Выбери любимый жанр

Сквозняк из прошлого - Набоков Владимир Владимирович - Страница 23


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

23

Может быть, здесь уместно упомянуть, для пользы интересующихся метафизикой Набокова или ради будущего серьезного переводчика романа «Transparent Things», что вдова Набокова на мой вопрос, как лучше перевести название этой книги <…> отвечала, не задумываясь, как о чем-то давно решенном, что по-русски он должен называться «Сквозняк из прошлого». Это слова из стихотворения [Набокова] 1930 года <…>[67]

«Сквозняк из прошлого» – слова из берлинского стихотворения Набокова «Неродившемуся читателю», опубликованного 7 февраля 1930 года в газете «Руль» (вошло в сб. Набокова «Стихи» 1979 года под названием «Будущему читателю»):

Ты, светлый житель будущих веков,

ты, старины любитель, в день урочный

откроешь антологию стихов,

забытых незаслуженно, но прочно.

И будешь ты как шут одет, – на вкус

моей эпохи фрачной и сюртучной.

Облокотись. Прислушайся. Как звучно

былое время – раковина муз!

Шестнадцать строк, увенчанных овалом

с неясной фотографией… Посмей

побрезговать их слогом обветшалым,

опрятностью и бедностью моей.

Я здесь, с тобой. Укрыться ты не волен.

К тебе на грудь я прянул через мрак.

Вот холодок ты чувствуешь: сквозняк

из прошлого… Прощай же. Я доволен[68].

Здесь говорится о незримом присутствии в настоящем давно сгинувшего поэта, его неистребимого духа, о преодолении завесы времени, отделяющей его от читателя, и схожим образом в романе умерший писатель R. находится поблизости от своего читателя (и корректора) Пёрсона, – то стараясь незаметно предостеречь его, то направить, пока тот жив, пока можно что-то исправить в ходах его печальной судьбы. «Самое большее, что мы можем сделать, направляя своего фаворита по наилучшему пути, при обстоятельствах, не влекущих причинения вреда другим, – замечает R., – это действовать подобно дуновению ветра и оказывать самое легкое, самое косвенное воздействие…» Для героя книги в последние годы его жизни этот барон R. – только малоприятная и полузабытая фигура из прошлого, памятная лишь благодаря тому, что его юная возлюбленная случайно и мимолетно побывала в роли любовницы Хью. Впервые отдаленное прошлое в романе сквозит в третьей главе (в которой упоминается Шекспир), в истории карандаша, найденного Хью в номере гостиницы. Затем проступает в главе шестой, в описании путешествующего из Швейцарии в Италию русского писателя второй половины XIX века, задумавшегося над рукописью своего романа, навеянного чтением Гёте. Но чем дальше, тем меньше отвлеченные предметы далекого прошлого привлекают жадного повествователя, а спутанный клубок знаков и знамений ближайшего прошлого его подопечного Хью, напротив, не выходит из фокуса его внимания. По замечанию Д.Б. Джонсона, «Мистер R., как рассказчик и дух, использует свои особые способности, чтобы точно определить те части прошлого, которые, кажется, предопределяют судьбу Хью. Есть три взаимосвязанных комплекса смертельных мотивов, которые пронизывают жизнь и смерть Хью: огонь, падение и удушье». Джонсон прослеживает развитие этих мотивов: первый проблеск возникает, когда в Трюксе в магазине одежды, куда Хью зашел вместе с отцом, не хватает продавцов из-за пожара (случившегося в апартаментах супружеской четы); он возобновляется, когда Хью ведет Джулию Мур на авангардный спектакль, который прерывается угрозой пожара и эвакуацией; пожар занимает важное место в романе R. «Силуэты в золотом окне», который Арманда читает, когда Хью впервые встречает ее (в их разговоре упоминается сцена, в которой девочка поджигает кукольный домик и сжигает дотла всю виллу); мотив усиливается, когда Арманда во время медового месяца настаивает на том, чтобы они с Хью выбрались из гостиницы через окно, проверив таким образом возможность спасения в случае пожара (Хью терпит фиаско и на этой репетиции, и во время самой финальной катастрофы). Все эти линии сходятся в необыкновенно подробном и связном кошмаре Хью, во время которого он в нью-йоркской квартире «спасает» от пожара свою давнюю случайную соложницу, а на самом деле в сомнамбулическом трансе душит свою жену. Наконец, сам Хью гибнет в отеле из-за поджога, устроенного, по-видимому, вспыльчивым официантом, которого накануне рассчитали за кражу ящика вина[69].

Вещи и время становятся сквозистыми лишь для бесплотного испытателя, но умение постигать прошлое, как и всякая наука, требует знаний, навыков, наставника. И духоводитель R. наставляет Хью не только как более опытный покойник, но скорее как тонкий сердцевед, проживший долгую жизнь и отошедший в мир иной с недюжинным запасом знаний о человеческой и мирской природе.

Еще одно, на этот раз косвенное свидетельство того, что в русской версии названия романа Набоков видел строчку из своего старого стихотворения, мы находим в его позднем стихотворении 1976 года, написанном за полгода до смерти, в котором он использовал метафору «сквозняка» в схожем контексте:

Еще прожить бы десять лѣтъ,

Въ туманѣ славы тая

И только поправляя пледъ

При сквознякахъ изъ рая!

VN 16–XII–76[70]

В романе сквозняки из прошлого становятся поистине райской отрадой для пытливого ума R. (чья библиотека была заставлена словарями и энциклопедиями), которому остается только сдерживать себя, чтобы не предаться оргии всезнания. Кроме пунктирной линии к предмету и русскому названию романа 1972 года, эти стихи примечательны тем, что упоминание в них славы, кажущееся на первый взгляд неловким проявлением набоковского апломба, напоминает (намеренно или нет – другой вопрос) его же загадочную, если не туманную, поэму «Слава» (1942), с ее знаменитыми строками о тайне, которой счастливый автор поделиться не вправе. (Занятно, что после слов «а точнее сказать я не вправе» следует утверждение, совершенно опрокидывающее слова из позднего стихотворения о желании «таять в тумане славы»: «Оттого так смешна мне пустая мечта / о читателе, теле и славе»).

В предисловии к посмертно изданному сборнику стихов мужа 1979 года Вера Набокова обратила внимание читателей «на главную тему Набокова», потусторонность. Ближе всего, пишет она, он подошел к ней в стихотворении «Слава», «где он определил ее совершенно откровенно, как тайну, которую носит в душе и выдать которую не должен и не может»[71].

* * *

Когда на замковой площадке Эльсинора морозной ночью Гамлет, преодолев страх, последовал за призраком отца, тот, прежде чем вернуться «в мучительный и серный пламень», сказал ему, что если бы не запрет выдавать живому тайны загробной «темницы», он мог бы поведать «такую повесть, легчайшее слово которой растерзало бы ему душу и оледенило кровь». Хью Пёрсон, как и сам Набоков, потерявший в молодости своего отца, обретает покровителя в образе старого писателя R., который привычно и добродушно называет его «сынком» до и после своей смерти и который очень близко подводит его к знанию, способному круто изменить его судьбу… Однако «прямое вмешательство в жизнь какой-нибудь персоны, – отмечает мудрый R., – не входит в наши намеренья».

23
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело