Доктор Фальк. Тайна серого монаха - Евдокимов Игорь - Страница 25

– Можно и так сказать. Буквально пять минут назад он мне угрожал.

– Угрожал? Вам? Мельников? – Вансовский расхохотался было, но вглядевшись в серьезное лицо собеседника осекся. – Нет, простите, Василий Оттович, но вы ошибаетесь.

– Нет, я уверен в том, что видел и слышал, – упорствовал Фальк.

– Послушайте, Харитон может показаться немного странным человеком. Он нелюдим. И у него довольно своеобразная манера выражать свои мысли. Поэтому я положительно убежден, что вы просто неверно его поняли. Я обязательно переговорю с ним по этому поводу. А меж тем – не желаете ли наведаться к нам в гости? – предложил Федор Романович. – Столь роскошного приема не обещаю, но хотя бы полюбопытствуете, чего мне удалось добиться.

– Боюсь, что пока не могу ответить на ваше приглашение, – признался Василий Оттович.

– Как знаете, как знаете. Но если передумаете – не стесняйтесь! Екатерине Юрьевне тоже будем рады! Откланиваюсь, – Вансовский адресовал улыбку куда-то за спину Фальку, и доктору не составило труда догадаться, кто там находился.

Дамские пальчики заинтересовано скользнули по предплечьям доктора, распространяя вокруг себя тысячи и тысячи мурашек. Шкляревская украдкой прижалась к его спине и горячо шепнула:

– Я не делаю предложений дважды, и не терплю отказов…

После чего Екатерина Юрьевна оставила Фалька одного, застывшего, словно статуя. Не в покое, следует заметить – покой после такого Василию Оттовичу мог только сниться. Просто одного.

Дабы хоть немного унять разбушевавшийся в груди пожар Фальк схватил у проходящего мимо официанта шампанского с подноса, произвел в уме нехитрые вычисления относительно дозы алкоголя и ее влияния на его дальнейшую способность приступить к ночному дежурству, и, сочтя влияние несущественным, осушил бокал игристого. Залпом, отчего даже внешне начал походить на гусара перед дуэлью.

Дорога домой прошла как в тумане. Не от трех бокалов шампанского, естественно, а от обилия мыслей и визуальных образов, роившихся в бедной голове Василия Оттовича. Неудивительно, что первым дело придя домой он сунул голову под кран умывальника и, шипя, как следует полился холодной водой. Полегчало. По крайней мере Екатерина Шкляревская перестала появляться перед его мысленным взором.

Еще большее облегчение доставил вид материализовавшейся рядом Клотильды Генриховны с любимым вопросом:

– Чаю?

– Нет, драгоценная, благодарю. Мне нужно будет уйти, ночной вызов, вернусь только утром.

Кухарка с достоинством кивнула и удалилась, оставив Фалька размышлять над вопросом, почему он, взрослый мужчина, вынужден был придумать какой-то несуществующий вызов чтобы улизнуть из дома. А с другой стороны – что он еще мог сказать? «Не беспокойтесь, я отправляюсь в засаду дабы убедиться, что женщина, обратившаяся ко мне с недвусмысленными авансами, не попытается вывезти под покровом ночи сокровища шведских монахов»? Оформленная таким лаконичным образом мысль заставила Василия Оттовича сесть и задуматься: а что он действительно творит? Куда делась его взвешенная, рациональная сторона, что при иных обстоятельствах давно рекомендовала бы отправиться спать и не шляться по темным аллеям на ночь глядя? Что толкает его на откровенно сумасбродные поступки? Обстоятельства? Обещания? Невесть откуда взявшийся охотничий азарт? Юная рыжая девица, нашедшая себе приключений? Часы на стене кабинета коротким мелодичным звоном объявили, что на дворе уже половина одиннадцатого. Предаваться самокопанию поздно – нужно либо идти, либо оставаться.

– Я подумаю об этом завтра! – клятвенно пообещал себе Фальк и направился к выходу.

Черных вещей в гардеробе Василия Оттовича было немного, поэтому доктору пришлось постараться, чтобы, с одной стороны, выбрать одежду, в которой он не будет выделяться в темноте, а с другой – не выглядеть при этом так, будто собрался на похороны. Результатом Фальк остался доволен лишь отчасти.

Достигнув дачи Шевалдиных он остановился. Казалось, дом спал, полностью погруженный в темноту. Но из объяснений Лидии Фальк помнил, что комната девушки выходит на задний двор. Василий Оттович крадучись обошел дачу по кромке деревьев. «Так вот как чувствовал себя серый монах», подумалось доктору, отчего он даже вполголоса фыркнул.

Еле заметный огонек действительно виднелся в одном из окон второго этажа. Значит, Лидия не спит, а ждет его визита. Против воли Василий Оттович представил рыжеволосую девушку одну, у окна, одетую в воздушную ночную рубашку… Пришлось помотать головой и даже немного отхлестать себя по щекам. После беседы со Шкляревской в «Швейцарии» его мозг однозначно играл с ним злые шутки.

Следующая проблема, возникшая перед Фальком, носила характер орнитологической. А именно: как привлечь внимание Шевалдиной? Она говорила что-то про павлина, но, во-первых, доктор слабо представлял себе, как кричат павлины; во-вторых – сомневался, что ему удастся сей крик повторить; и, в-третьих, павлинье пение ночью в Зеленом луге было бы крайне неуместным. Перебрав в уме всех птиц, радовавших дачников своими песнями, Василий Оттович решил остановиться на кукушке. Сложив руки рупором он слегка застенчиво объявил:

– Ку-ку!

Никакой реакции не последовало. Фальк разочарованно выдохнул и повторил, уже громче и увереннее, добавив гипотетической птице требовательных интонаций:

–Ку-ку!

Огонек в окне вздрогнул. Занавеска колыхнулась.

Удовлетворенный Фальк отступил поглубже в лес и принялся ждать Лидию. Ожидание выдалось недолгим, но его итог оказался для Василия Оттовича крайне неожиданным. Прежде, чем Шевалдина вышла из дома, кто-то накинул ему на голову черный мешок и сильно дернул назад, отчего доктор потерял равновесие и упал. Ослепленный, он принялся размахивать руками и ногами, стараясь отогнать нападавшего. Вместо свободы Фальк получил удар по голове чем-то тяжелым, отчего темнота кругом стала абсолютной.

«В случае если ограбят тебя дачные мазурики, то поступай в городовые и мсти. Другого выхода нет.»

А. П. Чехов, 1884 год

– Просыпайтесь, доктор, пришла пора отвечать на вопросы!

Делать этого Фальку ой, как не хотелось, но вряд ли он обладал правом голоса в сложившейся ситуации. К тому же, надо было понять, в какой передряге оказался доктор.

Итак, его привели в чувство с помощью отвратительно пахнущей тряпки. Нашатырь, вероятно. Сидел он в смутно знакомом старом креслице с подлокотниками, к которым веревкой были примотаны его руки. Еще одной веревкой его привязали к спинке. Голова болела дважды: снаружи и внутри. Во-первых ныла шишка, оставленная нападавшим. Во-вторых каждое движение раскалывало его череп ужасающей болью, отчего хотелось сидеть смирно и молчать.

Помещение вокруг напоминало крепкий подвал, расчищенный от обычно хранимых в нем вещей. Напротив доктора стояли двое мужчин – один высокий, крепкий, второй – маленький и суетливый. Знакомый столь же смутно, как и кресло, на котором сидел доктор. Удостовериться не представлялось возможным – комната и так плохо освещалась одной лампой на столике рядом, а мужчины закрыли лицо платками на манер американских бандитов.

– Ну все, очнулись! – снова подал голос крупный. – Ваша жизнь в ваших руках, доктор. Ответите на наши вопрос – и, может быть, мы вас отпустим. Будете запираться – сделаете только хуже. Никто не знает что вы здесь. Никто не придет на помощь. Никто не услышит ваших криков…

Прозвучало это довольно зловеще. Но врачебная практика научила Фалька никогда не верить человеку на слово, не получив перед этим эмпирических доказательств. Поэтому Василий Оттович набрал воздуха в легкие и закричал изо всех сил:

– Помогите! Убивают!

Здоровяк медленно подошел к Фальку, нагнулся и от души ударил доктора под дых. Желание кричать и силы, чтобы это желание воплотить в жизнь, резко покинули Василия Оттовича вместе с вылетевшим из груди воздухом. Зато еще одним сгустком боли на теле стало больше.