Забытые острова. Аннушка (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич - Страница 23

Я приостановилась и шмальнула Сёме выше головы.

- Стоять, сука!

Он, как услышал команду, так сразу остановился и лапки к верху задрал. Я ему:

- Повернулся ко мне! Медленно!

Второй, осторожно переступая, развернулся. Спереди на штанах у него темнело мокрое пятно. Вот же зассанец! Впрочем, вчера, когда от тигра ломилась, сама еще похлеще уделалась. А тот, первый, он не побежал, он биться остался. Вот сволочь же, гад, а уважать есть за что. Не был бы бандитом, цены б такому не было. Особенно – на этих островах.

- Ствол на землю! Руки не опускать!

Второй уронил пистолет, который до сих пор сжимал в правой руке.

- Десять шагов назад!

Бандит начал отходить, и тут из кустов ему прямо в ухо прозвучало:

- Твою мать!

Он побелел, как мел, схватился за сердце и плавно осел на берег ручья. А здоровенный красно-зеленый попугай надрывался:

- Твою мать! Твою мать!

Я подошла, проверила сонную артерию. Готов! Подобрала пистолет, сунула себе в карман и пошла дальше.

На берегу действительно стояла лодка. Причем не какая-то там мелочь, а вполне серьезный катер. С закрытым носом, ветровым стеклом, мягкими сиденьями перед ним и даже с рулем. Метров пять длиной. Или даже шесть. Чтобы не унесло волнами, он был привязан веревкой к вбитому в песок колу. В катере, как я и ожидала, сидел человек. Я уже приготовилась стрелять, но что-то в его позе было не то, ну не сидят так охранники. Держа «саежку» наготове, я вышла из леса и начала осторожно подходить к катеру. Человек меня заметил. Но не вскочил, не схватился за оружие, а только поднял голову и закричал:

- Nein, nicht Schießen!

Это прямо как в старом военном фильме. Слово я знала, про язык тоже догадалась, и уже более уверенно подошла, не опуская, на всякий случай, ружья. Молодой человек полусидел, полулежал на скамье, нелепо вывернув шею, чтобы не выпускать меня из поля зрения. Руки его были связаны под скамьей куском крепкой веревки. Кроме парня в катере было несколько ящиков со всякой всячиной: продуктами, каким-то барахлом – видимо, бандитской добычей. Была и пара канистр бензина, полных. Если к этим трофеям добавить то, что насшибала с бандитов, выйдет вполне даже прилично. Я успокоилась, и повернулась к пленнику.

Парень смотрел на меня настороженно. Ну так еще бы – вся грязная, чумазая, в кровище, с морды лица еще от того англичанина фингалы не сошли, а сегодня еще и новых добавилось. Опять же, вся обвешенная оружием, а «саежка» моя очень уж на автомат Калашникова похожа. Я тоже не торопилась. Посмотрела внимательно, послушала себя, подумала. Раз на катере приехали бандиты, значит, это – их жертва. Держать парня в такой неудобной позе, да еще на жаре – это негуманно. Соответственно, имеет смысл его развязать, что я тут же и сделала. Теперь дальше: языка я не знаю, говорить с ним не могу, а оставлять его развязанного наедине с катером – тоже не хочется. Как пить дать, удерет. А с плавсредством жить лучше, чем без него. Я же вот только недавно думала о том, чтобы сплавать на другие острова. А тут и лодочка, как по заказу! В общем, я махнула стволом – туда, мол, и парень послушно пошел вдоль ручья на поляну.

Дошли до Семы-покойничка. Пацан как-то странно на меня поглядел, и только шагнул дальше, как из кустов раздалось:

- Твою мать!

Я-то уже ждала этого, а вот пацан явно трухнул. Качнулся в сторону и, как я вчера, макнулся в ручей. Выскочил с воплями, как ошпаренный. Ну да ничего, он там на бережке перегрелся на солнце, теперь поостынет немного. Впрочем, я милостиво подала ему руку и вытащила на берег.

- Ком, - вспомнила я еще одно немецкое слово из фильма про войну. И мы пошли дальше.

На поляне нас встретил дедок. Сравнительно бодрый, только морда побитая. Видать, Колян постарался, земля стекловатой мерзавцу. Ну да ничего, ему уже воздалось по заслугам.

- Как зовут тебя, красна девица? – приступил к церемонии знакомства дед.

- Анна Аркадьевна, старинушка.

- Не Каренина часом?

- Свят-свят-свят! Сергеевы мы. А ты чьих будешь?

Ну да, нахамила слегка. А вот нефиг красной девицей обзывать. Я-то знаю, насколько красиво сейчас выгляжу. Ладно еще, из носа не течет, остановилась кровь.

- Федор Михалыч.

- Достоевский, поди? – вернула я шпильку.

- Да нет, - вздохнул дедок. - Каренины мы.

- Охти господя! Ну надо же, как причудливо, порою, жизнь-то играет!

- Ты бы, Анна Аркадьевна, чем вострый ум показывать, руки мне ослобонила.

Дед повернулся спиной, я взмахнула ножиком.

- Ну, будем знакомы, Федор Михалыч. С избавленьцем вас.

- Благодарствую, Аннушка.

Дедуля даже чуть поклонился, не переставая растирать запястья. Видать, затекло сильно.

- А это что за добрый молодец? – кивнул он в сторону немца.

- То немец, - не стала я запираться. – А вот имени я не знаю, поскольку по-немецки помню только слова «Берлин» и «Гутен таг»

Немец уловил что-то знакомое и принялся прислушиваться к нашему разговору.

- Как звать-то тебя? – спросил немца дед.

И повторил по-немецки:

- Wie heißt du?

- Фридрих Клейст, - ответил парень без малейшей задержки. Великая сила – орднунг!

Фридрих? Будет Федей. Ну и что, что два Феди. Дед все равно станет просто Михалычем.

- Федор Михалыч, а вы что, языки знаете?

- Да где там! Так, со школы что-то в памяти сохранилось. По крайней мере, теперь можешь к трофею своему по имени обращаться. Ну а что посложнее – тут я не помощник.

- Ничего, есть тут у меня один полиглот, он запросто потолмачить сможет. Здесь закончим – к нему как раз отправимся. Давайте только сперва тут приберемся, нехорошо мусор после себя оставлять. Да надо еще с парочкой редисок тут разобраться. Пойдемте к вашему Коляну.

- А что к нему ходить? Преставился раб божий.

- Вы часом не из церковных? – покосилась я настороженно.

- И близко не бывал, - деланно испугался Михалыч. - Нет, егерь я. На пенсии, правда.

- Что ж, егерь – это хорошо. Нам тут знающий человек очень даже нужен.

- А «тут» - это где?

- Э-э-э… Давайте, Федор Михалыч, я вам чуть после объясню. А пока – давайте избавим свежепреставленного Коляна от неправедно нажитого имущества.

Одежда бандита после столкновения с тигром ценности не представляла. Разве что на тряпки. А вот в карманах у него нашлось несколько патронов к его ружью, сигареты и зажигалка. Сигареты Михалыч тут же присвоил и задымил. Вот теперь еще одна проблема добавилась: курево ему добывать. А это, опять же, лишний вес.

Ружье, кстати, совершенно не пострадало. Тульская вертикалка, как сказал дед. Видать, имел опыт. Ну а раз так, пусть он ее и забирает, так я ему и сказала. А он, кстати, против и не был. Поднял ружьецо, сноровисто его осмотрел, переломил, проверил патроны, закрыл замок и, поставив на предохранитель, закинул за плечо. Патроны же ссыпал в карман штормовки. Оставалось последнее: главбандит, он же первый, он же Петя, как называли его подельники.

Мужик, видимо, очнулся давненько, и возился, пытаясь освободиться. Услышав нас, прекратил попытки и, перекатившись на бок, злобно уставился на меня.

- Чего таращишься, гаденыш? – спросила я. Злость, нахлынувшая на меня вначале, уже ушла, перегорела, оставив после себя жуткую холодную ненависть к этому бандиту и всем ему подобным.

- Да так, кикимор давно не видал, - ухмыльнулся первый.

Это он, типа, меня зацепить хочет? Унизить внешним видом? Ах ты, сученыш! Но нет, яриться сейчас я не буду. Он меня, чувствовалось, бил уже привычно, наверняка далеко не первую. Во вкус вошел, сволочь. Вот сейчас я ему и отплачу по полной. За себя и за всех прочих девок. Поэтому я не закричала, и бить его не стала. Улыбнулась. Вернее, оскалилась. Михалыч – глянула мельком – и бровью не повел. Тертый мужик, поди, и не такое видывал. А немчик аж в лице переменился.

- А ты не знаешь, часом, кто из меня кикимору сделал? Кто мне морду раскровянил да фингалами изукрасил? Кто по земле валял, кто за волосы таскал?