Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 31

Подхожу ближе, внимательно всматриваюсь в испуганные и растерянные лица пехотинцев.

— Кто такие?

— Так это… четырнадцатая рота двести пятнадцатого пехотного полка, — нестройно отвечают пехотинцы.

Именно этот двести пятнадцатый пехотный Бузулукский полк и держит позиции перед нами.

— И что же вы тут делаете, братцы?

— Японец на нас попёр. Не знаем откуда. Будто из-под земли прыгнул. В окопы наши ворвались, ну и давай резать.

— А вы?

— А что мы… Их много. Ноги в руки взяли и бежать…

— И не стыдно говорить такое? — хмурюсь я. — Как прикажете понимать? Почему вы — русские солдаты, позорно сбежали, бросив свои позиции? Эх вы, аники-воины!

Солдаты мрачнеют и низко склоняют головы. Отвечать никому не хочется.

— Значит так, временно поступаете в моё распоряжение, — начинаю командовать я. — Все остались без оружия?

— Так точно!

— Лукашин, — перевожу взгляд на казака.

— Слушаюсь!

— Выдай этим горемыкам хоть что-то — ножи, кинжалы, топоры, лопаты… Пусть идут с нами окопы обратно отбивать. Авось и оружие вернуть удастся.

— Нельзя вам туда, вашбродь, — говорит за всех немолодой пехотинец с рябым лицом.

— Интересно, почему?

— Сами погибните и других положите. Япошек там тьма-тьмущая, а ещё среди них есть один косматый такой — всё огнём из пасти хлещет, до головешек людей жгёт.

Так-так, похоже, здесь не обошлось без очередного представителя демонического племени. Причём, думаю, он не один. И атаку на наши окопы кто-то прикрывал магической завесой: вряд ли пехота тупо проспала вражеский накат.

— Японцы за вами гнались?

— Никак нет. Окопы заняли, укрепляются.

Видимо, по каким-то соображениям развивать успех не хотят. С другой стороны — правильно. Если берёшь нахрапом, рано или поздно, а скорее всего рано — получишь по зубам. Так что лучше довольствоваться тем, что имеешь, а имеют они уже довольно много: весь передок под ними.

В голову приходит не самая плохая идея. Иду к Власьеву.

— Господин мичман…

— Да, господин штабс-ротмистр! — с готовностью отвечает он.

— Можете взять бинокль и отправиться вместе со мной на рекогносцировку?

— Разумеется.

В сопровождении охраны выдвигаемся вперёд. Большую часть дороги преодолеваем перебежками, когда до занятых японцами линий укреплений остаётся с с версту, начинаем ползти.

Не хочу лишний раз тревожить неприятеля. Пусть думает, что у нас паника и нам пока нет до него дела.

Впереди глубокая воронка от снаряда, переползаем в неё, достаём бинокли и осматриваем бывшие позиции двести пятнадцатого полка. Окопы действительно кишат японцами. Наших не видать, хочется верить, что их взяли в плен, а не положили. Всё-таки жаль мужиков.

В противном случае тут нашла погибель целая рота.

— Как думаете — реально накрыть позиции из ваших миномётов? — спрашиваю у мичмана.

Тот еле слышно шевелит губами, что-то прикидывая.

— Думаю, да. Только придётся подтащить миномёты поближе.

— Тогда постарайтесь накидать неприятелю посильнее. Если повезёт, они сами бросят окопы.

— А если нет?

— Тогда будем штурмовать. В любом случае, если накроете окопы, нам будет легче.

— А может стоит дождаться подмоги?

— Откуда? У нас практически нет резерва, заткнём эту дыру, значит, появится другая. Нет уж, придётся брать дело в свои руки.

Возвращаемся в деревню.

Сразу натыкаюсь на возбуждённого Гиляровского. От волнения тот переходит на официальный тон.

— Господин штабс-ротмистр, я так понимаю, вы намерены отбить наши окопы у японцев. Дозвольте и мне, старому охотнику, принять в этом посильное участие.

— Владимир Алексеевич, вы не мой подчинённый, я не имею права вам приказывать…

— Но я солдат, пусть даже в прошлом. Неужели вы позволите мне стоять, сложа руки, пока другие будут сражаться⁈ — восклицает он.

Я понимаю, что если откажу ему — нанесу смертельную обиду. И всё же — это Гиляровский! Если, не приведи господь, погибнет — мне этого не простят! Да я сам себе не прощу!

И потому замечаю:

— У вас даже оружия нет!

— Прошу вас — дайте мне его. А если не дадите — пойду с голыми руками. Меня не остановишь! — упрямо заявляет он.

— Хорошо, Владимир Алексеевич. У меня действительно каждый штык на счету. Оружие я вам дам, — протягиваю ему свой револьвер. — Только, пожалуйста, берегите себя.

— Не извольте волноваться! У меня ещё масса планов на будущее!

Собираю маленький штаб, где быстро излагаю диспозицию. План простой: японцы не знают, что у нас есть несколько лёгких миномётов. Устанавливаем их на тачанки. Отряд Власьева подкатывает на максимальную дистанцию выстрела — полверсты. Ближе не надо — миномёты надо беречь, не ровён час — японцы заметят и откроют огонь.

Делает пристрелочный залп, корректируется и начинает хреначить по окопам.

И почти сразу в атаку идёт штурмовой взвод, который подвезу поближе на телегах. Не будем надеяться на случай и на то, что японцы после миномётного обстрела сдрейфят и бросят окопы.

Само собой, я иду в атаку вместе со штурмами. Заодно и посмотрим на выучку бойцов.

Для усиления штурмовиков забираю отделение из разведвзвода. Думаю, что делать с горемыками-пехотинцами, но то ли казаки провели с ними профилактическую беседу, то ли совесть взыграла, но все до одного вызываются охотниками на штурм.

Итого бойцов семьдесят-семьдесят пять наберётся.

По идее хватит. Больше людей не надо, будем только мешать в тесной линии окопов.

Чуть не забыл в горячке известить соседей о вражеском прорыве. Отправляю двух вестовых из числа молодого пополнения, но посообразительнее. Одного в эскадрон к Шамхалову, другого — к Коломнину: дал бог с ним соседствовать. Хотя после того, как я спас ему жизнь, ротмистр ко мне помягчел.

Велю вестовым передать Шамхалову и Коломнину, что велика вероятность, что японцы накапливают силы именно перед моими позициями, чтобы попытаться двинуть прорыв дальше узким клином, не затрагивая соседей. Но всё же пусть оба будут начеку.

— Всё ясно?

— Так точно!

— Тогда с богом!

Последние наставления Цирусу

Бегу догонять свою штурмовую группу: впереди тачанки с миномётами, сзади телеги с полусотней штурмовиков. Рядом с телегами гигантскими шагами меряет дорогу Горощеня — Лихо одноглазое, станковый «гочкис», словно простая винтовка подпрыгивает у него на плече.

— Горощеня! Почему не на телеге?

— Мне пешшу зручней, вашбродь[1].

— Ну гляди… Кузьма! Лукашина ко мне!

— Которого, вашбродь? — чем хорош Кузьма, всегда под рукой и при этом не мозолит глаза.

— Тимофея.

— Бу-сде! (Будет сделано!) — миг и верного барабашки след простыл.

Поправляю на плече подарочек от Маннергейма — датский ручник системы Мадсена.

Ага, вот и Тимофей.

— Вызывали, вашбродь?

— Ты скольким вражинам зараз можешь глаза отвести?

— Это смотря на скольки шагах?

— На полусотне шагов?

Тимофей что-то прикидывает про себя:

— Паре сотен отведу. Больше никак, вашбродь…

Эх, маловато, ну, да за неимением гербовой будем писать на простой.

— Держись рядом со мной. Кузьма!

— Я, вашбродь!

— Вольноопределяющегося Аннибала ко мне!

— Слушаюсь!

Скоробут порскает прочь, только сапоги сверкают.

Пока ординарец выполняет мой приказ, добегаю до тачанок.

— Господин мичман, вы захватили мой бомбомёт?

— Конечно, господин штабс-ротмистр, — Власьев хлопает ладонью по длинному свёртку.

— К нему есть противодемонические заряды?

— Пара штук.

— Давайте сюда…

— Как же вы с двумя э-э… вундервафлями собираетесь управляться? У вас же ручной пулемёт.

— Поделюсь им с одним из подчинённых.

— А мины вы в карманах потащите?

Н-да… Мичман прав.

— Ваши благородия, можно из верёвки справу смастрячить, — встревает в разговор Жалдырин.