Команда скелетов (сборник рассказов) - Кинг Стивен - Страница 26
- Предыдущая
- 26/82
- Следующая
«Ну разумеется. Fornit Some Fornus». Он сделал паузу. «Вы не видите в темноте мое лицо, но я могу признаться вам, что краснею. Я был так пьян. Я был так самодоволен… Возможно, утром мою голову посетили бы более трезвые мысли, но к тому времени было уже поздно».
«Вы отправили письмо накануне?» – пробормотал писатель.
«Да, отправил. А потом, в течение полутора недель я ждал, затаив дыхание. Потом ко мне пришла рукопись, но в конверт не было вложено письма. Сокращения были сделаны в соответствии с моими пожеланиями, и я подумал, что теперь рассказ идеально подходит по объему. Но рукопись была… Короче, я положил ее в портфель, отнес домой и сам перепечатал. Все страницы были покрыты странными желтыми пятнами. Я подумал…» «Моча?» – спросил агент.
«Да, именно это я и подумал. Но это не была моча. А когда я пришел домой, в почтовом ящике меня ждало письмо от Рэга. На этот раз на десяти страницах. С желтыми пятнами. Он не нашел болонской копченой колбасы и попробовал другой сорт».
«Он написал, что им очень понравилось. Особенно с горчицей».
«В тот день я был трезв, как стеклышко, но его письмо в сочетании с этими трогательными пятнами горчицы на страницах рукописи побудило меня напиться».
«Что еще было написано в письме?» – спросила жена агента. Рассказ захватывал ее все больше и больше, и она подалась вперед, вытянув голову над своим солидным брюшком и напомнив жене писателя Снупи, который стоит у своей конуры, изображая хищную птицу.
«Только две строчки о рассказе на этот раз. Все письмо посвящено форниту… и мне. Болонская колбаса – это была действительно прекрасная идея. Рэкну она очень понравилась, и благодаря…» «Рэкну?» – спросил писатель.
«Так звали его форнита», – пояснил редактор. «Рэкн. И благодаря болонской колбасе Рэкн помог ему переделать рассказ. На остальных страницах был сплошной параноидальный бред. Вам в жизни не приходилось читать ничего подобного».
«Рэг и Рэкн… брак, составленный на небесах», – сказала жена писателя и нервно хихикнула.
«О, нет, совсем нет», – возразил редактор. «У них были чисто деловые отношения. И кроме того Рэкн был мужского пола».
«Ну что ж, расскажите нам о письме». «Это одно из немногих писем, которые я не помню наизусть. Тем лучше для вас. Даже ненормальность может надоесть после некоторого времени. Почтальон работает на ЦРУ. Мальчик, продающий газеты, – на ФБР. Рэг заметил револьвер с глушителем у него в сумке среди газет. Соседи были шпионами. У них в фургоне была установлена аппаратура для слежки. Он уже не может ходить в магазин на углу за продуктами, потому что его хозяин – андроид. Он написал, что подозревал об этом и раньше, но теперь он абсолютно уверен. Он заметил проводки под кожей у него на лысине. И уровень радиации у него дома возрос: по ночам он видит в комнатах тусклое, зеленоватое свечение».
«Кончалось его письмо так: „Я надеюсь, вы ответите мне и расскажете о том, как у вас (и у вашего форнита) складывается ситуация с врагами. Хенри, мне кажется, наша встреча не может быть совпадением. Я назвал бы ее спасательным кругом, брошенным рукой (Бога? Провидения? Судьбы? Вставьте ваш собственный термин) в последний момент“.
«Трудно в одиночестве так долго выносить натиск тысяч врагов. И наконец, я узнаю, что я не один… не будет ли слишком сказать, что общность нашего опыта стоит на пути между мной и полным уничтожением? По-моему, нет. Я должен знать: преследуют ли враги вашего форнита так же, как они преследуют Рэкна? Если да, то как вы с ними справляетесь? Если нет, то как вы думаете, почему? Повторяю: я должен это знать».
«Под письмом стоял уже знакомый значок, а еще ниже был постскриптум.
Одно предложение. Но с почти летальным исходом. В постскриптуме было написано: «Иногда я задумываюсь о моей жене».
«Я перечитал письмо три раза. За это время я выпил бутылку „Черного Бархата“. Я начал прикидывать, как ответить на письмо. Было очевидно, что это – крик утопающего о помощи. Рассказ помогал ему более или менее держать себя в руках, но он был уже дописан. Сейчас я должен был помочь ему удержаться. Что было совершенно закономерно, раз уж я вляпался во все это».
«Я ходил по дому, по всем опустевшим комнатам. И вынимал все электроприборы из розеток. Напоминаю, я был пьян, а в таком состоянии внушаемость неизмеримо повышается. Вот почему редактора и адвокаты выпивают за ланчем три коктейля, прежде чем начать деловые переговоры». Агент разразился неприятным смехом, но настроение оставалось скованным и чувствовалась какая-то напряженность.
«И помните о том, что Рэг Торп был великим писателем. Он был абсолютно уверен в том, что говорит. ФБР. ЦРУ. Они. Враги. У некоторых писателей есть очень редкий дар охлаждать свою прозу тем сильнее, чем более страстно они относятся к ее содержанию. У Стейнбека, у Хемингуэя и у Рэга Торпа был этот дар. Когда вы попадали в его мир, все вокруг выглядело очень логично. Как только вы принимали исходную предпосылку о существовании форнита, вам было очень легко поверить, что у торгующего газетами мальчика действительно лежит в сумке револьвер тридцать восьмого калибра с глушителем. Что соседи-студенты с фургоном действительно могут оказаться агентами КГБ с капсулами яда в коренных зубах и с секретным заданием убить Рэкна».
«Конечно, я не верил в исходную предпосылку. Но рассуждать логически было так трудно. И я вынимал вилки из розеток. Сначала цветной телевизор, так как все знают, что он действительно является источником радиации. В „Логане“ мы напечатали статью ученого с безупречной репутацией, в которой он утверждал, что радиация, исходящая от домашнего телевизора, вторгалась в биотоки мозга достаточно сильно, чтобы исказить их незначительно, но постоянно. Он утверждал, что с этим связан упадок успеваемости в начальной школе. Что ж, в конце концов, именно маленькие дети сидят ближе всего к телевизору».
«Так что я выключил телевизор, и это действительно прояснило мои мысли. Мне стало настолько лучше, что я отключил радио, тостер, стиральную машину, сушильный шкаф. Потом я вспомнил про микроволновую печь и отключил и ее. Я действительно почувствовал облегчение, когда выдернул чертовы зубья этой штуковины. Это была одна из старых моделей, размером чуть ли не с целый дом, и, возможно, она действительно была опасна. Надо будет на днях защититься от них понадежнее».
«Мне пришло в голову, как много вещей в обычном, среднем доме вставляются в сеть. Я представил себе омерзительного электрического осьминога, щупальца которого, сделанные из кабелей, протянулись по всем стенам и соединяются с проводами на улице, а те в свою очередь ведут к электростанциям, которыми управляет правительство».
«Пока я делал все эти вещи, в моем сознании происходило любопытное раздвоение», – продолжал редактор, прервавшись, чтобы сделать глоток из своего бокала. «В сущности, я подчинился суеверному импульсу. Существует множество людей, которые никогда не пройдут под приставной лестницей и не откроют зонтик в комнате. Есть баскетбольные игроки, которые крестятся перед выполнением штрафных бросков, и бейсбольные игроки, которые меняют носки после травмы. Наше рациональное сознание сопровождается плохим стерео аккомпаниментом нашего иррационального бессознательного. Поставленный перед необходимостью определить, что же такое „иррациональное бессознательное“, я скажу, что это небольшая, обитая войлоком комнатка, в которой стоит один только небольшой карточный столик, на котором лежит одна только вещь – револьвер, заряженный блуждающими пулями».
«Когда вы сворачиваете, чтобы обойти приставную лестницу или выходите из дома под дождь со сложенным зонтиком, одна часть вашего целостного „я“ отслаивается, заходит в эту комнатку и берет пистолет со стола. Вы можете поймать себя на двух противоречивых мыслях: пройти под лестницей неопасно и обойти лестницу также неопасно. Но как только лестница позади, или как только зонтик раскрыт, ваше „я“ вновь соединяется в единое целое».
«Это очень интересно», – сказал писатель. «Не могли бы вы объяснить мне, когда же иррациональная часть нашего „я“ перестает дурачиться с револьвером и по-настоящему спускает курок?»
- Предыдущая
- 26/82
- Следующая
