Терра Инкогнита (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 43

— Алексиначки-Рудник и Балканска железница! Я знамо, сколько у вас детей. Вам тесно на Транссибе, и в Европе — тоже. Вы наступаете друг другу на пятки — и теперь ищете новые кочевья, новые железницы. Ты — разведчик, потому плыл по Дрине… Хотя — должен был по Мораве, если с Алексиначки-Рудника… Черт тебя знает… Ладно, ладно! Я скажу королю — вы сможете прислать послов, договоримся. Слыхал, руси с Беловодья имеют пассажирские и грузовые перевозки, и почту на ваших возах. Ты скажи вашим баронам — если так будет и в Королевстве — почему не отдать вам железницу? У нас она все равно зарастает травой и ржавеет… Ну прав я? Прав?

— Нормальная версия, — кивнул Виньярд. — Интересная.

— Во-от! — тут Стоянович заметил что-то возмутившее его до глубины души и заорал: — От кур-р-рва! Руке од дупета, момак, ебем ти…

И далее по списку. И помчался наводить порядок где-то в центре маршевой колонны. Виньярд зашагал дальше, разглядывая окружающие красоты и прислушиваясь к разговорам четников.

Обладая остаточной памятью Гая Кормака, который бывал на десятках планет и слышал сотни наречий, мозг Виньярда все дни форсированного марша четы Стояновича работал на пределе, используя личные и инкорпорированные данные для анализа местного языка. К концу третьей ночи он наконец смог увязать раздельные смыслы и значения в связный речевой поток. И теперь, сидя у костров четников, разделяя с ними еду и пищу, Сью слушал разговоры и потихонечку охреневал.

Крах цивилизации? Постапокалипсис? Ощущения потери великого наследия? Не, не слышали. В Четвертом тысячелетии от Рождества Христова люди жили, работали, плодились и размножались и творили свою людскую дичь точно также, как и раньше. Сильно ли плакал Колумб о падении Римской империи? Нет, он просто отправился покорять Индию — и плевать ему было, что пересекать Атлантику пришлось на каравелле, а не на квинквиреме… Переживал ли Иван Грозный об отсутствии в Москве акведуков, Колизея и терм? У него были выгребные ямы, медвежьи потехи и бани, и ему было вполне этого достаточно.

Если кто-то из четников и упоминал события тысячелетней давности, то исключительно в контексте идеологического обоснования войн с сарацинами и прав собственного народа на земли Балканского полуострова от Эгейского моря по самый Дунай.

Вымерло две трети населения Земли? А кого в двадцать первом веке беспокоила смертность от чумы в средневековой Европе века эдак четырнадцатого? Из оставшейся трети половина оказалась мутантами неспособными к репродукции? Ну так выбили их лет за тридцать, и селекция младенцев потом в течение двухсот лет была жесточайшая… Кого волнует, как поступали со слабым приплодом викинги или спартанцы, или кого там жгли на кострах во времена инквизиции? А что — Европейский Союз и Пелопоннеский Союз существовали не в одно время? А орден доминиканцев и Каннский фестиваль никак не связаны? Ну ладно… Там черт ногу сломит! Это ж было многие тыщи лет назад!

За осторожный вопрос про космос и колонизацию Виньярда подняли насмех:

— Ты еще скажи что люди на Луну летали! Пф-ф-ф, мы что — пташки?

Пташек, кстати, было маловато. Не в плане количества, а в смысле разнообразия. Голуби, воробьи, вороны, какие-то небольшого размера остроклювые хищники, парящие в небе… Копченых голубей, кстати, четники жевали за милую душу. Вместо курятины. Вообще — по сравнению с тем же Ярром растительный и животный мир Земли выглядел бедно: видимо, не все смогли выжить во время экологической катастрофы.

Что касается полетов, то самолеты, вертолеты, дирижабли, даже воздушные шары — все это было только в рамках сказок и легенд, на одном уровне с драконами и птицами Рух. Зато — винтовки, паровые механизмы, механические карманные часы, патефоны и даже кое-где телеграф — это вот у местных имелось и активно использовалось. Не опустилось человечество в каменный век, остановив падение на эпохе пара. И, если честно, Виньярд был этому рад. Здорово бы он смотрелся со своими револьверами среди неандертальцев с топорами, или дружинников с мечами и палицами!

Едва занялась заря, неугомонный полковник Лука Стоянович уже бежал меж костров, матерясь и приговаривая:

— Брже, брже ратници! Чека нас слава! Да ли желите да живите заувек? Брже! У стари град! Смрт сараценима!

— Смрт!!! — откликались четники, а Сью никак понять не мог, как можно так громко кричать одни согласные буквы?

Их было чертовски много — этих четников. Людские потоки, шагавшие по разным дорогам, соединились в лесном массиве у окраин старого города. Вооруженный народ располагался тут же, под соснами. Перекусывали чем Бог послал, курили, искали в других четах родственников и знакомых. Полковники собрались на совет, Сью ходил туда-сюда неприкаянный, и пытался понять, что делать дальше.

По всему выходило — ему и вправду нужно догонять тех странных шелта и напрашиваться в попутчики любыми способами. У них был поезд, который, очевидно, ехал на восток, с задачей выйти на Транссиб. Что такое Транссиб — это себе Виньярд представлял. Шелта и их «воз»- так называли местные поезд — находились за Дунаем. Перебраться через него можно было или по Панчевскому мосту, или на каком ни на есть подручном средстве — но при разговорах об этом четники только пальцем у виска крутили. Значение этого жеста не изменилось с давних пор.

Если плавание по Дрине или Саве не вызывало у них отторжения, то с Дунаем явно была какая-то особая история. Так что — мост, однозначно — мост. Но на пути к нему лежали развалины старого города, в котором обосновались сарацины… Пока «пуковники» совещались, а четники обустраивали свой походный быт, Виньярд решил провести рекогносцировку и наладить связь.

Цепкий взгляд парня наметил огроменную лиственницу, и, забрав из рюкзака и распихав по карманам нужную мелочевку, он скинул пожитки тут же, у подножия дерева, и быстро-быстро, как кошка, вскарабкался почти на самую вершину. Посвайпил планшет, настраивая канал связи с ненаглядной Кавальери, и полез за монокуляром, дохренадцатикратный зум которого позволял разглядеть каждую трещинку на железобетоных опорах Панчевского моста.

Сью осматривал позиции сарацинов, и самих воинов: странно одетых, в чалмах, с саблями и винтовками. А в беспроводной гарнитуре звучали гудки ожидания — Алиса не отвечала. Но попробовал бы он вызвать кого-нибудь другого! Прознай девушка о таком предательстве — она бы скальп сняла с возлюбленного, никак не меньше.

— …негодяймерзавецподлецбродяга, опять от меня сбежал! — сказала Кавальери без вступления, как будто они и не расставались.

— Я тебя тоже люблю! Доберусь до Баргузина, скину координаты «окошек» в паутинке — и жду твое великолепие вместе с парнями на Земле. Как там Спасский?

— Обаятельный мужчинка. Я бы замуж за него пошла, да тебя люблю, засранца. Да и не зовет.

— Ой-ой, можно подумать!

— Эй, Виньярд, ты думаешь если я захочу меня кто угодно не позовет замуж?

— Ну я тебя звал раз пятьсот, ну и что?

— Ты — не кто угодно! — возмутилась Алиса.

— Я- не кто угодно! — самодовольно подтвердил Сью.

Они потрепались еще немного — обо всем, о чем обычно треплются молодые, влюбленные ребята, у которых фляга свистит в одной тональности на двоих. А потом Алиса на том конце канала связи даже вздрогнула, так сильно изменился голос у Виньярда:

— Алиса, тут внезапно выяснилось, что я сейчас буду сильно занят. Скоро увидимся, — связующая их незримая нить разорвалась короткими гудками.

Эта интонация напугала Кавальери так сильно еще и потому, что переход был совершенно неспровоцированный — они только-только обсуждали новую цветовую гамму доспехов Спартака, и хихикали как умалишенные, как вместо смешинок голосовые связки Сью выдали металлическое лязганье. В последний раз она слышала эти нотки после резни на Кроули, и совершенно точно не собиралась оставлять Виньярда одного в таком состоянии.