Вендетта. Том 2 (СИ) - "shellina" - Страница 8

— Хорошо, зови, послушаем, что он нам скажет. — Я вернулся за стол. Только устроился поудобнее, как зашел Чернышев.

— Ваше величество, — он поклонился.

— Здравствуй, Захар Григорьевич. А теперь объясняй, что ты тут делаешь, когда должен находиться в Варшаве подле королевы Софии. — Вопрос я задал довольно резко, но граф почти никак не отреагировал на резкость тона.

— Дело в том, что я и нахожусь подле её величества, потому что она сейчас находится в Воронцово. Вместе с сыном. — Ответил Чернышев, а я почти минуту переваривал новость.

— О, как. — наконец, удалось выдавить мне из себя. — И как же так произошло? Только не говори мне, что ты так очаровал Софию, что она решила бросить ради тебя своего венценосного мужа и сбежала.

— Нет ваше величество, разумеется, нет. Но, можно сказать, что её величество всё-таки сбежала со мной, что верно, то верно. — Он задумался и продолжил. — Так уж поучилось, что я узнал о готовящемся покушении на её мужа, Станислова Понятовского, и принял решение попытаться спасти августейшую семью. Но я опоздал, и мне удалось спасти только её величество и его высочество.

— Ты что же хочешь сказать, что Понятовский не пережил покушения?

— Да, вероятно, это так. То есть, я не видел его тела, но, судя по всему, это именно так. — Подтвердил Чернышев.

Я молча смотрел на него. Долго смотрел. Так долго, что высоченный Чернышев начал заметно нервничать.

— Что происходит в Польше? — наконец, тихо спросил я.

— Я не знаю. Это даже не бунт, — ответил Чернышов. — Просто такое ощущение, что все магнаты разом сошли с ума и решили, что чем их меньше, тем лучше, а победитель в итоге получит всё.

— И что послужило причиной столь странного желания? — я продолжал в упор смотреть на графа.

— Не знаю, никто не знает. Вот, Андрей Ломов просил передать вашему величеству, — и Чернышев достал из-за пазухи объемный пакет. Бехтеев сделал быстрый шаг вперед и перехватил этот пакет, смерив меня укоризненным взглядом, потому что я едва через стол не перевалился, пытаясь схватить то, что может мне хоть что-то прояснить.

Проведя стандартную проверку, секретарь отдал мне донесение Турка, в которое я вцепился, как клещ, пытаясь отыскать рациональное зерно в происходящем.

Турок не писал ничего конкретного. Ему удалось лишь узнать, что на последнем сейме, все магнаты и воеводы переругались в хлам. Решался всё то же вопрос о престолонаследии. Никто не мог продвинуть свою идею, потому что другие блокировали их на подлёте. А так как право вето было у каждого члена сейма, то в итоге полемика едва не переросла в мордобитие. В общем, собрались все впустую, и разъехались крайне недовольные друг другом. Да тут еще и Понятовский подлил масла в огонь, заявив, что все сейчас наглядно видят, что их сейм устарел и надо пересматривать регламент. Например, чтобы решение принимались большинством голосов, и чтобы право вето было не у всех и каждого, а, к примеру, у воеводств. Что там началось при этом, словами не описать, вот Турок, например, не смог. Дальше началась серая зона, где Андрей даже не пытался что-то предполагать. Просто однажды Мальборкское воеводство собрало ополчение и двинуло на Плоцкое воеводство. Причины? А хрен его знает. Наверное, какие-то были. И началась веселуха и вакханалия. Как следствие погиб Понятовский. И теперь в Речи Посполитой правит анархия, к которой на удивление не присоединилось княжество Литовское. Поставило войско на границе и с тревогой посматривает на потерявших берега соседей.

Я встал и подошёл к окну. Похоже, что англичане, которые что-то начали мутить в Польше слегка перестарались. Ну, бывает, еще не слишком опытные они в этом деле, еще только руку набивают. Меня, кстати, посол английский несколько раз пытался посетить, настаивая на аудиенции. Но я пока его лесом отсылал. Жена с дочкой у меня болеют, не до послов мне, что в этом непонятного? Пока Ушаков мне полный расклад не даст, я его не приму, чтобы дров не ломать. Но, вернемся к Польше. Что будем делать?

— Вы отправите в Варшаву войска, ваше величество? — Чернышев тоже этим вопросом мучится.

— Нет, — у меня мало данных, и там, где-то за границей Польши, войска пытаются сломать амбиции Фридриха, который, если всё пойдёт как надо, никогда не будет называться Великим. И сейчас Речь Посполитая слегка занята и уже не ударит моим ребятам в спину.

— Но, почему?

Я повернулся к Чернышеву и решил немного прояснить свою позицию.

— Потому что я не миротворец. Хватит с меня Голландии. На всех бунтующих Российской империи явно не хватит. Хотят паны развлекаться таким сомнительным способом, кто я такой, чтобы им мешать? Вот, если они приедут и попросят, тогда я ещё подумаю. А пока, — я повернулся к Бехтееву. — Фёдор Дмитриевич, готовь указ об усилении границ с Речью Посполитой. А то любит шляхта под шумок на чужую территорию залезть, чтобы пограбить, голодранцы чертовы. И поторопи сборы. Нам нужно как можно скорее вернуться в Петербург.

— А её величество? — тихо спросил Чернышев.

— А её величество, я надеюсь, примет наше приглашение и погостит у нас в Петербурге вместе с юным сыном. Ну, а ты будешь её сопровождать в нашем поезде, коль скоро взял под свою опеку.

— Я передам её величеству ваше приглашение, — Чернышев поклонился и направился к выходу.

— Захар Григорьевич, — он остановился и обернулся. — Ты всё правильно сделал. В экстремальных условиях выбрал наилучшее решение из всех. Хотя хороших там не было. Благодарю за службу.

На этот раз Чернышев уходил уже не такой напряженный. Бехтеев одобрительно кивнул и пошёл выполнять мои поручения. Я же снова подошёл у окну. Мне уже даже самому становится интересно, во что всё это выльется.

— Ваше величество, граф Бернсторф погиб на дуэли за день до запланированного отъезда на родину. — Перед Луизой Ульрикой склонился граф Майденг, её доверенное лицо, которому было поручено отслеживать датский вопрос.

— Вот как, — Луиза поднялась с диванчика, на котором полулежала, читая письма и подошла к окну. В стекле отразилась не слишком высокая, изящная красавица, чью талию можно было, наверное, обхватить пальцами. — Я хочу, чтобы вы поздравили Мольтке с вступлением в должность обер-гофмаршала. Передавайте ему от меня самые наилучшие пожелания.

— Непременно, ваше величество, — Майденг снова склонился в поклоне. — У вас будут ещё ко мне поручения?

— Напомни мне, сколько Фредерик задолжал Швеции и императору Петру? За все годы, естественно. И за своего скрягу папашу, и слишком расточительную мамашу?

— Почти пятнадцать миллионов гульденов, если оценивать общий долг. — Не задумываясь, ответил Майденг. — Точнее, четырнадцать миллионов семьсот тысяч. И это, учитывая тот факт, что император Пётр простил ему два миллиона в честь коронации.

— Пётр бывает слишком великодушен, иногда без всякой меры, — Луиза Ульрика продолжала рассматривать себя в этом странном аналоге зеркала. Что с ней не так? Почему среди всех мужчин, она хочет того, кто ею никогда не интересовался? — Давайте доведём сумму до красивого целого числа. Тем более Фредерик слезно умолял меня выделить ему еще немного денег, чтобы открыть Академию изящных искусств. — Королева слегка повернулась, разглядывая свою фигуру, задержав взгляд на высокой груди, виднеющейся в обширном вырезе. — Скоро мы предъявим ему этот долг. У Петра идёт война, да и колонии, как я слышала, расширяются. Ему нужнее эти деньги. Академия изящный искусств — это, конечно, хорошо, но, думаю, что она лучше будет смотреться на набережной Петербурга. И начинайте понемногу готовиться к высочайшему визиту. Думаю, что следующим летом мы вместе с Фредериком навестим императора Петра, и подпишем все необходимые документы. То, в каком состоянии сейчас находится Дания, добрая половина её не стоит тех денег, которые так бездарно спустили её короли.

— Вы думаете, Фредерик согласится? — Майденг преданно смотрел на свою королеву.