Пир потаенный - Фармер Филип Хосе - Страница 38
- Предыдущая
- 38/65
- Следующая
В конце ритуала Калибан укусил ее. Мира, напрягшись, как струна, вытянулась на столе, так сильно сжав кулаки, что ногти впились в ее ладони. (Когда она встала, я увидел, что пальцы ее рук окрашены кровью.) Ее ноги конвульсивно сжались, и она скрипнула зубами, чтобы сдержать готовый вырваться крик, хотя Девять никогда не запрещали кричать испытуемым.
Калибан отодвинулся и помог ей подняться. Его губы и подбородок были испачканы кровью, и он продолжал жевать откушенный клитор Миры. Глашатай, не моргнув глазом, смазал мазью рану своей жены. Мира, побледневшая до серо-пепельного оттенка кожи, неуклюже слезла со стола на негнущихся ногах и с явным трудом стала спускаться с трибуны.
Я впервые видел семейную пару, одновременно участвующую в ритуальной церемонии, и подумал о том, как несладко, должно быть, чувствовал себя человек, жена которого должна была изображать восторг от действий Калибана. Мне кажется, я не смог бы сдержать приступа ревности, увидя Клио за подобным занятием с ним или с кем-нибудь другим. Я все равно попытался бы убить его. Может быть. Я знал, что Клио такая же женщина, как и все остальные. Будь вы мужчиной или женщиной, все равно невозможно прожить бесконечную молодость, не испытав желания немного разнообразить свои сексуальные отношения. Поэтому я не рассчитывал, что она всю жизнь будет вести себя как святая. Однако я предпочел бы ничего не знать о том, что она делает с другими мужчинами, и не хотел бы, чтобы кто-нибудь даже словом заикнулся мне об этом и уж тем более присутствовать при сем.
Быть может, Девять таким образом наказали Глашатая за какую-то допущенную им ошибку или просто испытывали его. Кто знает мысли Девяти?!
Честь вкусить плоти следующей женщины, красавицы из Пенджаба, была предоставлена мне. Мне никогда еще не приходилось откусывать клитор зубами, но я легко справился с отсутствием опыта в подобном деле. Вкус его во многом напоминал вкус мужских тестикул, только с более тонким, восхитительным ароматом, который источает влагалище здоровой женщины.
Затем наступила очередь второго мужчины. Процедура была та же: мошонка взрезана, яичко выпущено, отрезано и разделено на части. В этот раз мы довольствовались тем, что лишь один проглотил кусочек, а остальное было брошено за спины на пол. Было очевидно, что мы не смогли бы попробовать плоти всех оставшихся сорока семи персон. Девять держали в своих личных покоях домашних животных, которые затем позаботятся об оставшейся части.
Следующей была Клара. Аи-не-на довела ее до оргазма, потом одним движением зубов вырвала ей клитор.
После этого ритм ритуала убыстрился. Женщинам пришлось обойтись без предшествующих любовных игр. Было слишком много народа, и процедура вскоре приняла характер конвейера.
Наконец все сорок семь жертв вновь оказались стоящими на своих местах по другую сторону озера. Некоторые стонали. Многие теряли сознание, добравшись до своего берега, но быстро приходили в себя. И когда Глашатай приказал очистить пещеру, все ушли самостоятельно, не прибегая к помощи друг друга. Теперь они могли считать себя свободными и покинуть убежище Девяти. Большинство из них больше не услышат о Великих вплоть до того дня, пока вновь не будут призваны заплатить ежегодную дань частью своей свежей плоти, или для того, чтобы исполнять обязанности очередного Глашатая.
За исключением этого обязательного ежегодного ритуала и тех трех месяцев, когда я жил рядом с ними в качестве Глашатая, я имел дело с Девятью всего семь раз в течение последних сорока восьми лет. Это было вызвано необходимостью выполнить их поручения, которые забрасывали меня поочередно то в Таиланд, в Родезию или в Бразилию, то в Чехословакию, затем в США, в Иерусалим и, наконец, в Берлин. Выполнение одного из этих заданий заняло целый год, который мне пришлось провести вдали от моей дорогой Клио. За это время я раз двенадцать едва не был убит, но всегда с честью справлялся с порученным мне делом, к полному удовлетворению Девяти. Любая из моих миссий могла бы дать прекрасный материал моему биографу для нового ошеломляющего романа. Но он, естественно, ничего о них не слышал. В противном случае ему пришлось бы возложить на себя тяжелую обязанность цензора, ибо он пришел бы в ужас от некоторых действий, к которым я был вынужден прибегнуть, чтобы справиться с моими заданиями.
В пещере вновь установилась тишина, когда ее покинули все, кроме тех, кто сидел за столом на вершине конусоподобного сооружения. Тишину нарушало лишь легкое потрескивание огня в горящих факелах, да порой шуршащий звук сухого языка, слизывающего остатки крови с губ или подбородка. В пещере, несмотря на ее огромные размеры, стоял сильный смрадный запах, в котором смешалась вонь горящей смолы и чад факелов с запахом крови, слюны, пота, клиторов и тестикул. Калибан не сводил с меня ненавидящего взгляда. Я коротко взглянул на него и отвел глаза: у меня не было никакого желания играть в «кто-кого-пересмотрит».
Наконец Аи-не-на решила прервать молчание:
– Последнее время у вас обоих появилось ощущение, которое очень смущает вас и которое вы оба расцениваете как проявление патологии, не так ли?
– Да, – ответили мы хором.
– Калибан, – сказала она, – доктор Калибан, как бы вы объяснили появившиеся изменения?
Калибан слегка улыбнулся, давая понять, что заметил сарказм, явно прозвучавший в вопросе старухи.
– У меня еще не сложилось определенного мнения на этот счет. Если только это не…
– Продолжайте.
– Вполне возможно, что это побочное действие эликсира.
Док указал на кубки, которые Глашатай в это время наполнял напитком, черпая его из скульптурной каменной вазы. Этим жестом он хотел дать понять, что, по его мнению, эликсир входил в состав ингредиентов жидкости с приятным медовым привкусом, которую давали пить всем во время этой церемонии. Но он не был в этом абсолютно уверен. Никто из служителей не знал, каким способом ему назначался эликсир. У меня были такие же сомнения, что и у Дока, так как им больше не давали пить ничего необычного, за исключением этой жидкости. Девять никогда не говорили, в какой момент и в какой форме каждый из нас получал свою порцию эликсира.
– Я не знаю, каким образом подобный психологический механизм мог бы внезапно проявиться во мне, учитывая мой возраст, если только это не следствие длительного приема эликсира. Я понимаю, конечно, что данный необычный рефлекс был всегда интегрирован во мне, но так глубоко, что я даже не подозревал о его существовании. Судя по всему, Грандрит стал жертвой такой же альтерации, что и я. Он так же, как и я, регулярно принимал эликсир, и это единственное, что у нас есть общего с ним.
Должен признать, я не разобрался еще в сути данного механизма. Я использую термин «механизм», хотя с таким же успехом мог бы сказать «психологический травматизм» или «патологический рефлекс».
Его великолепный глубокий голос обладал поистине гипнотическим воздействием, и я едва не поддался ему. На какое-то мгновение моя душа будто подверглась анестезии и освободилась от ненависти, переполнявшей меня.
Из ступора меня вывел голос Аи-не-ны, которая в этот раз обращалась ко мне.
– Грандрит. Доктор Грандрит! Каково ваше мнение по этому вопросу?
Глаза Калибана едва заметно расширились. Я думаю, он не знал, что я тоже являюсь доктором медицины.
– В противоположность Калибану, – сказал я, – я не являюсь лучшим врачом в мире. Я – даже не лучший врач в Кении. Но я способен думать и размышлять, и в этом вижу мое главное отличие от большинства врачей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я согласен с Калибаном в том смысле, что эликсир пробудил в нас патологические наклонности, которые уже были заключены в нас в патентном состоянии. Судя по всему, я потерял способность к обычной нормальной эрекции при сексуальном общении с женщиной, если только я не заставлю ее испытывать мучения. Не знаю, смогли ли вы заметить, но у меня началась эрекция, когда я откусил клитор у той женщины. Меня возбудила сама мысль доставить ей боль, а не сексуальный аспект этого действия. Если бы я подумал, что сейчас убью ее, думаю, вы увидели бы меня в состоянии полного оргазма.
- Предыдущая
- 38/65
- Следующая
