Абьюзер (СИ) - Лекс Эл - Страница 12

— А в высоту на сколько простирается это «не вода»?

— По-разному. — Медведь кивнул на спинорифов. — Каждый из них своеобразен. Синяки, когда изучали их, даже дали каждому какое-то свое яйцеголовое имя, чтобы различать. У них разный ландшафт на спине, их населяют разные организмы, и высота до «поверхности», назовем ее так, тоже разная, различие может быть до пяти метров.

— Не сильно много. А минимальная сколько?

— Двадцать пять. Примерно столько же, сколько спинорифы в высоту, синяки по этому поводу даже пытались вывести теорию, что вверх спинорифы простираются на столько же, на сколько и вниз, но вроде подтвердить ее не смогли.

— Разве это важно? — удивился я.

— Для них — да. У них вообще своя атмосфера, им важны совсем не те вещи, что нам с тобой. Нам важно пиу-пиу из-за угла, да бабах гранатами, а им — всякие теории строить и спорить о них до хрипоты. Кесарю кесарево.

— А центуриону — центурское. — хмыкнул я.

— Точно. — хохотнул Медведь. — Давай тормознем немного, меня «Искра» отпускает. Сейчас на несколько минут поплохеет.

Я согласился и мы сделали небольшой привал возле чахлого кустика, который давал хоть какое-то визуальное укрытие, и, конечно, тень. Ничего приличнее вокруг просто не было — сплошная пустошь, покрытая такими вот плешивыми кусточками, на которых только носки сушить и можно.

Даже не раскладывая притороченный к рюкзаку снизу каремат, я сел на него, прямо на гармошку, и вытянул ноги, предварительно распустив шнуровку и оттянув язычки, чтобы дать стопам отдых. Не то чтобы мы сильно много успели пройти, но неизвестно, сколько еще идти придется, поэтому лучше ловить для отдыха каждую свободную минуту.

Медведь наоборот свой каремат разложил и даже лег на него, лицом вверх, положив гранатомет под правую руку. Я хотел было попросить у него бинокль, и посмотреть на спинорифов еще, но вовремя сообразил, что тогда будет некому бдить за окружением — слишком сильно бинокль сужает поле зрения, чтобы надеяться на него. Поэтому я просто сидел, осматривая окрестности и изредка делая маленький глоток воды из фляги и гоняя его по рту.

Интересно, а что будет, если на спинорифа сверху налить воды? Как она будет взаимодействовать с его «не водой»?

— Никак. — ответил Медведь, когда я поинтересовался у него. — Пробовали. Синяки чуть ли не первым делом провели этот эксперимент. Для нормальной воды среда над спинорифом ничем не отличается от воздуха, она просто проливается через нее и попадает на спину животного.

— Животного… — осенило меня. — А те организмы, которые живут на спинорифе — их пробовали ловить?

— А как же. Много раз пробовали, ловили, сажал в аквариумы, изучали, препарировали. Они ничем не отличаются от известных нам рыб, моллюсков, кораллов и прочего. Спокойно живут в характерной для них морской воде, умирают на воздухе, а выпущенные в биосферу спинорифа — спокойно живут в ней дальше.

— Просто фантастика. — я покачал головой.

— И не говори. — голос Медведя снова потеплел. — Просто фантастические звери…

— Тебя с ними что-то связывает?

— И да и нет, братец Кротик. Вообще подобные вопросы незнакомым людям не задают, слишком личное.

— После боя с Овощами мы все еще считаемся незнакомыми? — я удивился. — Новая мета.

Последние два слов сорвались с языка сами собой, и я даже не понял, что они значат, но вездесущий суфлер тут же подкинул мне расшифровку:

Новая мета — сленговое выражение, означающее какое-то явление, которое внезапно для говорящего оказывается само собой разумеющимся.

А вот Медведь, кажется, понял меня сразу. Он отчетливо усмехнулся и сказал:

— Вообще ты прав. Да и тайны из этого я особо не делаю. Я дайвером раньше был. Очень любил это дело, иногда часами исследовал всякие подводные пещеры. А потом попал сюда, и, само собой, здесь дайвить было негде. А потом и купол закрылся.

— А как дайвер оказался в Центурии?

— А вот для этого, братец Кротик, двух десятков Овощей будет мало. — ответил Медведь, поднимаясь. — Все, я в норме. Идем.

Мы шли почти до самого заката, через примерно равные промежутки времени, которые сложно было оценить точнее, поскольку у меня часов не было вообще, а у Медведя были электронные, сверяясь со своими хадами и понимая, что они не заработали.

Давно остались далеко за спиной удивительный спинорифы, и Солнце уже коснулось своим краешком горизонта, когда мы впервые увидели, что наши хады включились и заработали.

— Все, стоп. — скомандовал Медведь. — Дальше поезд не идет. Вызовем эвакуацию прямо сюда.

Я не стал задавать лишних вопросов, а послушно остановился — идти дальше в постепенно сгущающейся тьме явно было не лучшей идеей. Даже при свете дня мы несколько раз огибали подозрительно выглядящие места, в одном из которых я опознал уже знакомый мне ледяной баг, а уж по темноте влететь в один из таких — вообще раз плюнуть.

Медведь быстро отстучал на своем хаде сообщение и сел прямо там, где стоял:

— Все, ждем. Через часок за нами приедут. Пока что пожрем, весь день ничего не ели считай.

Не согласиться с ним было невозможно — живот уже давно подводило от голода, но выйти из Ома было важнее, чем набивать его. Поэтому мы только сейчас открыли пайки (оба — последние, поскольку у меня изначально было всего два, а Медведь взял с собой всего один) и принялись за еду. Я ел молча, не задавая вопросов, чтобы не отвлекаться от слежения за обстановкой в сгущающихся сумерках, но Медведь, кажется, воспринял это по-своему:

— Все еще под впечатлением от спинорифов?

— Да. — я не стал отрицать. — Вообще от всего. От всего, что здесь есть. В голове не укладывается вся эта дичь. Спинорифы, баги, технобиоты… Я будто в другом мире в каком-то оказался. А знаешь, что самое дикое? Все вышеперечисленное это фигня, это просто невозможно представить, поэтому оно и воспринимается как… глюк, что ли? В общем, неважно. Самое дикое — это ты. Вояка, у которого основное оружие это гранатомет. Который экипирован под этот гранатомет и пользуется им не в составе подразделения… В смысле, способен пользоваться им не в составе подразделения, а в одиночку… И пользоваться при этом — результативно, вот что самое дикое! За пределами купола такое просто не может существовать!

— Ключевое слово — «за пределами купола». — Медведь помахал титановой ложко-вилкой, которой он наворачивал из пакета карри с курицей. — Здесь же, как ты уже понял, возможно все. Здесь возможны пуленепробиваемые уроды, которые кидаются на тебя с ножами и спокойно тебя убивают, несмотря на то, что ты вооружен огнестрелом. Здесь возможно в любой момент, просто идя по равнине, упереться лицом в дуло пушки восемнадцатого века, к фитилю которой канонир уже подносит пылающий факел, даже не замечая того, что вокруг уже отнюдь не Ватерлоо. Здесь можно провалиться под землю, а можно взлететь в воздух и никогда не приземлиться обратно. Можно найти подземный город, в которой все помещения круглые, соединяются узкими ходами и напоминают огромный муравейник, а выйдя из него, чтобы сбегать за синяками, вопя о чудесном открытии, по возвращению обнаружить на его месте гигантский бетонный куб со сторонами в десятки километров, торчащий из земли. Даже не пытайся ничего прогнозировать в Аномалионе, это не просто лишено смысла — это еще и опасно. Действуй по ситуации. Не ищи логики, работай с тем, с чем получается работать. Если вдруг окажется, что лучшее оружие для тебя — зубная щетка, выкинь автомат, возьми зубную щетку. Я серьезно.

— Я верю. — я кивнул. — То, что у меня все это не укладывается в голове, не значит, что я не верю. Возможно, я даже начинаю понимать… Хотя нет, слово «понимать» в этом мире тоже мало что значит. Скажем так — «я начинаю вживаться».

— И это правильная формулировка. — Медведь снова покачал ложкой. — А теперь давай ускоримся с едой, наши будут уже скоро.

Мы успели доесть и даже собрать свой мусор, когда вдалеке раздался едва слышный гул, который активные наушники исправно усилили и передали мне в уши. К тому моменту уже прилично стемнело и скачущие вдалеке лучи света от фар машин выдавали их куда скорее, чем едва слышный звук работы двигателей.