Таинственная невеста - Яковлева Юлия - Страница 25

— Сочувствую вам, — мягко заметил Мурин.

Аркадий вскинулся, попробовал напустить на себя прежний глумливый вид:

— Вот уж не с чего, — через силу хохотнул он. — Скорее следует поздравить. Все вдруг обернулось в нашу пользу. Оба мертвы. Денежки вернулись к нам. Мы же ближайшая родня.

— Вы не выглядите так, что вас следует поздравить.

В глазах Аркадия было что-то тяжелое. Лицо выглядело обвисшим. Мелькнуло его собственное отражение в зеркале, Аркадий нервно отшатнулся. Они были одни в прихожей. Мурин взял свой тулуп:

— Зачем вы прикидываетесь хуже, чем вы есть?

Аркадий остановил на нем взгляд. Беспокойное, человечное выражение в нем поразило Мурина. И тут же ускользнуло. Аркадий скривился:

— Вы говорите как барышня.

— А вы — как человек, чьи тревоги только начались.

— Вздор. Надевайте скорее ваш сверкающий шелом. Кстати, почему вы не в сапогах? Ведь вы их получили в полной паре. Неужели Энск роковым образом ударил по вашим привычкам?

— Можно сказать и так.

Аркадий посмотрел ему в лицо. Он медлил. Дыхание тяжело вздымало его грудь. Он тихо не спросил даже — горько изумился:

— Неужели я и сестра теперь до гроба будем подозревать друг друга в этих смертях…

— Боюсь, только вы и она сможете ответить на этот вопрос.

— То есть вы — не можете?

Мурин покачал головой.

— Досадно. А я был уже под впечатлением, что вы знаете, кто это сделал.

— Не знаю.

Лицо Аркадия исказила насмешливая и жалкая гримаса:

— Может, это сделал я? А?

— Возможно.

Глаза Аркадия ошеломленно прояснились. Такого ответа он точно не ожидал. Мурин спокойно продолжал:

— А возможно, Елена Карловна покончила с собой.

— Самоубийство?

— Она поняла, что загнана в угол. И, будучи неумной, не смогла придумать выход.

Глаза Аркадия блеснули:

— Но это можно выяснить, установить наверняка? — Тон стал суетливым. — Можно, как вы полагаете? Имеются какие-то надежные способы, не знаю, методы?..

Мурин изучал его лицо. Ответил уже в дверях:

— Боюсь, свою тайну эта особа унесла в могилу, — поклонился, сбежал по ступеням крыльца.

— И это все, что вы можете сказать? — крикнул Аркадий ему вслед.

Ветка выпала, когда он расстегнул куртку. Мурин услышал легкий стук. Посмотрел вниз. Миша — мальчик, который отпер ему, — тоже. Мурин поднял ее. Повертел в пальцах. Она обсохла и теперь казалась еще более мертвой, чем когда он ее подобрал в саду Юхновых.

— Вот что, Михаил, принеси-ка мне стакан или кружку… с водой! — Ибо Мишу как сдуло. — Холодной!

А то еще притащит кипяток.

Мурин послушал. Дом был тих. Престарелые сестры то ли легли подремать, то ли ушли в гости. Мурин малодушно понадеялся на последнее: пусть их там заодно и просветят о последних потрясающих новостях. У самого Мурина уже не было сил говорить о Юхновых. Даже думать о них.

В том, что известие о внезапной кончине Елены Карловны, расцвеченное изумительными деталями, уже полетело по улицам, не минуя ни один благородный энский дом, он не сомневался. Зря, что ли, у Юхновых столько прислуги!

Мурин босиком пошел через комнаты. Дом был протоплен. Приятно было чувствовать тепло пола. В своей комнате она нашел толстые шерстяные носки, натянул их и повалился на кровать, закинул руки за голову.

В дверь постучали.

— Войди!

По ручке ударили с той стороны. Миша толкнул дверь ногой, вошел, в руках у него был поднос, на котором стояли пустой стакан и графин с водой. Так как руки были заняты, Миша вильнул, лягнул дверь, чтобы прикрыть. Прошествовал с самым серьезным видом к столу. Поставил поднос.

На вид мальчику было лет десять. Волосы обстрижены в кружок. Он ждал, не прикажет ли барин еще чего.

Мурину захотелось сделать что-нибудь любезное.

— Хочешь саблю дам подержать?

— Нет.

— Нет? Да брось. Барыни не узнают. — Мурин поднялся, спустил ноги.

Сабля со всей сбруей висела на ширме.

— Я им ни слова, — заверил Мурин.

— Не. Не надо.

— Робеешь?

— Нет. Не хочу.

Мурин уже снял ножны и обернулся удивленно.

— Саблю не хочешь?

Миша кивнул. Вид у него в самом деле был не робкий.

— Это еще почему?

Мальчик ответил спокойно:

— Не одобряю убийство.

Мурин почувствовал, как у него загорелись щеки.

— Я тоже. Но…

Но не нашел, что сказать. Миша был прав. Либо ты не одобряешь убийство, тогда зачем тебе оружие? Либо признай, «…que toi aussi tu es un monstre». Мурину стало тошно, он ощутил внутри бескрайнюю холодную и печальную пустоту. Печальную и привычную.

— Есть долг воина, — повторил Мурин то, что повторяли все. То, что полагалось.

Миша не ответил.

— Я просто думал, все мальчики хотят быть гусарами.

Миша покачал стриженой головой.

— А кем ты хочешь стать?

«Лакеем? Кучером?» — усмехнулся про себя.

— Ботаником.

— Бо-таником?!

— Угу. Как барыня.

Мурин успешно проглотил все, что не следовало адресовать детским ушам, и заметил только:

— Но ты же не барин.

— Нет. Этого не нужно. Барыня говорит, что вольного письма достаточно.

«Госпожа Козина! Вот так вольтерьянка и фармазонка».

— Так ты теперь вольный?

— Нанят госпожою Козиной за жалованье. К вашим услугам.

— Ну и ну.

— Что ж вас удивляет, сударь?

— Да у вас тут в Энске, гляжу, Liberté, Égalité, Fraternité. Почти что.

— Прошу меня извинить, я владею только немецким.

«Гляди в оба, брат, не то господин Коловратов тебя за шпиона примет», — сострил Мурин мысленно. Но воздержался вслух.

— Зачем тебе немецкий в Энске-то?

— В Энске, может, и не надо. А в Дерптском университете многие интересные курсы читают только на немецком.

— А, — только и сказал потрясенный Мурин.

«Ну да, — сообразил, — свои письма шведским профессорам госпожа Козина, поди, не по-русски строчит». Он положительно утратил дар речи.

— Чего-нибудь еще изволите?

— Благодарю, сударь. Теперь уж я сам. Égalité, как говорится.

Мальчик поклонился. Не по-крестьянски, а как вполне светский человек. Видимо, это тоже была заслуга госпожи Козиной, как сам Миша — ее творением.

Мурин поклонился в ответ. Миша вышел.

«Une femme formidable», — все не мог унять изумление Мурин. Эксцентричность энских типов не имела границ.

Мурин поставил стакан на подоконник. Взял за горлышко графин.

Едва он остался наедине, сознание собственной неудачи навалилось на него.

Ну, посмотрел он на брата и сестру, и что? Много чего. Еще понять бы это все.

Татьяна была убеждена в том, что ее мнимая невестка — та, за которую себя выдавала. Убеждена — или просто хотела, чтобы Мурин так думал?

Татьяна свалилась в обморок при виде мертвой Елены Карловны. Может, была потрясена. А может, понимала, что неверная реакция в такой миг может ее выдать. Вот и прибегла к обычной дамской уловке: самоустранилась. Бряк — и взятки гладки. Не докажешь же, что обморок — ненастоящий.

Или вот Аркадий. Как энергично он изводил свою так называемую невестку, пока она была жива. Как рьяно выказывал ненависть. Даже чересчур. Что, если этот спектакль был только лишь рассчитан на публику? Что, если эти парады-алле маскировали совсем другое, но тоже страстное чувство?

Страх Аркадия выглядел таким настоящим. Но мог быть и просто страхом перед разоблачением. Уж больно беспокоился Аркадий, есть ли надежный способ выяснить, отчего умерла Елена Карловна. Может, он добрый малый и всего лишь хотел навсегда отвести новые наветы и сплетни от себя и сестры. А может, виновен — и теперь опасается, что вина его будет раскрыта.

Аркадий казался Мурину настоящей загадкой. Этот человек кривлялся и играл, и за всем этим шутовством только иногда проглядывал какой-то другой Аркадий. Но был ли этот другой — настоящим? Или настоящим был циник и шут гороховый?