Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина - Страница 19

- Он упал уже мертвым, - сказала она, наконец. – Этот мальчик.

- Ты уверена?

Бекшеев осекся и запоздало прикусил язык.

Но заработал недовольный взгляд.

- Само собой, хотя… идем, - она поднялась резко. И кружка осталась на столе. А вот спорить сейчас было бы неразумно. И Бекшеев тоже встал. Поморщился. Не то, чтобы его ожидало что-то новое, но вот до сих пор он не любил покойников. – Это проще показать. И нет, полноценное вскрытие я пока не делала, поэтому можешь не кривиться.

Бекшеев и не собирался. Но возражать не стал. Когда матушка злиться, ей лучше не возражать.

Зима тоже встала.

А вот Тихоня не шелохнулся. Он вообще казался то ли спящим, то ли задумавшимся. Над чем?

Мальчишку укрыли простыней. Матушка сняла её осторожно, словно опасаясь побеспокоить. Бледная кожа. Одежда чуть в стороне кучей грязного тряпья. А вот тело…

- Многочисленные внутренние повреждения, - пальцы матушки коснулись мертвеца. – Позвоночник сломан в двух местах. Количество трещин посчитаю позже. Кости таза. Слева почти в осколки. Ребра. Я напишу подробный отчет. После вскрытия. Руки. И ноги. Раны в принципе соответствуют ранам, полученным при падении с большой высоты.

- Но?

Всегда было это треклятое «но».

- Он полетел вниз головой. Впрочем, это тоже возможно, - матушка обошла тело. – Практика показывает, что часто по положению тела нельзя понять, сам ли человек упал. Приземляются и на ноги, и на грудь, и на спину. И на голову… Здесь большинство ран получены как раз от соударения с твердой поверхностью.

Иногда она дразнила. Нет, не специально. Это не было игрой. Просто матушка смотрела еще раз, опасаясь пропустить что-то и вправду важное.

- Но получены они были уже после смерти.

- Как? – тихо поинтересовалась Зима. – Как вы это поняли?

- Сердце, - рука матушки легла на грудь паренька. – В момент смерти сердце останавливается. И перестает качать кровь по сосудам. Соответственно и кровь тоже замирает. Если говорить просто. И тогда, в случае разрыва сосуда, кровь из него не выливается.

Матушка убрала руку.

- У него множественные повреждения внутренних органов, но кровоизлияний нет. Зато есть вот это, - она повернула голову чуть набок. – Видишь?

И обращалась не к Бекшееву.

Зима подалась чуть вперед. И покачала головой.

- На шее. Вот здесь… к слову, повезло или нет, но на шее повреждений почти нет. И рыбы объесть не успели. Полагаю, тот, кто его убил, надеялся, что тело или утянет в море, или вынесет, но не так рано. В любом случае, еще сутки, и этот след вряд ли получилось бы увидеть.

Бекшеев и сейчас не видел.

А вот Зима вытянулась. И глаза её чуть прищурились. И желтизны в них стало очевидно больше.

- Рана, - синеватый ноготь коснулся краев[1]небольшой царапины. – Ровная. Очень.

- Именно. А еще обрати внимание, - матушка чуть сдвинула края. – Она пробивает стенку артерии, но вновь же на одежде в этом месте нет следов крови. Я смотрела.

Которые должны бы быть, потому как пробить сонную артерию и не изгваздать все в крови – задача невыполнимая.

Все-таки убийство.

Дерьмо.

Вот только этого Бекшееву не хватало.

- Следовательно, рана также была нанесена посмертно, но, полагаю, почти сразу после смерти. Минут пару. Я затем измерю остаточные эманации, хотя с неодаренными сложнее, но, думаю, справлюсь. От них во многом зависит скорость распада тканей. Есть еще кое-что… цвет. Видишь? Он долгое время провел в холодной воде, что позволило телу сохраниться. И не только в воде дело… - матушка повернула голову мертвеца еще сильнее. – Так вот, на груди, на спине его, на руках и ногах кожа одного оттенка, а вокруг раны – она бледная. И обескровленная.

- В… смысле? – Зима отстранилась.

И снова подалась вперед. И черты лица её слегка поплыли. А ноздри дернулись, раздуваясь, вбирая запахи.

- Скажем так. Если оперировать исключительно фактами, то убийца зачем-то высосал из тела кровь. Не всю. Думаю, миллилитров сто, может, чуть больше. Навскидку сложно сказать. Причем сделал это уже после смерти. Что нелогично.

- С живого проще?

- Именно, - кивнула матушка. – Сердце качает. Кровь сливается. Это… известная практика.

И отвернулась, скрывая дернувшиеся губы. А Зима тоже отвернулась с куда большей поспешностью и в другую сторону.

Только он, Бекшеев, остался стоять дурак дураком.

И мальчишка еще лежал вот неподвижно, в потолок пялился. Но с него какой спрос?

- Значит… - Зима вытерла ладони о штаны. – Мишку сперва убили, потом попытались выпить кровь, а когда не вышло, то сбросили со скалы?

- Полагаю, именно так, - матушка быстро взяла себя в руки, и только пальцы коснулись высокого кружевного воротника. – Но вскрытие я все же проведу. Хочу попробовать окрасить ткани. Проверить одну теорию… на это потребуется время. Поэтому пока вот так.

- Спасибо, - Зима поклонилась. И пальцы её сжались в кулаки. А Бекшеев спохватился.

- Как все-таки он умер?

- А я не сказала? Простите… шею ему сломали. Причем весьма ловко, вот, - матушка вновь повернула голову парнишки в другую сторону. – И это определенно не несчастный случай. И не падение.

Ну в этом Бекшеев не сомневался.

А матушка аккуратно прикрыла мальчишку простыней.

- Я… чуть позже займусь подробнее, - теперь она явно оправдывалась, и доказательством тому – легкий румянец на щеках. – Вскрытие – это… долго. А должна зайти та милая девочка, Нина… она так смущалась. И я обещала…

- Конечно, - Зима отступила от стола. – Одежда ведь вам не нужна?

Матушка покачала головой.

- Я заберу.

Могла бы и не спрашивать. Она бы и не стала. У Бекшеева – точно, а вот матушка его, это совсем-совсем другое.

Пускай.

Просто почему-то снова обидно. Как в детстве.

Наверное, прав был князь, когда ты дурак, это надолго.

- У вас старых газет не будет? – Зима не поворачивалась к мертвецу спиной, предпочла втиснуться в угол между столом, на котором лежало тряпье, и стеной. – Надо забрать…

- В участок?

- Ну… не знаю. Ко мне. Там… там у меня много свободных комнат, - она махнула рукой. – Надо… оно вряд ли, но никогда не знаешь, где найдется след.

- Можно и здесь. Здесь тоже хватает свободных комнат. И не только комнат.

Вдох.

И выдох.

- Что думаешь? – легкий поворот головы и взгляд.

- Пока ничего, - Бекшеев подошел. Одежда гляделась грязным мокрым комом, из-под которого расползалась темная лужица воды. – Мало… информации.

- А когда достаточно?

- Не знаю. Больше это от меня не зависит. Раньше я мог открыть окно даже при малом количестве вводных данных. Более того, так и делал. Данных всегда не хватало. А теперь вот.

Кивок.

И ни упрека. Ни уточняющих вопросов.

- Что ж, значит попробуем по старинке. Как-то ж раньше обходились без магов.

И подняла что-то.

Тряхнула.

- А может, прямо тут? Тут… столы вон.

Помещение и вправду было немаленьким. И столов в нем имелось с полдюжины, начиная от узкого, протянувшегося вдоль стены, и заканчивая железным, на которым прежде, надо полагать, разделывали туши. А теперь лежал славный паренек Мишка…

На мгновенье показалось, что она откажется.

Зима призадумалась, мотнула головой и сказала:

- Тогда помогайте.

- Что это? – прикасаться к влажной ткани было неприятно. – Штаны… и рваные…

Грязь. Ил. Водоросли. Песок, который скрипел под пальцами и осыпался на столешницу. А руки сами изучали, что ткань эту, толстую, прочную, но все одно не выдержавшую падения. Что дыры в ней.

Швы.

В подвороте левой брючины обнаружилась монетка.

- На удачу, - сказала Зима, разглядывая позеленевшую копейку. – И чтобы за проезд. Если в море. Рыбаки ведь не всегда возвращаются. Вот и повадились. Местное поверье, что если монетка будет, то святой Андрей примет душу. Одинцов бы сказал, что это эхо греческих мифов, отраженное в местечковом фольклоре.