тот силен и опасен…

Девочка правильно угадала, но не совсем – она не знала, что «тихое место» у чудинов и значит – священное, запретное… Там, где голоса людей умолкают, и раздается шепот нелюди и нежити…

– Не нужно бы здесь говорить с духами, – негромко произнесла Дайна. – Добрых тут не встретишь, а вот лауме – наверняка.

– Кто такие лауме?

– Водяные девы-утопленницы, – Дайна бросила взгляд на омут и на всякий случай отодвинулась от края воды подальше. – Видишь вот эту сосну, что нависла над берегом? Она растет тут не просто так. Наверняка здесь кто-то умер плохой смертью. Кто-то сильный. Может, дух его живет в этом дереве? То-то оно корнями к омуту тянется. А что там, под водой? Или – кто?

У Ольги мороз пробежал по спине. Заговорив о гадании, она хотела просто слегка попугать бывшую служанку, но тут ей самой стало страшно. Но страх только подстегнул княжну.

– Поздно… – торжественно произнесла она. – Я уже позвала его… Он уже сюда идет!

Рука Дайны метнулась к связке оберегов, что она носила на груди, губы ее зашевелились, то ли бормоча что-то, то ли напевая:

– Отец-дуб, мать-береза, бабушки-ивы, дедушки-сосны… Оставайтесь дома, закрывайте глаза, не смотрите на детей, ложитесь спать…

Разбойники-чудины у костра неодобрительно покосились на нее и отошли подальше, чтобы между женщиной и ними оказался костер. Глядя на них, так же поступили и кривичи. Во всех землях мужи опасаются темного женского колдовства.

Ольга не понимала, что бормочет Дайна, но ясно было – ничего хорошего. Неспроста ведь ей почудилось, что берег накрыла тень! И ветер холодный налетел с берега – как из-за Кромки[4]. И что это там, в воде? Зеленоватый свет поднимается из глубин. Словно водоросли колышутся, плывут по воде длинные желтые волосы. Бескровные лица лауме смотрят незрячими глазами, тянут из-под воды к живым призрачные руки…

Ольга трет глаза, а голова сама клонится к воде…

Внезапно раздался резкий птичий крик и в одно мгновение прогнал темные видения. Исчезли бледные тени под водой. Ольга вскинула голову – и увидела на ветке сокола. Небесный охотник глядел на нее, чуть наклонив голову, будто ждал.

Неужели это знак?

А может…

Если водяному ей помогать не с чего, то сокол – совсем другое дело. Это не простая птица. Сокол – знак рода Рюрикова, знак русов.

– Видишь меня, соколик? Видишь беду мою? – проговорила Ольга нараспев, будто наговор, вкладывая в голос силу-приказ. – Лети, соколик, на юг, к батюшке моему. Насвисти ему, что со мной сталося. Позови его, приведи его, пусть спасет меня от злой участи! Лети же!

И будто дождавшись последней фразы, сокол забил крыльями и быстрей стрелы взвился в небо.

На юг полетел, куда велено.

И так хорошо стало на душе у Ольги. И уже виделись ей батюшкины боевые лодьи. Узкие, стремительные, с зубастыми зверями, изогнувшими мощные шеи. Виделись знамена на высоких мачтах над вздутыми парусами: одно – с рукой, сжимающей меч – родовое знамя дедушки Трувора и его сына, князя плесковского Вардига, другое – с красным соколом великого киевского князя.

И, спать ложась, закрыв глаза, видела Ольга соколиный острый силуэт, летящий по темному небу.

Весь следующий день Ольга то и дело поглядывала то в небо, то за корму. В небо: не летит ли в выси ее сокол? За корму: не показались ли там отцовы боевые лодьи?

Но не было ни лодий, ни сокола. Зато появились впереди дымы над лесом, а на озере – рыбачьи лодки. А затем, когда лодья обогнула длинный лесистый мыс, взгляду открылись прибрежное городище и причал с нешироким песчаным пляжем, на котором сохли сети.

На лодье спустили парус и на веслах пошли к берегу.

– Что за селение? – спросила девочка Дайну.

– Пивнево городище, – ответила та. – Пиво тут варят доброе, а так – просто небольшое торговое место.

О Пивневом городище княжна раньше не слыхала, но не сомневалась, что там слыхали о ее батюшке.

Она была уверена: стоит ей крикнуть, что она – дочь князя Вардига, похищенная разбойниками, и ее недругам не поздоровится. Даже если ее не освободят немедленно – всё же воинская ватажка у Нагибы крепкая, – то уж непременно дадут знать батюшке, что с дочерью сталось.

Осталось лишь выбрать миг да крикнуть во всю мочь.

Но все оказалось не так просто.

Пивнево городище было похоже на десятки других, поставленных вдоль длинного северного пути-норвея к южным землям.

Само селение – на возвышенности, чтоб не заливало в паводок, спрятано за высоким частоколом. Вокруг поля-огороды, но немного, потому что жило селение не с земли, а с озера. В основном – с купцов, что останавливались здесь на отдых. Понятно, что рыбу тоже ловили и охотились, но даже ячмень, из которого варили знаменитое пиво, так ценимое нурманами, да и не только нурманами, растили не здесь, а покупали в Новом Граде.

На берегу нынче было пустовато. Пара рыбачьих лодок да нурманский торговый корабль – кнорр – у одной из двух пристаней.

Из замысла Ольги – крикнуть, кто она есть, – ничего не вышло.

– Девку связать, рот заткнуть – и в ларь, – распорядился Нагиба, когда до пристани осталось саженей[5] сто.

Ольгу схватили…

Радим, хоть и со связанными руками, но кинулся на помощь, за что получил древком копья в живот и повалился на палубу, не в силах вдохнуть.

– За этим шустрым тоже присматривайте, – велел Нагиба. – Заорет – тресните по голове. Старшим в городище брат мой троюродный, но всё же побережемся.

– А ну-ка сел! – рявкнул Угрюм, ухватив Радима за волосы, перетащил на скамью. – Ёрш, глаз с него не спускай. Слыхал, что старший велел? Вякнет – огрей по макушке.

– А потом с ним чего? – поинтересовался Ёрш. – В озеро выкинуть?

– Вот еще! Раб денег стоит. За ноги до подворья дотащишь. Чай, недалеко, шкура о камни вся не сотрется!

И Угрюм захохотал над собственной шуткой.

На причале их встретили.

– Кучня! Брат дорогой!

– Нагиба, брат! – толстяк в желтой богато вышитой свите[6] попытался обнять купца. Но получилось неладно: животы мешали. – Чего к нам? Отдохнуть?

– Да, – согласился Нагиба. – А эти кто? – он кивнул в сторону кнорра.

– Нурманы из Бирки[7]. Домой идут. А с тобой кто? – спросил толстяк, понизив голос. – Рожи, я гляжу, чухонские.

– Эсты Арво-князя, – ответил Нагиба, тоже понизив голос, но Радим все равно его услышал.

Князь Арво… Знакомое вроде имя…

– Встанешь, где всегда, брат. Дом свободен.

– Ну да.

– Баню топить?

– Позже. Еды нам, тут и с собой. Пива… Бочонков пять. Тоже с собой возьмем.

– Пяти нет. Нурманы, – толстяк кивнул в сторону кнорра, – почитай, всё забрали. Пару найду. Из собственных запасов, наилучшее, только для тебя, брат!