Стану тебе женой (СИ) - Бонд Юлия - Страница 43

Радмир

Не хотел приходить, не хотел видеться с ней, потому что ещё не отболело, потому что ни черта не забыл. Всё печёт внутри, горит. Хрен знает, когда это пройдёт, да и пройдёт ли вообще.

И вот я здесь, в её кофейне. Где воздух пропитан её запахом, сладким и горьким одновременно. Как наркоман со стажем, дурею от этого аромата, и жажду ещё.

Она нереально красивая в этом платье цвета мака. И губы, накрашенные красным, так и тянут к себе, манят. Я долбанная муха в паутине. Чем больше барахтаюсь и сопротивляюсь,тем сильнее зарываюсь в липкую, тягучую нить.

Боится меня. По глазам вижу, по губам читаю волнение. От неё за километр веет страхом, леденящей душу мерзлотой.

– Зачем ты здесь? – голос её дрожит, взгляд неуверенно скользит где-то между мной и столом. И чем больше я приближаюсь, тем хаотичнее становится взгляд. – Уходи, Рад, иначе я вызову охрану.

– Даже "привет" не скажешь? – уже подошёл вплотную, руки упёр в барный стол и теперь нас разделяет каких-то жалких полметра. – А, Наташ? Ты так сильно меня боишься?

– Я правда не понимаю, зачем ты здесь. Ты же сказал, что давно забыл меня. Не помнишь.

– Сказал, – выдерживаю паузу, давая нам двоим время заново привыкнуть друг к другу. – Назло сказал, понятно?!

Наташа обнимает себя за плечи, но нажать тревожную кнопку не спешит. Если бы действительно хотела, чтобы меня здесь не было, то сразу бы вызвала охрану. И это вселяет уверенность, что она всё ещё меня не забыла, хотя и пытается корчить из себя неприступную крепость.

– Давно ты встречаешься с моим отцом? – в упор смотрю, не давая ни малейшего шанса скрыть от меня реакцию. И по быстрому взмаху ресницами, становится понятным, этот вопрос застаёт её врасплох. – Ну и как тебе? Старый конь борозды не испортит?

– Заткнись, – через зубы цедит.

Набросив на плечо сумочку, решительно движется вперёд. Но когда ровняется со мной, ловлю её, схватив за запястье. На себя тяну. Прижимаю плотно – так, чтобы выбраться не смогла.

Упёршись в мою грудь ладонями, шумно втягивает воздух ноздрями. Её карие глаза полыхают огнём. Она убить меня готова, сжечь заживо одним только взглядом.

– Чего тебе не хватало, Наташа? Почему ты меня бросила? – в груди болит, но сжимаю пальцы сильнее, сдавливаю талию тисками.

– Господи, да ты пьяный, – морщит нос. – Если хочешь поговорить на эту тему, то давай в другой раз. У меня был очень тяжёлый день, я устала и сейчас только хочу домой, к дочке.

– А я сейчас хочу… Тебя. – выдыхаю с болью. – Скажи мне, Наташа, что со мной не так? Почему ты меня променяла на "такую" жизнь?

Она не спешит отвечать. Лишь губы кусает, те самые, что не дают мне покоя. Наяву и во сне я тысячи раз видел эти губы, целовал их до покалывания где-то под рёбрами.

– Пожалуйста. Отпусти.

Шепчет, в глаза смотреть боится, поэтому её взгляд блуждает на моём подбородке.

Разжимаю тиски и, круто развернувшись, двигаюсь к входной двери. Поворачиваю замок на несколько оборотов, спиной чувствуя, как Наташа следит за каждым движением моей руки.

На всех окнах опускаю жалюзи. Убедившись, что с улицы теперь ничего не видно, достаю из кармана пачку сигарет и ключи от тачки, бросаю их на стол.

– Ты об этом пожалеешь, – предупреждающее качает головой, когда я лениво приближаюсь к тому месту, где оставил её пару минут назад. – Ты не можешь врываться ко мне в кофейню и вести себя, как дикарь.

– Почему нет?

Крепко обняв её за талию одной рукой, второй забираюсь под платье. Ладонью скольжу по бедру, глажу ногу. Кожа такая гладкая, упругая.

– Не нужно, – вяло сопротивляется, когда моя ладонь перемещается на ягодицу и сжимает округлое полушарие.

– Скажи, что не любишь, – прикусываю чувствительное место за ухом, – скажи, что ничего не чувствуешь… Сейчас. Скажи, милая.

Она что-то шепчет мне на ухо, но я уже ничего не разбираю. Ничего не хочу слышать, кроме её тяжёлого дыхания. Все границы стираются. Прошлое. Настоящее. Ни о чём не могу думать. Тормоза давно отказали. Последний предохранитель сгорел. В груди боль необъятная и Наташа – единственная анестезия. Нужна мне вопреки всему. Даже если потом дыра станет во много раз больше, чем футбольное поле.

В губы целую жадно. Пью все её вздохи и возможные колкие словечки, которые обязательно посыпятся, если сейчас не заткну её рот своим языком. Плавно перемещаемся по залу. Ничего не вижу вокруг, кроме её разгорячённого тела, прижимающего к моему, не менее горячему.

Не глядя, скидываю с ближайшего стола всё, что попадается под руку. Что-то падает на пол, разбивается, да и похрен. Толкаю Наташу к столу. Подхватив под ягодицами, отрываю от пола её тело и аккуратно укладываю на гладкую столешницу. Платье задираю до пояса. В глазах, как яркий фейерверк, взрывается. Красивые трусики, красные. На мгновение успеваю подумать, для кого она так расстаралась… Да пошло оно всё! Я просто приму её, проглочу, как чёртову таблетку обезболивающего. Один раз. И не думая ни о чём.

Радмир

– Милая. Любимая. Единственная, – шепчу между поцелуями, скользя губами по каждому сантиметру божественного тела.

– Подожди.

Игнорируя её просьбу, приспускаю бретельки на платье. Языком веду по плечу, очерчиваю плавный изгиб.

– Остановись. Стоп! Я не хочу так… – едва не хнычет, заставляя оторвать взгляд от соблазнительного кружева на лифчике. – Ты ко мне лезешь после другой.

– Я буду с защитой. Не волнуйся, – мочку уха прикусываю, зажимаю губами и втягиваю в себя.

– Но я не хочу! Не хочу так, понимаешь?

– Как ты хочешь, детка? – окей, я услышал и теперь жду, готовый хоть на полу, если только прикажет.

– Никак не хочу. Вообще! Я против случайных связей, – выливается на меня ушатом ледяной воды. – Я берегу своё здоровье и не хочу потом никаких проблем.

– Предлагаешь принести справку от венеролога? – усмехаюсь, но Наташа смотрит на меня со всей строгостью. – Ты сейчас серьёзно, Натали?

Пользуясь моим замешательством, поднимается со стола. Поправляет задравшееся платье. В мою сторону смотрит с опаской.

– Я не видела тебя полтора года, Радмир. Я не знаю, как ты жил. Не знаю, сколько было у тебя женщин после меня.

– Предоставить список? Или это в тебе сейчас бабское играет? Ревнуешь?

– Придурок, – оскорбление выплёвывает, хлестая больнее нагайки по спине. – Ты меня совсем не слышишь. Я. Не. Ревную. Тебя. Прошло время, мы стали другими и больше не можем вот так, как ты хочешь. Я себя не на помойке нашла, Радмир. Я уважаю и люблю себя. А ты… – грозит пальцем, – нихрена не понимаешь. Мне противно после всех твоих баб. Даже только думать противно!

Осаживает словами, наотмашь лупит фразами, заставляя пропускать удар за ударом.

– Браво, Натали! – хлопаю в ладоши. – Какой талант пропадает. Тебе на сцену нужно, в театр. Что ты из себя святую корчишь, праведница? Сама с моим отцом кувыркаешься, а сын, значит, не такой?

– Пошёл вон! – орёт на меня, рукой на дверь показывает. – Если ещё раз ко мне подойдёшь, то я выцарапаю тебе глаза.

Искры из её глаз сыпятся. На скулах желваки играет. И я уже жалею, что нагородил ей тут с три короба, но и она хороша! Вывела меня на эмоции, в душу залезла по самые локти. Встряхнула гадина.

Противно ей…

Если бы только знала, как мне самому всё осточертело! Каждый день на предыдущий похожий. Ночью только приходит спокойствие, во снах. Там она любит меня. Там у нас семья. Я счастлив только по ночам, а утром, с рассветом, в поту холодном просыпаюсь, потому что перед глазами те дни мелькают, когда она в реанимации была. Тогда я сам не свой был, думал, это конец. Ха! На самом деле это было начало конца, потому что когда Наташа ушла, я умер морально. Жизнь потеряла смысл без неё. И я не знаю, что нужно сделать, чтобы снова почувствовать себя живым, чтобы снова улыбаться и верить в чудеса…